Когда сбежали с лестницы, стремительно умчавшейся из-под ног куда-то внутрь, мать с дочерью остановились пораженные.
— Как в МХАТе «На дне», — прошептала наконец Антошка
— Нет, страшнее, — отозвалась Елизавета Карповна.
Вдоль всей платформы тянулись в три яруса нары, сбитые из необструганных досок. Для пассажиров оставалась длинная узкая полоса по краю платформы. На нарах лежали, сидели, спали, читали и играли в карты люди. Много женщин с маленькими детьми. На одной нижней наре спал старик, выставив голые ноги с растрескавшимися пятками. Он был прикрыт одеялом, сшитым из газет «Таймс». Струя воздуха из вентилятора шевелила грязные куски бумаги.
Почему люди спят здесь? Ведь те страшные бомбардировки были два года назад, почему станция метро превращена в ночлежный дом?
Елизавета Карповна подошла к женщине, кормящей грудного ребенка.
— Вы здесь живете?
— Да, миссис. — И, увидев в глазах иностранки живое участие, а не простое любопытство, пояснила: — Наши дома разбомбили, и муниципалитет разрешил жить в метро, пока не построят новые. Сейчас это даже к лучшему. Стали налетать «Фау-2», а здесь хорошо: тепло и безопасно. Правда, неудобно с ребенком, но бог милостив. Кончится война, и нам построят новый дом. Наш папа вернется — может быть, уцелеет. Все должно кончиться хорошо, миссис, бог милостив.
Антошка стояла и издали хмуро наблюдала. «Бог милостив» — стало быть, так и должно быть?
— Мама, почему такая покорность? — спросила она подошедшую мать.
— Нет, Антошка, это не покорность, это мужество. Фашисты сумели уничтожить миллионы домов, но они не уничтожили дух этого народа, не поставили его на колени.
На всех станциях метро была такая же картина. Пассажиры входили, выходили, словно не замечая этих нар, не слышали плачущих детей, и это не было безразличием, равнодушием к судьбе потерявших очаг людей. Это было пониманием, и пассажиры метро старались создать как бы перегородку между воющими и скрежещущими поездами и спящими на нарах людьми. Пассажиры метро — это трудовые люди; многие из них сами ехали ночевать на какую-то станцию. Богатые, равнодушные не пользуются метрополитеном: они ездят в собственных машинах…
В ведомстве военно-морского флота пожимали плечами, разводили руками, отсылали из комнаты в комнату. Идя по коридору, Елизавета Карповна с Антошкой услышали русскую речь. Навстречу им шли двое мужчин в штатском. Одного из них Елизавета Карповна где-то встречала. Подойдя к ним вплотную, она наконец вспомнила — старший из них, с седым ежиком на голове, был дипкурьер Алексей Антонович.
— Здравствуйте, Алексей Антонович! — обратилась к нему Елизавета Карповна.
Мужчины остановились. Алексей Антонович зорко посмотрел на женщину, стараясь вспомнить, где он мог с ней встречаться.
— Я жена бывшего работника Торгпредства в Швеции Васильева.
— А-а, — вспомнил и Алексей Антонович, — вы были врачом посольства и даже как-то лечили меня от гриппа. Вы работаете теперь в Лондоне?
— Нет, мы едем домой… Вы не скажете, к кому нам надо обратиться, чтобы получить место на корабле, который уходит с конвоем в Мурманск?
Алексей Антонович представил своего помощника — Василия Сергеевича, молодого человека с фигурой атлета.
— Ну что ж, Вася, пойдем похлопочем. Может, что и выйдет.
Зашагали по длинным коридорам, постучали в одну из многочисленных дверей.
— Мистер Паррот, — обратился Алексей Антонович к капитану третьего ранга, — мы очень просили бы вас взять еще двух пассажиров. Это наши соотечественники, жена советского офицера миссис Васильева и ее дочь.
Мистер Паррот, холеный, чисто выбритый, при виде женщин встал и предложил им сесть.
— К сожалению, это совершенно невозможно. Я не имею права взять женщин на миноносец.
— Но, мистер Паррот, ведь сейчас военное время, а миссис Васильева врач, почти мужчина, а ее дочь еще ребенок.
— Если бы я и согласился взять, команда корабля поднимет бунт.
— Но вы объясните им, что миссис Васильева не просто врач, а военный врач, она едет на фронт.
— О, я преклоняюсь перед женщинами, которые разделяют с нами, солдатами, военные тяготы. Но я не могу нарушать традиции. Для того чтобы вступить на борт военного корабля, женщина должна быть по меньшей мере королевой.
«Даже если король Георг Шестой…» — шептала про себя Антошка.
Алексей Антонович решил не уступать, он был настойчив:
— Мистер Паррот, тогда придумайте что-нибудь, чтобы наших женщин взяли на транспорт.
— Это другое дело, — облегченно вздохнул офицер. — Капитан парохода тоже не будет в восторге, но транспорт — это гражданский корабль, и он, я думаю, не откажет, если только у него найдется свободная каюта.
— В крайнем случае, посыплет следы наших женщин солью, — сказал Алексей Антонович, — говорят, это помогает.
Мистер Паррот набрал номер телефона.
— Хэлло, мистер Макдоннел, у вас есть свободная каюта?.. Да? Отлично. Большая просьба к вам взять двух пассажиров, русского военного врача с дочкой. Да… Нет, врач тоже женщина. Да, да, я понимаю, но очень просят за них из Советского посольства, и у них есть письмо от нашего военного атташе в Стокгольме… Олл райт! Благодарю. Они прибудут к вам.
— Итак, все в порядке, — сказал капитан, кладя трубку на место. — Вы пойдете на транспортном судне. Мы вас будем охранять. О времени отправки конвоя вам сообщат в вашем консульстве. Вы скажете, что капитан Макдоннел согласился взять вас на свой пароход.
— А вдруг капитан откажется, тоже потребует, чтобы мы стали по крайней мере королевами? — усомнилась Антошка, когда они вчетвером вышли из морского ведомства.
— Нет, англичане умеют держать свое слово, — возразил Алексей Антонович.
— А с открытием второго фронта слова не сдержали?
— Это дело большой политики. Политические деятели зависят от своих капиталистов, а у капиталистов нет, как известно, ни совести, ни чести.
— А зачем капитан будет посыпать наши следы солью? — допрашивала Антошка.
— Мы тоже плюем три раза через левое плечо, чтобы не сглазить, — ответил Алексей Антонович. — Мы можем вас подвезти, здесь посольская машина.
Василий Сергеевич попросил подъехать в один магазин, где ему обещали достать куклу.
— Для моей Ленки, — объяснил он. — Ей три года, и она с мамой в Куйбышеве, в эвакуации.
— Вы насовсем в Москву? — спросила Антошка Алексея Антоновича.
— Нет. Приедем — и снова в путь.
— Опять сюда?
— Куда пошлют. Мы вечные странники, а попросту говоря — почтальоны, ездим, плаваем, летаем. Вперед-назад, вперед-назад, — усмехнулся Алексей Антонович и погладил Антошку по голове. — Хорошие у тебя косы, береги их.
Антошка поняла, что Алексей Антонович и Василий Сергеевич дипломатические курьеры. Она вспомнила, с каким нетерпением ждали приезда дипкурьеров в Швецию, а они во время войны приезжали всего раз в несколько месяцев. Кроме дипломатической почты, они привозили и письма от родных. Сама Александра Михайловна проверяла, какая комната приготовлена для дипкурьеров и как они отдыхают после своего нелегкого пути.
…Советский дипломатический курьер!
Человек, которому правительство доверяет доставку важной государственной почты советским представительствам и от советских представительств в Москву.
Их всегда двое — старший и его помощник, два товарища, два солдата. Вы их можете увидеть на перроне железнодорожного вокзала или в аэропорту, на пристани морского порта — двух элегантных путешественников с тяжелыми портфелями в руках. Их можно принять за деловых людей, и за ученых, и за писателей. Они занимают удобную, комфортабельную каюту или купе первого класса, уютно располагаются в креслах, читают газеты, журналы, книги. Бодрствуют вместе, спят по очереди, охраняя сон товарища и почту. Взглянув на этих веселых, уверенных в себе людей, вы не заметите большого напряжения, в котором находятся оба, пока в их руках почта, пока они не сдадут ее в посольство или в Министерство иностранных дел в Москве.
За границей вы никогда не увидите их в ресторане, в кафе или у киоска с фруктовыми водами. Они избегают есть и пить из чужих рук, чтобы враг не подсунул им яд или снотворное.
Ни одна профессия, кажется, не требует такого совершенства и гармонии физических, умственных и нравственных качеств человека, как профессия дипкурьера.
Дипкурьер должен многое уметь!
Уметь владеть собой в любой морской шторм и длительную болтанку в воздухе, легко переносить климат как полярный, так и субтропический, туманную погоду Лондона и разреженный, бедный кислородом воздух высокогорного Мехико, бодрствовать сутками подряд, чутко спать «на одно ухо», отлично слышать, зорко видеть, молниеносно реагировать на опасность, обладать железными нервами.
