— Я уже расшевелилась, — хохочет она и бежит умываться.
— Ах ты, стрекоза, — смеётся дед и подхватит, и подержит свою Настеньку с минуту на руках.
— Ты, наверное, будешь носить меня на руках и когда я стану большой? — говорит Настенька.
— О, если бы я дожил до тех дней, когда ты будешь большой… — отвечает дед. — Ну, стрекоза, садись завтракать… А что мы сегодня будем варить на обед?
А когда заболел дед, всё пошло по-другому. Настенька вставала часа за два до школы. Ещё было темно, когда она зажигала свет, накладывала в печь дрова, перебирала крупу или горох, чтобы, придя из школы, сразу поставить на примус вариться обед. Накормив деда и напоив его чаем, она бежала в школу, а придя домой, готовила обед, ходила на рынок, приносила в кухню дрова. Хорошо, что дедушкина болезнь надолго не затянулась. На десятый день он начал вставать и ходить от кровати к столу, а потом сидел, а потом сам стал греть чай и топить печь. С каждым днём ему становилось всё лучше.
Во время дедушкиной болезни Настенька была так занята, что ей некогда было не только писать маме письма, но даже скучать по ней. В работе дни пролетали быстро, и Настенька не написала маме ни одного письма. Мама в Москве встревожилась и постаралась взять до самой весны отпуск, чтобы заниматься своей наукой дома и чтобы лишь в самом конце поехать на экзамены. Она и дала телеграмму Настеньке, что на днях приедет. Это случилось уже тогда, когда дед начинал делать всё сам и даже вышел разок пройтись по переулку, — без этой прогулки ему словно чего-то не хватало, настолько он привык к ней.
Накануне выпал первый снег, но его было совсем мало, повсюду из-под него виднелась мёрзлая земля. День был пасмурный, тихий. Настенька проснулась рано, и ей уже не хотелось спать. Было ещё, наверное, больше часа до рассвета, а она уже выспалась. Она поднялась, чтобы зажечь свет, и увидела, что на кухне горит лампочка. Дед там чем-то занимался.
— Я уже расшевеливаюсь! — крикнула Настенька.
— Спи, ещё рано, — ответил дед. — Зачем тебе так рано вставать, стрекоза?
— А ты почему так рано встал?
— Мне, старику, не спится. Я выспался.
— Ты думаешь, я не знаю, почему ты там рано встал? Я хитрая, я всё знаю. Я же вижу, как ты что-то переставляешь в кухне. Ты наводишь там порядок, чтобы всё было так, как тогда, когда мама отсюда уехала. Ты хочешь, чтобы мама застала тут прежний порядок.
— Верно. Так и надо, чтобы мама не сказала, что мы неряхи.
Настенька вдруг соскочила с постели и бросилась в кухню.
— А где тут беспорядок? — закричала она. — Ну скажи, где что не так, как нужно?
— Я ж про тебя ничего не говорю, стрекоза ты моя дорогая!
— Ой, девочки, он мне ничего не говорит, а сам пошёл на кухню поглядеть, что после меня прибрать нужно.
Настенька схватила деда за жилетку и потянула из кухни в комнату. Дедушка делал вид, что упирается, а Настенька притворялась, что не замечает этого, и тянула его.
— Чтобы ты мне больше в кухню не ходил! — пищала Настенька. — Ты ещё не совсем поправился, почему ты не лежишь?
— Ой, устал я, — просился дед. — Дай отдышаться.
Настенька отпустила его. Он сел на диван и на самом деле стал шумно отдуваться.
— Плохо, чёрт побери, когда к старости прибавляются ещё и хвори, — говорил он, медленно произнося слова.
Но вот наконец Настенька увидела, что дед отдышался и взялся за табак, чтобы закурить трубку.
— Ой, и хитрый ты! — сказала Настенька.
— Почему это я хитрый? — спросил дедушка.
— Я знаю, отчего тебе не спалось сегодня. Ты не можешь дождаться, когда мы пойдём на вокзал встречать маму.
— Ой, девочки! — запищал дед, передразнивая Настеньку.
— Ты меня передразниваешь, потому что я угадала и тебе уже нечего больше сказать.
Это была правда, и дед молча закурил трубку. Ему на самом деле с полуночи не спалось, и он, как малое дитя, ждал, чтобы скорей пришло утро, когда он с Настенькой пойдёт на вокзал встречать дорогого и родного человека. Вчера пришла телеграмма, что Настенькина мама приедет сегодня. Ещё только начало светать, а московский поезд приходил после полудня. Пососав чуток трубку, дед сказал таким тоном, чтобы Настенька не заметила, что она угадала, отчего ему не спалось:
— А нам же ещё надо что-то приготовить к маминому приезду.
— Ой! — крикнула Настенька.
— Девочки! — пискнул дед.
— Ой, девочки, — захохотала Настенька. — А мама очень любит гороховый суп, давай сегодня сварим.
— Ну, давай.
Настенька одним махом проскочила всю комнату и вытащила из шкафа мешочек с горохом. Вдвоём они перебирали горох, потом пили чай, потом снова перебирали горох. Так медленно у них шла работа потому, что они не столько перебирали горох, сколько поддразнивали друг друга, дурачились, словно деду тоже было лет двенадцать.
— Ой, — не выдержала наконец Настенька.
— Девочки! — запищал дед.
— Хоть бы скорее этот поезд с мамой приходил, — сказала Настенька и запустила в деда горошиной.
— Ага, — согласился дед и грустно кивнул головой.
И вот настал день. Рассвело, дед погасил свет и посмотрел в окно.
— О, снегу подбросило за ночь, — сказал он, — придётся тебе, Настенька, доставать лыжи.
Дед надел праздничный костюм и долго подкручивал перед зеркалом свои седые усы. Настенька тоже надела нарядное платье и тогда лишь заметила, что они так и не успели перебрать горох.
— Что же будет с нашим супом? — уныло пробормотал дед.
— Ой, как тоскливо ждать, нечем заняться, скорей бы уж поезд приходил.
— Давай докончим перебирать горох и пойдём на улицу, — сказал дед.
И они снова принялись за горох, но тут забарабанили в дверь и в сенях раздались детские голоса:
— Настенька, открой!
— Ой, девочки! — радостно воскликнула Настенька и, рассыпав по полу горох, бросилась открывать дверь. Вошли три девочки — Рая, Фаня и Надя.
— Скорее, скорее сюда, стрекозы вы мои, — радостно встрепенулся дед.
Это были те самые девочки, о которых рассказывалось в начале повести. Это их тогда защищал Настин дедушка от Сержа Милевского. Ещё до того случая они раз или два были дома у своей школьной подруги Настеньки. А после того как Настин дедушка заступился за них на улице, они ещё больше к ней привязались. И когда учительница сказала навестить Настеньку и узнать, как она живёт с больным дедом, Рая, Фаня и Надя стали часто приходить к своей подруге.
Рая выглядела самой взрослой из троих. У неё были две совсем ещё маленькие сестрички, одна из них слабенькая, довольно часто болела. Раиной маме хватало работы и забот, и Рая во всём ей помогала. Рая уже умела сварить любой суп, умела вкусно поджарить мясо и приготовить всё, что нужно. Она очень хорошо вышивала и неплохо шила. Неизвестно, кто у кого перенял, — то ли Рая от Настеньки, то ли Настенька от Раи, но и Рая тоже имела привычку иногда запищать: «Ой, девочки!» В последнее время Рая гордилась тем, что сама себе перешила платье. На лице у неё было несколько веснушек, а волосы, гладко причёсанные, заколоты гребешком. Она была очень похожа на Настеньку — и голосом, и фигурой, и всем своим видом, и своей самостоятельностью.
Фаня не была похожа на Раю и Настеньку. Прежде всего, она была на год моложе их и меньше ростом. Волосы у неё на голове густо кудрявились, говорила она неторопливо, словно пела. И уж никак от неё нельзя было услышать неожиданного восклицания «Ой, девочки!». Прежде чем сказать слово, она подумает и потом пропоёт уже то, что хочет сказать.
А Надя была большой хохотушкой. Она очень любила смеяться. Вдруг скажет:
— Я пила воду и облилась.
И захохочет. А то поскользнётся на льду и упадёт, а известно, что когда упадёшь, то в первое мгновение не больно. Заболит чуть позже, если сильно ударился. В таких случаях Надя сперва захохочет, а потом уже заплачет.
Вот эти три девочки и вошли теперь в Настину квартиру.
Рая наступила ногой на рассыпанный горох и чуть не упала.
— Ой, девочки! — воскликнула она.
А Надя известно, что сделала после этого, — она сразу захохотала. Зато Фаня подумала и не спеша пропела:
— Надо этот горох собрать, а то тут можно упасть.
— Ой, девочки, давайте собирать горох! — воскликнула Рая, и они вчетвером наклонились к полу.
— Как хорошо, что вы пришли, — сказала Настенька, — а то мне тоскливо было ждать поезд.
— Какой поезд? — спросила Надя.
— Моя мама приезжает. И знаете что? Она уже раньше писала, что купила патефон. Значит, сегодня его привезёт.
— А какие пластинки? — пропела Фаня.
— «А какие пластинки-и-и», — передразнила её Рая. — Откуда же Настя может знать?
— Вот если бы «Лезгинка» была, — засмеялась Надя.
— Ой, девочки! — крикнула Рая. — Станцуем «Лезгинку».
