— Не важно, ты или не ты, а выйти я прошу тебя!
— А я не пойду.
— Хорошо. Я не буду продолжать урок до тех пор, пока ты не уйдешь из класса.
Парамонов молчал.
— Значит, как: ты или я, кому уходить? — спросила Ирина Николаевна и взглянула на часы; до конца урока оставалось три минуты.
Парамонов, насупившись, водил указательным пальцем по парте.
— Выходи, Парамонов! — зашептали со всех сторон ребята.
А Петя Маркин, сидевший сзади Парамонова, даже ткнул его линейкой в спину. Но Парамонов не двигался.
Ирина Николаевна спокойно закрыла свой портфель и, сказав: «До свиданья, ребята», вышла из класса. Это был маневр. По ее расчету, класс не мог равнодушно отнестись к этому факту.
И сразу же в коридоре зазвенел звонок.
— А как же, Ирина Николаевна, рукопись — нашли ее? — крикнул кто-то вслед.
Но учительница не услыхала этого вопроса.
С минуту все молчали, потом вдруг взревели:
— Иди, Парамонов, немедленно извиняйся!
— Ребята, тащите его за шиворот отсюда!
— Выгнать Парамонова из пионеров! — вдруг закричал Димка. — Такой интересный урок сорвал! Он всегда нам свинью подкладывает!
— Но, но! Полегче в формулировках! — сказал Парамонов.
Он вытащил из парты книжки и тетради, засунул их за пояс штанов и пошел из класса. За ним поднялся с парты Федя Горшков.
Проходя мимо Димки, Горшков тихо сказал:
— Сознательный стал, да? Допоешься у нас!
— Ничего, как бы ты не запел вместе с Парамоновым, — ответил Димка и обратился к Толе: — Знаешь, давай сейчас созовем совет отряда, а?
— А что дальше?
— Примем меры!
— Какие? — спросил Толя. — Что с ним сделаешь? Лучше, я считаю, с ним надо по-мирному.
— А мне кажется, что его нечего уговаривать. Мы его уже окружали вниманием, а он как был, так и остался! И, главное, он Горшкова сбивает. Надо нам к Парамонову сходить домой.
— А я говорю — подождем. Ты что хочешь, чтобы он нам всем за это обследование сальто через лестницу устроил?
— Надо быть принципиальным и решительным. Вот возьми семьсот тридцать девятую школу…
— Знаю, знаю, что ты хочешь сказать! — перебил Толя. — Что там нет ни одного второгодника. Ну так что ж? Это может быть в женской школе, а в мужской никогда не будет.
— Почему?
— За это все данные: девчонки тихие, а ребята буйные!
— Скажите, какой теоретик! Я тебе, как председателю совета отряда, советую…
— Ну, знаешь ли, без твоего ума проживу! Как говорится, не лезь поперед батьки в пекло, а по-русски — не суйся, куда не просят.
— Это мое дело — соваться или не соваться. А ты тряпка!
— Сам ты швабра! И отойди от моей парты!
— А это твоя, что ли, парта?
Димка случайно заглянул в раскрытую Толину тетрадь и увидел в ней нотные линейки. Сверху стояло: «Весенний этюд. Посвящается Ане С.».
От такого открытия Димка прямо окаменел. «Вот, оказывается, чем он на уроке занимался!» Но Толе он ничего не сказал.
Ане открыла дверь сама Зина Туманова. Она стояла в коридоре в голубом халатике с розовыми цветами и в туфлях на босу ногу.
Из кухни в коридор выглянула Зинина мама, Любовь Александровна, полная, высокая женщина. В одной руке она держала терку, в другой — морковку.
— Зина! В коридоре дикий холод! Иди немедленно в постель, а то я сейчас же позвоню папе!
— Ты что, опять заболела? — спросила Аня.
— Заболела, — вздохнула Зина. — Я проснулась, а папа говорит, что у меня нездоровый вид и я кашляла во сне. Вот меня и оставили дома. С моими родителями лучше не спорить.
Зина повернулась и пошла в комнату, шлепая туфлями.
— Не смей грубить маме! — сказала ей вдогонку Любовь Александровна и, обиженно поджав губы, захлопнула за собой кухонную дверь.
Из-за двери слышалось:
— Волнуешься, смотришь за ней, а вместо ответной любви — сплошная нечуткость!
Зина была в семье единственным ребенком, и мать и отец в ней души не чаяли. Иван Петрович Туманов, инженер, для своей дочери делал все, что она только пожелает. Захотелось ей новое платье — шьется новое платье. Захотелось учиться музыке — покупается пианино.
А Любовь Александровна из своих рук просто Зину не выпускала. «Ах, если ты сегодня не наденешь калоши, то у меня будет целый день болеть голова… Зинусик, не читай лежа — это вредно… Дочка, иди выпей помидорного сока — это полезно», — с утра до вечера слышала Зина около себя хлопотливый мамин голос и подчинялась ему…
Аня повесила пальто, натянула чуть спустившийся чулок и вдруг оглянулась.
Странное дело: коридор пуст, а почему-то показалось, что за спиной кто-то стоит.
Ане даже стало как-то не по себе, так она ясно ощутила чей-то взгляд и даже дыхание. И, собственно говоря, смотреть было совсем неоткуда. Четыре высокие коричневые двери, выходящие в коридор, были наглухо закрыты. Правда, в последней двери, ближе к выходу на лестницу, чернело круглое отверстие, вероятно оставшееся после французского замка. Но кому в голову придет смотреть в эту дырку?
«Показалось!» — решила Аня и вошла в комнату.
— Ну, что нового в классе? — сказала Зина, ложась в постель.
— А тебе хочется, чтоб каждый день приключения были? — Аня пододвинула к постели стул.
Послышалось ритмичное постукивание, будто кто-то отбивал азбуку Морзе. Зина лежала около батареи парового отопления, и стук этот исходил от радиатора.
— Тише! — Зина схватила Аню за руку и начала по слогам переводить: — «Кто у те-бя си-дит?»
Тут она весело подмигнула Ане и, взяв линейку, лежавшую на столике возле кровати, поспешно застучала по батарее.
— При-я-тель-ни-ца, — прошептала она в такт своему стуку. — Мы бу-дем за-ни-мать-ся. А что?
Секунду спустя пришел ответ:
«Дай мне нитку с иголкой. У меня мяч разорвался».
«Приходи», — постучала Зина.
— Кто это? — удивилась Аня.
— Сейчас увидишь.
Через минуту на пороге Зининой комнаты появился Юра Парамонов. Он был в майке-безрукавке, в коричневых спортивных штанах и бутсах. Бросив быстрый взгляд на Аню, он прямо направился к туалетному столику Любови Александровны и из маленькой подушечки выдернул самую толстую иглу.
— Скоро принесу, — буркнул он и, ни на кого не глядя, вышел из комнаты.
— Сосед? — спросила Аня.
— Ага. Он у себя в комнате в футбол играет. Сейчас зашьет мяч, и сама все услышишь. Это ужас! — скороговоркой прошептала Зина.
И, словно в подтверждение этих слов, минут через пять Юра забухал в стенку. Ударив несколько раз мячом, да так, что на зеркальном серванте около стены зазвенели рюмки. Юра принес обратно иглу.
— Спасибо, зашил. — Он на секунду задержался в дверях. — Значит, заниматься будете? А я не помешаю? Может быть, вам вреден шум?
— Юра, — раздался из кухни голос Любови Александровны, — не мешай девочкам разговорами!
— Уже откликнулась! — довольно сказал Парамонов, будто только что провел успешный опыт, и ногой толкнул дверь.
Девочки начали заниматься. Зина полусидела на подушках.
Аня рассказывала все, что сегодня на уроке истории говорил Александр Петрович. Она все схватывала на лету и почти до слова могла повторить рассказ учителя о крестоносцах.
Зина внимательно следила за ней. Это внимание как-то подбадривало. Ане казалось, что Юра Парамонов вот-вот начнет свой комнатный матч, но странно — в стенку никто не бухал.
Особенно приятно Ане стало, когда Зина после объяснения по физике, немного помучившись, самостоятельно решила задачку.
Ане пришла в голову мысль, что, пожалуй, это очень интересно быть учителем. Вот Зинка решила только одну задачку, а уже радуется, как маленькая. А ведь как, наверно, трудно научить малышей-первоклассников держать в руках перо, правильно произносить слова…
Но вот Зина бросила карандаш и потянулась:
— Аня, а как идут репетиции? Димка ходит?
— Ходит.
— А Толя?
— Нет.
— А знаешь, этот наш Юрка вместе с Димой и Толей учится.
— Они были здесь?
— Ребята не приходили, а вот учительница была. Юрка от нее прятался. Он сюда к нам недавно переехал. В нашей квартире его бабка живет. Однажды я прихожу домой, гляжу — в коридоре мальчишка! Я ему говорю: «Ты откуда?» А он: «От верблюда!» Смешной! Ему родители деньги присылают на обеды, а они вдвоем с Горшковым — это его приятель — покупают мороженое, пирожное, все это толкут в сгущенном молоке, добавляют зачем-то клюкву и так едят. А бабку он совсем не боится…
После занятий Любовь Александровна накормила девочек обедом, и Аня стала собираться. Несмотря на протесты мамы, Зина вышла в коридор проводить подругу.
И в этот раз, когда Аня стояла около вешалки, ей снова показалось, будто кто-то на нее смотрит.
Надев пальто, Аня на цыпочках подошла к той двери, в которой чернело круглое отверстие от французского замка, и осторожно заглянула в него.
