Витя послушно отвернулся. За его спиной загремели вроде бы камни, слышалось какое-то движение. Потом все смолкло. И молчание было долгим. Потом опять загремело, и Репа, наконец, сказал:
— Можно.
Витя повернулся и удивлению его не было предела: Репа, совершенно голый, лежал, подставив солнцу спину, на старом суконном одеяле. И, самое невероятное, тело его было мокрым, в каплях воды.
— Раздевайся, загорай, — сказал Репа. — И ни о чем не спрашивай.
Витя разделся, лег рядом с Репой и молчал, даже не знал, что подумать, что предположить.
— Репа, — сказал он после бесплодных раздумий, — я тоже хочу… ополоснуться водой.
Репа не ответил.
— Ты мне друг или нет? — обиделся Витя.
— Не могу, — вздохнул Репа.
— Ты мне не друг! — Витя вскочил и стал одеваться. Репа натянул трусы, и лицо его было совершенно растерянным.
— Пойми, Витек, — виновато сказал он, — это… это не только моя тайна.
Тайна! Нет, Витя Сметанин умрет вот здесь, на этом месте, под жаркими лучами солнца, но все узнает.
— Репа! Я же никому! Ни слова! Ну, хочешь, поклянусь самой страшной клятвой?
— Какая там клятва, — хмуро сказал Репа. — Просто проболтаешься, — и дружбе конец. Ясно?
— Ясно… — выдохнул Витя.
Репа подошел к углу площадки, где стена с трубами и кабелями примыкала к дому.
— Помогай. — И Репа стал вынимать кирпичи из стены и передавать их Вите.
«Как это я не заметил!» — удивился Витя.
Впрочем, заметить было трудно: кирпичи плотно прилегали друг к другу, и непосвященному могло просто показаться, что в углу обвалилась штукатурка.
Образовался довольно широкий лаз.
В нем исчез Репа, сказав:
— Не отставай.
Витя пролез за Репой.
Сразу стало прохладно. И было совершенно темно — хоть глаз выколи.
— Репа, где ты? — прошептал Витя.
Рядом вспыхнула спичка, и постепенно разгорелась свеча. Витя увидел нечто похожее на комнату. Трубы, замотанные в изоляцию, и кабель уходили в стену, рядом стоял топчан с каким-то тряпьем и цветастой подушкой («Очень знакомая подушка!» — подумал Витя); стол заменял ящик, на нем валялась пустая бутылка из-под водки, и в чайном блюдце горкой лежали окурки. Какие-то очень знакомые. Вернее, не сами окурки, а мундштуки, зажатые особым образом, немного скрученные. Где-то Витя уже видел такие окурки… Из-под топчана высовывался угол чемодана. Противоположную стену комнаты заменял картонный щит, сбитый из нескольких кусков — он отгораживал этот маленький куток от темного коридора, который образовывала полая стена с трубами и кабелем.
— Ты хотел ополоснуться! — шепотом сказал Репа. — Пожалуйста!
За топчаном стоял бочонок с водой, накрытый фанерой.
— Три ведра входит, — сказал Репа. — Только таскать трудно. Поэтому воду экономь.
Он протянул Вите алюминиевую кружку.
— Сам обольешься? А то давай я.
Вите уже совсем не хотелось обливаться, потому что в темном тайнике было холодно. Но ведь сам напросился. Он быстро плеснул из кружки на грудь, потом на живот. Кожа сразу покрылась мурашками.
— Пошли на солнце, — заспешил Витя. Ему, если признаться, было не только холодно, но и страшно.
Репа задул свечу, и сразу резко обозначился лаз с рваными краями. Было видно, как в его солнечном пространстве черными точками крутятся мушки.
Мальчики выбрались наружу, и сразу окутал их прогретый солнцем воздух.
Легли на горячее одеяло и молчали.
Непонятное беспокойство мучило Витю. Какая-то догадка вертелась в голове, и он никак не мог ухватить ее.
Да! Окурки. Такие же окурки, как в комнате Репы в то утро, когда они ездили на толчок. Такие же, как в комнате Репы в то утро, когда они ездили на толчок. Такие же, как…
— Репа, а кто здесь живет? — спросил Витя.
— Никто не живет, — неохотно ответил Репа. — Ну, бывает.
— Чего ты ко мне пристал? — вдруг вскочил Репа и зло, даже враждебно уставился на Витю.
— Можешь не говорить, — сказал Витя. — Я и сам знаю, кто здесь бывает.
— Кто? — испуганно опросил Репа.
— Пузырь! Вот кто! Скажешь, нет?
Репа лег на спину, крепко сжал глаза. Долго молчал. Наконец, спросил, вроде безразлично:
— Как ты узнал?
— А я на толчке видел, как он мундштуки папирос зажимает. Репа! — Теперь вскочил Витя. — Ты с ним дружишь!
— Нет, — глухо сказал Репа.
— Он что, бездомный? — наседал Витя.
— Отстань! Больше ни о чем не спрашивай. И так… Потом, помни: проболтаешься… Пузырь шутить не любит.
— Репа, скажи, — спросил Витя, — ты по карманам никогда не лазил?
— Да ты что, сдурел? — у Репы округлились глаза.
— Я так и знал, — с облегчением сказал Витя.
Мальчики позагорали еще немного, но уже не было ни весело, ни интересно. Что-то тяготило их.
Репа отнес в тайник одеяло. Вместе заложили лаз кирпичами.
Когда спустились с чердака, Витя спросил:
— А бизнес на толчке больше не будет?
— Нет, — сказал Репа. — Они что-то еще придумали. Не ходят на толчок. Я себе новый бизнес нашел — бутылки на пляже собираю. Хочешь, завтра вместе пойдем?
— Можно, — сказал Витя без энтузиазма. И мальчики разошлись по домам.
Весь остаток дня Витю томило беспокойство, было нехорошо, неуютно на душе.
Лучше бы не узнавал тайну Репы.
Вечером он написал большое письмо Зое. Конечно, в нем не было и намека на дневное приключение. Витя Сметанин, будьте покойны, умел хранить тайны.
8. Первое письмо Зои. Искушение
От Зои пришло письмо. Почтальон принес его вечером.
Витя лежал на кровати и читал. Зоя писала:
«Здравствуй, Витя!
В последнем письме ты сделал всего две ошибки. Молодец! Надя сказала, что в седьмом классе ты, наверно, станешь круглым отличником. Посмотрим.
Витя! Ты спрашиваешь о моей жизни на юге. Я тебе опишу все по порядку.
Живем мы у самого моря. Перебежишь через дорогу — и, пожалуйста: пляж, море плещется, кругом все загорают. Витя, море ужасно большое! Смотришь на него, смотришь и никакого края не видно, и кажется, что оно немного горбится на горизонте, там, где сливается с небом. И совсем оно не черное. Оно разное. Днем синее-синее. А вечером голубоватое и пепельное. Вот как будто голубой и пепельный цвета перемешали. Понимаешь?
А вчера мы смотрели на море закат солнца. Витя! Это невозможно описать, как красиво! Может быть, настанет время, и мне удастся нарисовать такой закат. Вот представь: на самом краю неба лежит огромный багровый шар, неяркий, на него даже смотреть можно, — это солнце, и бежит от него по морю огненная дорожка, она неровная, перепрыгивает с волны на волну, а между волнами ее нет. Просто живая дорожка получается. И кажется, что на каждой волне вспыхивают маленькие язычки пламени. Вспыхивают и гаснут, вспыхивают и гаснут.
Витя! Еще я очень обгорела и сплю теперь только на животе. Ужасно неудобно. А Гагры — симпатичный город, он растянулся по берегу моря. Горы совсем рядом, зеленые, высокие, и макушки их часто закрыты тучами.
Надя тоже обгорела и похожа на вареного рака. Она шлет тебе привет. В море, когда тихо, очень много медуз. Они плавают у берега, прозрачные, скользкие, противные. А у больших медуз в середине розовые звезды. Помнишь, в вашем дворе, кажется, на шестом этаже кто-то по вечерам все время заводил пластинку: «А я медузами питался, чтоб ей, циркачке, угодить». Не понимаю, как можно ими питаться? По-моему, сразу стошнит. И что от этого циркачке? Непонятно.
Ой, мысли ужасно путаются. Пишу тебе уже вечером, и глаза сами закрываются. Устала.
Я тебе, Витя, еще обо всем подробно напишу. Я тебе буду часто писать, а ты отвечай. Ладно?
Знаешь, Витя, вот мы ехали, ехали в поезде, и я поняла: какая же большая наша земля! И мы о ней почти ничего не знаем, почти нигде не были. Я решила: буду всю жизнь путешествовать. Я сказала об этом папе, а он засмеялся: «В тебе, говорит, поселился микроб странствий». Если такие микробы существуют, они очень хорошие. Правда?
Витя, на этом кончаю. Жди следующего письма!
Зоя».
«Скучное какое-то письмо», — подумал Витя и стал смотреть в потолок. А в комнате уже были сумерки, окно стало фиолетовым. У кровати лежал Альт и поскуливал от безделья.
…Витя и Зоя шли по широкому зеленому полю. Впереди, по тропинке, бежал Альт.
— У тебя нет ко мне никаких высоких чувств, — сказала Зоя.
— Ты для меня единственная, — Витя смело, даже с вызовом посмотрел Зое в глаза.
Зоя вспыхнула и опустила голову.
Впереди залаял Альт.
Они вышли к реке. На берегу было расстелено старое суконное одеяло, и на нем загорала блондинка с длинными стройными ногами. Альт заинтересованно лаял на блондинку, а она загадочно улыбалась и смотрела на Витю.
— Альт! Ко мне! — крикнул Витя.
Альт подбежал к Вите, Зоя прошла вперед, а блондинка прошептала:
