— Решил!
— А если эскадрон далеко?
— Хоть на краю света!
«Настырный! — с уважением подумал комендант. — Вынь да положь ему! Видать, не налюбовался еще на шашки да шпоры… А может, и не в шпорах дело. Сирота ведь. Разве удивительно, что эскадрон ему и за мать, и за отца, и за бабушку. Пригрели мальчонку кавалеристы — вот и тянется к ним, как домой. Живая душа!»
— Садись-ка, разговор будет длинный. Боюсь, брат, что ты угадал, когда сказал — на край света. Смотри, — встал комендант к карте и, перемахнув чуть не всю Россию, ткнул карандашом правее города Читы. — Здесь где-то. Прет на нас из-за кордона конница белогвардейского атамана Семенова. А чтоб неповадно ей было угрожать нашей главной железной дороге, тоже надо выставить не маленькую конницу. Потому и перебрасывают из Центральной России некоторые кавалерийские части. Может, и твой эскадрон… Я это тебе по секрету сказал. Чтоб никому! Понял?
— Никому! — заверил Севка.
— А дальше так, — продолжал комендант. — В двадцать два ноль-ноль отправим тебя на порожняке до узловой станции Орша. Обязательно узнай там у коменданта про свой эскадрон. Если проследовал — остается догонять на попутных поездах. Лучше на воинских: и быстрей идут, и в каждом кухня. Нет-нет да и перепадет горяченького.
— А если не проследовал? — с надеждой спросил Севка.
Комендант развел руками:
— Тогда потолкайся в комендатуре да поспрошай интендантов. Кому, как не им, знать расположение частей. Ведь снабжают продовольствием и фуражом.
Повеселел Севка. Теперь перед ним всего лишь две дороги к эскадрону. А приедет в Оршу — останется одна. Пусть даже и на восток. Если по карте, вроде не так и далеко. Сядет в воинский эшелон — и через каких-нибудь…
— А сколько туда верст… до этого атамана? — решил выяснить поточнее.
— Верст, примерно, тысяч шесть, — сказал комендант. — Может, месяц пути, а может, и все три. Поезда-то теперь больше стоят, чем идут. Топлива нет.
Весь день Севка топил в комендатуре печку-буржуйку — запасался на дорогу теплом. Детально рассмотрел карту, вздремнул немножко, выпил кипятку из жестяного чайника, а паек решил не трогать.
Комендант и помощник бывали в своей канцелярии только наскоками. Забегали, яростно крутили ручку телефона и, не дозвонившись, выскакивали вон, чертыхаясь. На Севку они не обращали внимания.
Сидя у распахнутой дверцы буржуйки, Севка размышлял о том, что непременно отыщет свой эскадрон, сто шестой отдельный кавалерийский. Доберется как-нибудь. Ну, трудно, так разве он не может потерпеть? Зато сколько будет удивления, когда нагрянет нежданно-негаданно и доложит, вытянувшись в струну: «Боец Севастьян Снетков прибыл для дальнейшей службы!» Дроздову скажет: «Спасибо за подарок, дядя Федор. Послужил он мне, а теперь принимай обратно, потому что не дорос еще Севка Снетков, чтобы щеголять в полушубке самого товарища Ленина». И на глазах всего эскадрона вытянет из-за пазухи скрипучий кожаный бумажник, достанет лоскут овчины с дарственной надписью Серафима Лыкова… Может, и коня получит. И шашку. Хотелось бы в первый взвод: справа Трофим Крупеня, слева Ефрем Клешнев в красных галифе…
Была уже ночь, когда Севка влез в пустой товарный вагон. Хорошо еще, что Акимыч раздобыл где-то охапку свежей соломы. Без нее бы совсем пропасть от холода.
— Не забоишься один в темноте? — спросил Акимыч.
— Не забоюсь…
— Ну, счасливого пути!
И помощник коменданта, кряхтя, покатил скрежещущую на роликах вагонную дверь. Стало совсем темно.
Прилег Севка на солому и скоро заснул. А когда проснулся, поезд шел. Покачивало, стучали на стыках рельсов колеса, откуда-то нестерпимо дуло. Севка встал, побегал по вагону, снова прилег. Достал из кармана полушубка сухарь, который Акимыч дал на прощание, начал грызть.
Ночи, казалось, не будет конца. То ложился Севка, то снова вставал и бегал по вагону. Холодом несло из всех щелей. Наконец он догадался по-женски повязать на голову дареный Клавин платок, а полушубок надеть внапашку. Стало теплее, задремалось.
И тут остановился поезд. Вскочил Севка, упираясь ногами, откатил тяжелую дверь. В образовавшуюся щель на него глянули высокие, холодные звезды. Поезд стоял в чистом поле — кругом ни жилья, ни огонька.
— Что там приключилось, Дорофеич? — спросил кто-то невидимый простуженным, хриплым голосом.
— Приключилось! Паровоз не может взять подъема, котел пару не держит.
Поезд расцепили. Под колеса подложили железные башмаки, чтоб не катились под уклон отцепленные вагоны, и стали ждать, пока машинист свезет на станцию головную часть и вернется за хвостовой.
Вернулся он уже засветло. К тому времени Севка совсем закоченел. Он теперь не ложился на солому, а только слонялся по заиндевелому вагону, стуча лаптями да растирая озябшие руки.
На станции ему удалось разжиться кипятком. Согрелся и повеселел. «Это с непривычки, — решил Севка. — Как же другие ездят… Небось привыкну».
Двое суток он маялся в промороженном вагоне, почти не спал. Очень хотелось есть, но Севка, как мог, экономил паек: где еще удастся пополнить запасы?
Наконец приехали в Оршу. Станционные пути были густо забиты поездами. По междупутьям метались толпы людей, приступом брали переполненные товарные вагоны. Ругались озверевшие мужики, истошно кричали женщины, плакали закутанные в разное тряпье ребятишки. Люди гроздьями висли на буферах, забирались с узлами на крыши вагонов.
— Игна-атка! Игна-ат!.. — вопила женщина в цветастом платке. — Люди добрые, мальчонка потерялся…
Но люди не слышали один другого. Они думали лишь о том, как бы вдавиться, втиснуться в какой-нибудь вагон и ехать. Как угодно, но только бы ехать, а не околевать здесь.
Выбрался Севка на широкую платформу, зашагал к вокзалу. Мимо горланивших мальчишек-газетчиков, мимо будки с облупленной вывеской «ипяток готовъ», под которой тоненькой струйкой бежала из крана горячая вода, стекая с заледенелой платформы по глубоко промытому извилистому руслу. На стенах пустых вокзальных ларьков, на специальных щитах синей краской нарисована была сложенная в кулак рука с оттопыренным указательным пальцем и надписью под ним. Иди по направлению пальца — найдешь все, что надо: дежурного по станции, багажное отделение, билетную кассу. Удобство! В пять минут Севка отыскал комендатуру.
В огромной комнате плавал табачный дым. Густая толпа осаждала дубовый письменный стол, за которым сидел молодой комендант. Светловолосый, выбритый, затянутый в ремни. Перед ним лежал раскрытый кожаный портсигар, полный толстых папирос, из которого кто хотел, тот и закуривал.
— Папиросками не отделаешься, — напирал пожилой командир с розовым шрамом через висок. — У меня бойцы без продовольствия, кони без фуража…
Комендант молчал.
— Ты что, товарищ, окаменел? Известно тебе, что мой батальон по приказу еще вчера должен занять участок фронта?..
— Известно.
— Так почему держишь?
— Безделицы нет — паровоза, — усмехнулся комендант. — Ночью депо обещает выдать внеочередной. Тогда и отправим.
— Ночью? А ты не врешь, товарищ?
Не успел отвалить один, как налетели сразу двое:
— У меня артиллерийский полк полного состава…
— Здоровые потерпят! — перебила женщина в барашковой папахе. — Тут тяжелораненых не пропускают…
— А у меня фураж, — протиснулся вперед маленький и шустрый интендант. — Кони без овса и сена в атаку не идут. Голодному коню не прикажешь…
Понял Севка, что к коменданту ему не пробиться, и протиснулся в уголок, где за маленьким столиком, согнувшись в три погибели, сидел длинный и тощий, как селедка, писарь в стеганой телогрейке.
— Вижу, писанины у вас, дядя, просто невпроворот, — дипломатично заметил Севка.
— Что верно, то верно! — кивнул писарь. — Ее бы на троих хватило, а мне, брат, одному приходится.
— Хотите, помогу?
— Не положено. Ты лицо гражданское.
— Нет, я военное лицо, — возразил Севка и достал из-за пазухи бумажник. — Вот прочитайте.
Писарь пробежал глазами документ и с удивлением поглядел на Севку:
— Верно, военное! Выходит, из госпиталя. А сейчас куда?
— Ищу эскадрон. Мне посоветовали: узнай, мол, в Орше у коменданта. А к нему и не подступиться.
Писарь протиснулся к комендантскому столу, выдвинул ящик и долго листал какую-то книгу. Потом вернулся на место, шепнул:
— Есть такой! Неделю назад проследовал.
— Всего неделю? — удивился Севка. — А куда проследовал?
— Ишь чего захотел. Этого, брат, и я сам не знаю. Поезжай до Вязьмы, а там выяснишь дальнейшее направление.
Смекнул Севка, что писарь не договаривает. «Ну и не надо! Если на Вязьму — это не иначе как против того атамана. Спасибо, комендант показал карту».
Вот и осталась всего одна дорога! Теперь только сесть в воинский эшелон и катить.
