минут в выходные дни и каждый час в будни. Осенью, зимой и весной он ездит четыре раза в сутки. Те из отдыхающих, которые приезжают сюда впервые, с некоторым недоумением и завистью замечают, что для жителей Косы тариф на проезд в этом автобусе чуть ли не в три раза меньше, чем для обычных пассажиров. Но большую часть года отдыхающих здесь нет или почти нет. Продуваемый всеми ветрами лоскуток песчаной болотистой земли, пытающийся оторваться от своего материка, раскачивается в лобовом стекле автобуса Ивана Матвеевича. Он смотрит в боковое зеркало заднего вида. Никого. Ан нет. Дети машут рукой. Снова опоздали, засранцы. Он тормозит и дает задний ход.
Дети Косы пошли в школу. Их немного на Косе. То есть детей, которые в принципе могут пойти в школу. А те, которые есть, отмечены какой-то единой печатью самоуглубленности и печали, разбавленной прозрачными светлыми тонами легкого улыбчивого идиотизма. Интересно, он вообще свойствен детям, думает водила, или это у наших детей от ветра? Говорят же, что ветер мозги выдувает. У взрослых не так заметно, потому что взрослые-то почти всегда и без ветра не в себе. А вот в детях отчего-то так ясно все замечается.
Привет, ребятки, говорит Иван Матвеевич детям, которые с улыбками заскакивают в салон и стремятся занять лучшие, на их взгляд, места. Здравствуйте, Иван Матвеевич, говорит высокая худенькая девочка Марина, как ваши дела? Иван Матвеевич никак не может привыкнуть к ее вопросам. Слушайте, думает он, ей-богу, в девять лет разве можно задавать вопросы о делах водителю автобуса? Ведь мы, в сущности, совсем незнакомы. С одной стороны, вроде бы и ничего странного. Но, с другой стороны, что-то тут отчетливо не так.
Дела ничего, стараясь казаться веселым и бодрым, отвечает Иван Матвеевич, а вот вы почему опаздываете?! А если бы не я был на смене?! Другой бы ни за что не остановился! Вы же знаете, это только я такой добрый! Знаем, кивает Марина, и по ее ответу нельзя понять, что она на самом деле знает, а чего нет. Она отводит взгляд черных глаз и, покачиваясь, проходит по салону, садится в самом конце.
Дети рассаживаются и молчат. Смотрят в окна так жадно, как будто никогда не видели ни Среднюю Косу, медленно уходящую вдаль в зеркале заднего вида, ни птиц, которые стоят у самого берега и чего-то ждут, глядя на восход. Это цапли. В этом году их прилетело на Косу несколько тысяч. Вообще они гнездятся на островах к западу, но вот уже несколько дней живут здесь. Пошел бычок. Цапли едят бычка. Бакланы едят бычка, нырки, чайки, утки, люди едят бычка. Даже бычок ест бычка.
Спасибо, говорит Марина. Спасибо, говорят некоторые дети и соскакивают с высокой ступеньки автобуса. Некоторые ничего не говорят. Просто прыгают вниз и бегут прямо по широкой улице. Справа за пансионатом стоит двухэтажная школа.
Обеденным рейсом в пятнадцать пятнадцать он увозит детей обратно на Косу. На Косу в это время едут немногие. Только те, кто работает на материке, в городе или за ним. Но таких очень мало, почти никого. Коса дает работу и пристанище всем, кто хочет. Зачем куда-то ездить, если с утра до вечера в любую погоду стучат молотки и визжат пилы на Ближней и Средней Косе? Идет ремонт старых пансионатов, строительство частных кемпингов и гостиниц. Огромные “Мазы” возят гранит для укрепления берегов. Штормы этого года сильно подмыли узкое основание Косы, похожее на бутылочное горлышко или, скорее, уточняет про себя Иван Матвеевич, на ножку рюмки. В сентябре по ширине оно составило всего пятьдесят два метра. Мэрия бьет тревогу. Едва хватает для дороги. Вот взялись укреплять.
А штормы продолжают бушевать. Странно. Обычно они начинаются чуть позже, в октябре—ноябре. И дальше в зиму. А сейчас сентябрь, относительно теплый и ветреный сентябрь, еще не время…
Спасибо, говорят дети. Отъезжая, Иван Матвеевич видит, как они какое-то время стоят на остановке, неспешно и вдумчиво что-то обсуждая. Потом расходятся в разные стороны. Кажется, всего одна улица. Но проходит пара секунд — и сколько бы ты народа ни высадил на остановке, он пропадает без следа, будто и не было никого. Только, казалось бы, минуту назад шумел народ, вонял пивом, водкой и бычками, размахивал руками, ругался и кричал, пел песни, матерился и разговаривал о политике. И вот уже снова тишина, пустота, солнце, ветер. Через боковое окошко порывами задувает запахи разогретого асфальта и гранита, моря, болота, строительного мусора, щебенки, мокрой земли. А чем ближе к Дальней Косе, тем явственней чистый запах птиц и трав, родников и заводей, осоки и камыша, и снова ветра и солнца. Запахи свободы и забвения.
Иван Матвеевич мог бы уже пойти на пенсию, но он не хочет. Страшно оказаться без постоянного заработка. Он привык к живой копейке. Хотя и огородец имеется небольшой, и садик, и три теплички, которые ежегодно дают совсем недурственный приработок, — все равно это все не то, думает Иван Матвеевич. Ему нужны дорога, коса, уходящая по дуге на двадцать три километра на юго-запад от материка, запах моря, мрачные, не взрослеющие из года в год дети. А ведь придется скоро уходить, внезапно думает он вслух, может быть, еще до наступления зимы. Тормозит, распахивает настежь все двери.
Конечная, объявляет он двум заснувшим работягам-алкашам. Проверяет наличие сигарет и кошелька в кармане, выскакивает из кабины, закуривает, смотрит в небо.
Да, придется уходить. И все из-за головы. Собственно, даже не столько голова беспокоит Ивана Матвеевича, сколько память, которая, по его расчетам, расположена где-то в ней. Но где? Ее бы достать, разобрать, промыть бензином, прочистить, протереть сухой тряпкой, смазать солидолом. И была бы как новая, думает он.
Мне бутылку кваса и мороженое, говорит он заспанной молоденькой продавщице пустого просторного магазина на конечной остановке. “Дальняя Коса” — написано над входом, белой пластиковой дверью с узким желтым стеклом посередине. Видно, за последние несколько часов из покупателей он единственный. Они с продавщицей друг друга знают, конечно. Так давно знают, что Ивану Матвеевичу даже не хочется думать о том, сколько именно лет. Скорее всего, он возил ее в свое время из дома в школу, из школы домой. Потом в училище и обратно. Если она, конечно, закончила что-нибудь, кроме восьмилетки. Потом в город к городским парням возил. И обратно привозил пьяную, пахнущую табаком и спермой, разболтанную и развязную. Часто плачущую во хмелю. Несчастную, горькую, невыносимо доверчивую девочку, родившуюся на Косе.
