— Ну, да, сэр... Записываю...
— А ты знаешь, кто ты такой, Баджирон?
Щенок отвернулся и задумался. Наконец он снова поднял голову:
— Я надеялся, сэр...
— Ты не боишься работы? Тяжелой работы?
Щенок покачал головой. Неужели Хорек Джоди может предсказать его будущее?
— Тогда есть шанс, что твои надежды не напрасны. Но ты ведь понимаешь, что должен идти не столько за словами, сколько за идеями?
— Не знаю, сэр.
— Знаешь, Баджирон. Может, ты еще не осознал, но уже знаешь.
Соколица стронулась с места и двинулась прочь, хотя маленький хорьскаут не заметил никакой команды. Всадник не обернулся.
Овцы тотчас уставились на щенка, словно спрашивая: «Где мы, Баджирон? Где мы? И куда мы пойдем теперь?»
Юный наездник покачал головой и погладил свернутый в кольцо аркан из темно-красной шерсти — подарок от Земляники. «Ну и ну. Я знаю свое будущее?! А почему бы и нет? Если Хорек Джоди так сказал, то почему бы и нет?»
— Сюда, пожалуйста, — сказал он радужным овцам. Те уже отвернулись, залюбовавшись пейзажем. — Мандарин! Абрикоска! Пойдемте! Все за мной!
— Лапша под соусом! Внимание, внимание! Лапша под соусом!
В угасающем свете дня разливался металлический звон: Куки бил в треугольник, сзывая всех на ужин. Щенки прощались с овцами до утра, уговаривали их вернуться в лагерь, напоминали, что ночи стоят холодные не по сезону, раскладывали овсяные лакомства по чашечкам у постелей своих питомиц.
Хорек Джуп дописал очередную строчку, захлопнул блокнот и сунул его в седельную сумку Молнии рядом с зачитанным до дыр шедевром в бумажной обложке — «Путем хорька» Аведоя Мерека. Подъехав к походной кухне, он спешился у водопоя и отпустил лошадь напиться.
— Опять лапша под соусом?
Чувство юмора у Куки было что надо. Какие бы блюда ни подавали на стол, какие бы изысканные ароматы и экзотические вкусы ни извлекал этот чудо-повар из простейших ингредиентов, в меню, выписанном мелом на доске, всегда значилось одно и то же.
— Лапша под соусом не приедается никогда. — Внезапно повар уставился на него вопросительно: западный акцент он ставил себе с истинно швейцарской тщательностью. — Или надо было сказать «никода», Джуп? Надо пропускать «г»?
— Можно и просто «никокда», Куки. Ты делаешь успехи. — Джуп улыбнулся, что с ним случалось нечасто. — А кстати, ты откуда родом?
На этот вопрос повар всегда находил новые ответы.
Подтянулись первые едоки, и Куки плавными, мастерскими взмахами лапы принялся раскладывать порции по жестяным мискам.
— Из Восточной Монтаны, — ухмыльнулся он.
Джуп покачал головой.
— Ну-ну. Откуда-то, небось, к востоку от Цюриха...
А про себя подумал: «Что ж, повар имеет право на свои секреты».
Сегодня вечером «лапшой под соусом» именовалось воздушное, как облачко в ясном небе, souffle а la Nicoise с лесными грибами и гарниром из тушеных овощей с канадским рисом. У кухонного фургона стоял бочонок с горной водой; тут же висели черпаки.
И вскоре уже десятки щенков и взрослых фермеров, отпустив лошадей пастись, обступили теплую кухню, и рассказы о прожитом дне поплыли над синей льняной скатертью, которую Куки загодя расстелил у костра. Миски крепко зажаты в лапах; на земле — полные до краев кружки; тихонько позвякивают вилки. То там, то здесь слышатся удивленные возгласы — «до чего вкусно!», «просто объедение!», «молодец, Куки!». Все идет своим чередом — как обычно в час общего ужина.
Наконец заходящее солнце озарило небосклон прощальным заревом, и маленькие хорьки расселись вокруг костра — послушать о том, что здешним старожилам довелось повидать на лоне природы. Порой среди рассказов случались и правдивые.
Один из фермеров, Хорек Дакота, держался поодаль. Восседая на сером коне по кличке Тень, он вглядывался в холодную тьму: нес караул на случай, если какая-нибудь овечка вздумает погулять во сне и забредет на скалы. Поужинает он позже.
Утомившись за день и надышавшись свежим воздухом прерий, радужные овцы быстро уснули — все, кроме Фиалки, которая любила подолгу размышлять в темноте и одиночестве.
Куки скромно стоял у откидного столика. Он пробовал суфле и испытывал своего помощника Крошку: «А не добавить ли самую чуточку шафрана?»
Крошка не так давно пережил подлинное преображение. Прежде кулинария была для него просто работой; теперь она стала его страстью.
— Я бы лучше не клал шафрана, шеф. Но что вы скажете, сэр, насчет капельки кумина?
Куки улыбнулся. Помощник подавал надежды.
Джуп достал из седельной сумки блокнот для стихов, примостился с карандашом у костра и, вполуха прислушиваясь к беседе, медленно, строчку за строчкой, продолжал выводить свою эпическую поэму. В день, когда Джоди сыграет свадьбу, — если, конечно, такой день когда-нибудь придет, — этот немногословный фермер намеревался продекламировать невесте биографию своего кузена, положенную на стихи очевидцем важнейших ее событий.
Старый Хорек Барклай добрался до конца своей любимой повести о Последнем Льве из округа Больших Водопадов и счел про себя, что щенки потрясены должным образом. Он заметил, как они затаили дыхание и озираются украдкой по сторонам: не крадется ли в темноте гигантская кошка?
«Да, — подумалось ему, — сказка и впрямь страшноватая».
— Итак, друзья, для чего мы здесь? — спросил он, помогая малышам справиться с испугом. — Мы здесь ради...
— Настоящих дел! — хором выкрикнули щенки.
— Мы здесь ради...
— Приключений!
— Мы здесь ради...
— Романтики горных просторов!!!
— И тот, кто ищет, — добавил старый фермер, завершая ритуал, — обязательно найдет!
Он качнул головой в сторону Джупа.
— Теперь... попросите его.
Наконец малышка Алла пропищала с дальней стороны круга:
— Вы нам почитаете, Джуп? Прочтете, что успели написать?
Хорек поднял голову от блокнота.
— Всё?
— Если можно...
— Нет. Пожалуй, не стоит.
Тут его принялись упрашивать другие щенки — Персифаль и Питон, Баджирон, и Кайла, и Строуб, один за другим:
— Почитайте, Джуп! Пожалуйста!
Джуп терпеливо отвечал каждому:
— Спасибо, но лучше не надо... Это стихи не для щенков...
Наконец, не отходя от кухни, где Крошка старательно растирал зерна кумина, подал голос и Куки:
— Джоди сегодня ночью ушел с овцами на южный хребет, Джуп. Можешь почитать. Они тебя не выдадут. Верно я говорю, а, малыши?
Большой хорек прищурился и обвел щенков пристальным взглядом:
— Никому не расскажете? Ни словечка? Я ведь хочу когда-нибудь сделать ему сюрприз. Не годится, чтобы он узнал заранее. Обещаете?
Щенки переглянулись.
— Обещаем, — ответил за всех Строуб.
— Ну что ж, тогда...
Джуп поправил выгоревший шейный платок с цветочным узором — повернул его широким концом назад, чтобы читать было сподручней. Перелистывая истрепанные странички в поисках начала, он вдруг покосился на щенков недоверчиво:
— А вы уверены, что хотите это послушать?
Щенки серьезно закивали. Взрослые исподтишка обменялись улыбками. Они-то знали, что Джуп давно уже мечтал почитать свою поэму малышам.
Куки вынес из фургона фонарь — света от него было больше, чем от прогоревшего костра, — и Хорек Джуп приготовился наконец прочесть историю своего кузена Джордана. Он готов был признать, что кое-что присочинил от себя, а кое-что представил чересчур романтически. Но в основном он описал в точности то, что видел собственными глазами.
Он отхлебнул горной воды и снова обвел взглядом юных слушателей. Те кивнули: «Давай, Джуп».
И вот под звездами зазвучал его низкий, медленный голос, похожий на дым от костра, — голос, так же закаленный в ненастьях, как и сам этот бывалый хорек-фермер. И, будто вторя ему, где-то поодаль стрекотал в небе козодой.
Тому, пожалуй, повезло, кто в детстве встретил Джоди:
Светился ум в его глазах, стремление к свободе,
В его меху всегда гулял весенний буйный ветер,
И, может быть, как раз тогда он путь свой и наметил.
Джуп поднял голову. На мордочках слушателей было написано восхищенное внимание.
Был фермером его отец, поэтом мать была,
И это все природа в нем соединить смогла.
Хорьчонка Джоди навсегда степной простор пленил,
И конь под лапою его как шелковый ходил.
Вот так и вырос он в седле под звонкий стук подков.
Среди задиристых щенков, своих учеников.
В часы ученья и забав в кругу своих друзей
Шайен он встретил — ту одну, что всех была милей.
Щенки заерзали. Джоди был влюблен?! Джуп прочистил горло.
