Ознакомительная версия.
В семье у Вити был очень широкий воспитательный диапазон. На любой вкус.
Мама Любы Кукарековой вызвала сына Толика Кукарекова и спросила:
— Кто этот Жаб Жабыч?
По своей привычке на всякий случай врать Толик ответил:
— Не знаю.
Опытная мама Нина Сергеевна дала ему подзатыльник, и он сразу сказал правду:
— Это такая большая говорящая лягушка, которая жила у Устиновых. Ее фотограф Стенькин украл.
Даже говоря чистую правду, Толик Кукареков не умел говорить чистую правду. Он не сказал о том, что они крали Жаб Жабыча вместе. Потому что идея ехать в Ялту зарабатывать миллионы принадлежала именно ему, Толику.
Короче, ровно через полчаса все родители встретились в кабинете у инспектора Пистолетова.
— У нас пропали дети. Вот, посмотрите это письмо.
Они показали письмо от Жаб Жабыча, пришедшее из холодного солнечного Крыма.
— А где конверт с адресом? — спросил инспектор.
Конверта не было. Очевидно, конверт ребята взяли с собой.
— Что вы можете предложить? — наседали родители.
— А что я могу предложить? — сказал отважный Пистолетов. — Командируйте меня в Ялту!
Родители переглянулись.
— Какой вы хитрый! — сказал папа Вити Верхотурцева. — В Ялту я и сам могу поехать.
— Вот и поезжайте, — согласился инспектор.
— А если там мафия? — передумал Верхотурцев-папа.
— Тогда командируйте меня.
Пришлось на это согласиться. Конечно, в Ялте больше пользы будет от тренированного милицейского инспектора с пистолетом, чем от неспортивного родителя Верхотурцева с его ремнем.
В этот же вечер командированный Иван Пистолетов вылетел в Крым, имея в кармане фотографии троих детей в разных видах и одну фотографию Жаб Жабыча в фас, которую ему выдали в паспортном столе милиции.
Глава тринадцатая
Автостопом по европам
Три наших мушкетера, а вернее, два мушкетера и одна госпожа Бонасье повышенной активности при помощи разных автобусов и маршрутных такси сумели-таки выбраться на Симферопольское шоссе.
Они начали голосовать. Первой к ним подъехала роскошная иномарка: то ли «Вольво», то ли «Мерс», то ли «Зил-112».
— Садимся! — радостно закричал Владик Устинов.
— Ни за что! — осадила его Кукарекова Люба. — Ошибка номер один. Ты что, не знаешь, кто ездит в «мерседесах»?
— И кто же в них ездит? — спросил из окна мордастый, коротко стриженный водитель. Он был такой мордастый, что еле пролезал в окно.
— Всякие типы, — ответила ему смелая Люба. — С которыми лучше не связываться!
— А мне кажется, лучше с такой, как ты, не связываться! — сказал обиженный мордастик и через секунду скрылся за горизонтом.
Следующим к ним подъехал мощный грузовик — то ли «Зил», то ли «КамАЗ».
— Нет, на этот мы никогда не сядем, — сказал Владик.
— Именно на этом мы и поедем, — возразила ему Люба.
— Вам куда, молодые люди? — спросил пожилой брезентовый шофер.
— Нам в Ялту! — закричал неопытный Витя Верхотурцев.
— Так далеко я не езжу, — сказал шофер и с рычанием пополз за горизонт.
— Ошибка номер два, — сказала Люба. — Никогда не надо называть все расстояние. Мы едем до ближайшего населенного пункта.
И вот наконец еще один «КамАЗ».
— Вам далеко? — спросил пожилой помятый шофер в меховой кепке.
— Нам до Тулы, — сказала Люба Кукарекова.
— Садитесь, — предложил шофер, — подвезу. Вы куда едете?
— Не куда, а откуда, — поправила его Люба. — Мы из Москвы едем. Мы в музей ходили.
— В какой такой музей? — спросил водитель.
— В Третьяковскую галерею, картины смотрели, — ответила за всех Люба-путешественница.
Подавленные путешественническим интеллектом Любы, Владик и Витя помалкивали.
— А есть там такая картина «Иван Грозный убивает своего сына»? — спросил шофер.
— Есть, — ответила Люба. — Конечно, есть.
— Я ее никогда не видел. И как же он его убивает?
— Молотком, — ответила Люба. — Он хотел картину повесить на стену, молотком замахнулся. А сын сзади стоял. Он как треснет. Вот сыну и досталось.
— А мне кто-то говорил, что он его посохом убивает.
— Верно, верно, — спохватилась Люба. — Он хотел посохом муху убить на стене, как размахнулся! А сын сзади стоял.
Водитель некоторое время молчал, переживая услышанное. Потом снова спросил:
— А вот такую картину «Грачи прилетели» вы видели?
— А как же, — ответила Люба, — конечно, видели. Там весна нарисована.
— Это художник Саврасов нарисовал, — вмешался грамотный Владик. — Он хорошо природу понимал.
— А правда, что это его последняя картина, что он больше ничего в жизни не нарисовал? — спросил шофер.
— Как не нарисовал, — обиделась за художника Люба. — Еще как нарисовал! У него еще есть картина «Грачи улетели». Там все то же самое, только грачей уже нет.
Так за разговорами они проехали Тулу.
— Ой, — спохватился водитель, — мы же Тулу пропустили.
— А какая следующая остановка? — спросила Люба.
— Курск.
— Вот и хорошо. Мы там сойдем и пересадку сделаем.
— Но это же трасса, а не метро, — сказал водитель. — Может, вам лучше здесь сойти?
— Ни за что, — ответила Люба. — У меня в Курске бабушка живет, профессор космонавтики.
Водитель не стал спорить. Он довез их до Курска, поражаясь образованности и смелости ребят. Накормил их огромным бутербродом, сделанным из целого батона. Дал по кружке кофе из трехлитрового термоса и попросил передать привет незнакомой Любиной бабушке-профессору.
Ребята помахали ему рукой и принялись ловить следующую машину.
Вдали показался огромный грузовой «Зил».
— А сейчас мы откуда едем? — поинтересовался Владик.
— Не откуда, а куда, — сказала Люба.
— Так куда?
— В Харьков, навестить больного украинского учителя.
Больше они ни о чем договориться не успели. Забрались в предложенную молодым шофером кабину и рванули.
Владик и Витя все время судорожно пытались понять: что этот учитель — сам был украинец или он преподавал у них украинский язык? А если он не преподавал язык, то что он преподавал? И чем он там в Харькове заболел?
А Любу эти вопросы не волновали. Она думала далеко вперед — о ночлеге. Начинало темнеть, и ее тревожил вопрос: есть сейчас снег под Харьковом или там наступила весна? Не дай бог, чтобы снег начал таять сильно, тогда невозможно будет поставить палатку.
Глава четырнадцатая
В солнечном Крыму и вправду солнечно
Участковый инспектор Иван Пистолетов комфортабельно летел в Ялту на самолете. Вернее, он летел в Симферополь — сердце Крыма, чтобы оттуда ехать троллейбусом в Ялту.
В аэропорту украинские таможенники с уважением посмотрели на его вооруженную фамилию и даже забыли спросить его про наркотики.
Его печалило только одно обстоятельство — что он был не вооружен, потому что в самолет оружие брать запрещалось.
«Как же я буду искать детей, — думал он, — когда у меня даже пистолета нет? Да к тому же я и без формы. Слава богу, что в самолете можно возить милицейские удостоверения».
После долгих размышлений в двухчасовом полете он приземлился в аэропорту Симферополя и направился троллейбусом в сторону Ялты.
В это время трое наших юных путешественников выходили из леса. Они были помятые, голодные и без палатки. Она за ночь примерзла, и они не сумели ее оторвать.
Владик и Витя Верхотурцев с охотой поехали бы в сторону, обратную Крыму, но под железным взглядом Любы Кукарековой они выпрямились, стали смелее и решительнее и даже криво заулыбались.
Люба уверенно остановила первый же самосвал с двойным прицепом.
— Вам куда, хлопчики? — спросил кучерявый, весь взлохмаченный рыжеватый шофер. Вместе с ним в окно высунулась такая же взлохмаченная заспанная рыжеватая собака.
— Никуда, — ответила Люба. — Нам нужен нож. Мы два дня консервы открыть не можем.
Она показала ему плоскую банку шпрот и всю в масле толстую банку «Завтрак туриста».
— Так у меня есть открытые! — радостно сказал шофер. — Хорошо, что Бобику не успел отдать. Давайте мы вместе позавтракаем, а то я всю ночь только ехал.
Он позвал детей в теплую кабину и вынул столько недоеденных продуктов — ста человекам есть не переесть.
Наши как навалились, помогли водителю! Съели и «Печень трески в масле», и «Кильку в томатном соусе», и «Минтай обыкновенный в салате», а свои «Шпроты в собственном соку» и замасленный «Завтрак туриста» уберегли.
Скоро они дальше поехали. И чем дальше ехали, тем весенней и весенней становились окрестности. Так странно было видеть зеленые поля и расцветающие деревья после однообразных снежных скучных просторов.
Ознакомительная версия.