Катя достаточно хорошо знала Енду, чтобы понять, что теперь она от него ничего не добьется.
Когда после обеда она мыла посуду, по всему дому разносился звон.
— В чем провинились несчастные тарелки? — спросил доктор, проходя мимо кухни.
— Дедушка, дай мне почитать что-нибудь хорошее!
— Сейчас не могу, Катя. Тороплюсь. Найди что-нибудь сама. Может быть, там, в мансарде.
Как раз около девичьей комнаты тети Веры находилась небольшая комната с косым потолком. Вход в нее был через узкие, обклеенные обоями двери. В комнате стояли старые, ненужные вещи: два кресла и кушетка с порвавшейся обивкой и роскошной бахромой, столик без ножки, стеклянный колокол, под которым лежал букетик увядших свадебных цветов. Вдоль стен разместились шкафы и полки с книгами. За первыми дверцами, которые открыла Катя, стояли огромные, в темных переплетах книги. Они просто потрясли Катю. Во втором шкафу было множество словарей и около них — коричневые обложки старых журналов. За одним рядом иностранных книг она заметила томик с золотым обрезом.
«Наверное, это какой-нибудь роман», — подумала Катя и вытащила его из ряда. В руках она держала книжку с витиеватой надписью «Поэзия», нарисованными вересковыми зарослями и кружащимися над ними бабочками.
Стихи! Катя была разочарована. Но все же книжку раскрыла. Страницы были исписаны красивым круглым почерком. Да, всё было написано от руки. Катя перевернула несколько страниц. Потом вернулась к началу. Села в одно из кресел, утративших свою былую красоту, и начала читать.
«12 ноября.
Сегодня мне исполнилось двенадцать лет!
Утром ко мне подошла мамочка и сказала: „Теперь ты уже взрослая!“ И пани молочница назвала меня на „вы“, что мне немножко смешно, но приятно. А в остальном быть взрослой не так уж хорошо. Ко дню рождения дорогие родители подарили мне сборник песен „Дитя отчизны“. Я буду играть их на пианино. Брат Благослав высказал мне свое пожелание в стихах и подарил перочинный ножик, в котором одно лезвие сломано. Он больно ущипнул меня, когда мама сказала: „Поцелуй ее!“ Брат Франти, который учится в Праге, послал мне по почте эту тетрадь. Он не знал, буду ли я переписывать сюда стихи или начну вести дневник.
Так как сегодня у меня день рождения, гулять я не ходила и все время сидела в своей комнате. Мне ничего не надо было делать — ни вышивать, ни играть на пианино, ничего. Поэтому я сижу и пишу дневник.
Ну, с богом, мой дневничок! Пока я больше не знаю, что писать.
13 ноября.
Вчерашний мой день рождения закончился плохо. Ко мне зашла моя подруга Отилия Шторканова и предложила пойти погулять. Она пожелала мне всего самого наилучшего. На ней была новая шляпка, и в руках белая меховая муфточка. Мамочка посоветовала мне тоже взять что-нибудь в руки, чтобы я не выглядела как кухарка. Очень плохо, что у меня нет муфточки. Барышня всегда должна иметь что-либо в руках, поэтому я взяла с собой нотную папку „Музыка“. Мы гуляли у Старой крепости. О, какая я глупая, что не взяла с собой мой дневничок! Потому что, когда мы ушли, мама все прочитала, а когда я вернулась, она сердилась, что я пишу глупости и что мой брат послал мне такую дорогую тетрадь не для того, чтобы я писала в нее всякие ненужные вещи. У папы от школы сильно болела голова, и он попросил маму оставить меня в покое. Тогда мама сказала: „Пусть пишет что хочет, даже всякие тайны, раз она уже взрослая“. Я этому очень обрадовалась, хотя никаких тайн у меня нет. Кроме одной, о которой я никогда никому не скажу до самой могилы».
— Катюшка! — услышала она вдруг бабушкин голос и испугалась, как будто делала что-то запретное, быстро спрятала дневник и бросилась вниз по лестнице.
— Что, бабушка?
Пришла почта. Бабушка протянула ей посылку. Обратный адрес: «Яна Яндова, Прага». Это, конечно, мама посылала книжки.
Да, это были книги. И грустное письмо. Мама сожалела, что Катя не желает проводить время с Ендой и другими детьми, что она расстраивает бабушку и ведет уединенный образ жизни. Под маминым письмом рукой отца было приписано: «Ты просила новые книжки, посылаю тебе их».
Катя мгновенно раскрыла посылку.
Естествознание. Математика. История. Учебник русского языка.
Папины шутки просто отвратительны! И она тихонько ушла к себе наверх. Там снова достала книжку с изображением вереска и бабочек, села и стала читать. Та девочка, которая писала дневник, была ей близкой и милой.
«Мы снова гуляли в парке, — писала она. — На Отилии была ее новая шляпка. Вдруг она вскрикнула: „Ты заметила, вон тот кадет отдал нам честь!“ И она ответила ему словами: „Мое почтение“, — совсем как дама. Только он отдал честь не нам, а барышне Энгерер из аптеки. У Отилии тоже есть тайна: она хотела бы выйти замуж за офицера, потому что жены офицеров всегда красиво одеты и офицерские балы — самые лучшие из всех балов. А я никогда не выйду замуж. Это я уже твердо решила. Потому что иначе никогда не осуществится моя тайная мечта».
Катя стремительно перелистала странички. Ей было любопытно, о какой тайне шла речь, но ее не оказалось. С пониманием она вздохнула: «Конечно, о чем можно писать, если мама в первый же день прочитала написанное!» Она быстро пробегала глазами по тексту, останавливаясь в определенных местах:
«Конечно, если бы я была маленькой, это было бы намного лучше. Вот как мой брат Благоуш. Ему сейчас исполнилось десять лет, и он ходит в пятый класс. Дома ему ничего не надо делать: ни подметать, ни убирать. И ботинки я должна ему чистить, потому что он пойдет учиться дальше, в гимназию. Папа готовит его к экзаменам, решает с ним математические задачи, устраивает диктанты по родному языку. Я все это знаю, но слушаю снова, когда вечером мы сидим в комнате за одним столом. Ведь мама не будет зажигать вторую лампу! Так что я уже все выучила наизусть. Когда я приготовлю свои уроки, то должна сидеть тихо и вышивать. Сейчас мама дала мне полотенца и красные шерстяные нитки. Я вышиваю крестом слова: „Чистота — залог здоровья“. Мне так это надоело, что я уже вдоволь наплакалась. А мама строго посмотрела на меня: ведь ты сама себе готовишь приданое! У Отилии на чердаке стоят уже два чемодана приданого, а сейчас она вяжет слова „Доброй ночи!“, которые потом прикрепит к подушке. Мамочка расстраивается, что я такого, наверное, никогда не научусь делать. Да, лучше бы я вообще не была девочкой!»
Несколькими днями позднее была сделана такая запись:
«Вчера приехал наш Франтишек. Он учится в Праге на доктора. Я должна была играть на пианино, чтобы показать, как я преуспела. Он сказал, что виртуоза из меня не получится, на что мамочка ответила: „Нет, Франц, посмотри! Она ведь уже девушка!“ А Франти привез мне маленькую куколку. Я люблю кукол».
И потом ниже:
«Вчера я не писала дневника, потому что дома у нас был скандал. Папа устроил Благоушу диктант, и он не знал, какую писать букву. Тогда я показала ему на пальцах. Хотя отец сидел ко мне спиной, он все видел и, рассердившись, поставил нас на колени. Благоуш громко плакал. Потом мы оба должны были писать диктант. Брат Франти просил отца отпустить нас, но тот ответил, что мы должны понести наказание. Он ходил около нас, смотрел, чтобы мы не списывали, и кричал: „Мне милее глупость, чем нечестность!“
Я не сделала ни одной ошибки, а Благослав не мог этим похвастаться. Франти сказал мне, что я молодец и что я была бы даже лучшим студентом, чем он. Так он угадал мое самое сокровенное желание, мою тайну. Теперь уже много женщин докторов и профессоров. Я была бы согласна и на меньшее, если бы могла изучать математику, далекие планеты и иностранные языки. Ведь я же всегда хорошо училась: одни пятерки! Однажды я сказала об этом мамочке. Она испугалась: „Хочешь превратиться в синий чулок?! Я бы такого не пережила!“ Не знаю, почему этим ученым девушкам придумали такое странное название.
Я пошла к брату и сказала: „Ты угадал мое самое сокровенное желание“. Он раскрыл мою тайну папе и мамочке, и дома поднялся страшный крик. Мама взывала к своей святой покровительнице, чтобы та ее охраняла, а Франти смеялся, сказав, что моя покровительница является патронессой славной альма матер и кто знает, почему мне дано такое имя…»
Катя перестала читать. Забеспокоилась, как охотничья собака, напавшая на след. Что? Как ее зовут? Святая покровительница? Она же патронесса славной… альма матер? В старые времена были одни святые, покровители и патроны. Кто в них разберется? Она долго ломала себе голову и наконец решила: «Пойду-ка к Станде. Он все знает».
Около палаток была тишина. Каждый занимался своим делом: Енда делал какое-то украшение из перьев, Вера склонилась над письмом, Станда читал. Катя подошла, спросила:
— А где… где Качек?
— Чего это ты вдруг к нам пожаловала? Зачем он тебе? — подозрительно спрашивали ее, но Катя была рада, что на этом все и кончилось.
