Из-за большой белой русской печи выглянула старуха с большим носом, сгорбленная, повязанная черным платком, похожая издали на галку.
— Кого еще нелегкая принесла? — проворчала она, сердито шаркая валенками.
Дядя Петя принес табуретку и усадил на нее Илюшу.
— Сколько же вас осталось, сирот? — продолжал встревоженно спрашивать он.
— Двое… Еще брат.
— Где же он?
Илюша с трудом подавил слезы и вымолвил едва слышно:
— Мы потерялись.
— А к нам ты как попал?
— Дяденька один послал…
— Какой дяденька?
Илюша помнил строгий наказ Дунаева ничего не рассказывать о нем и молчал.
— Кто же этот дяденька? Как его фамилия?..
Молчание становилось тягостным.
— Он сказал, чтобы я не говорил.
— Почему?
— Не знаю.
— А ты скажи.
— Его звали Дунаевым…
На какое-то мгновение в передней воцарилась тишина, потом все разом заговорили:
— Это он! Мама, это наш Женя!
— Господи помилуй!..
— Где ты его видел? — требовала тетя Лиза.
Бабушка обхватила голову руками и закачалась, запричитала:
— Сыночек мой родненький, листочек оторватый… Где блуждают твои ноженьки? Чем опостылел тебе дом отцовский?..
Дедушка не выдержал:
— Замолчи, старая, не рви душу! — и пошел прочь из дому.
Снимая с Илюши лохмотья, тетя Лиза морщилась от брезгливости:
— Петя, пойди выкинь это на помойку.
— Сжечь надо, — подсказывала бабушка.
Когда Илюшу раздели, он в испуге кинулся к лохмотьям, торопливо порывшись в них, вынул что-то и прижал к груди.
— Что он там хоронит?
— Бумагу какую-то… А ну дай сюда.
— Не дам, отойди! — вдруг огрызнулся мальчик.
— Брось бумагу! — потребовала тетя Лиза.
— Не брошу.
— Оставьте его, — сказал дядя Петя, — пускай забавляется. Отдай мне, Илюша, я сберегу.
Бабушка все же отобрала плакат, повертела в руках, мрачно рассматривая рисунок.
— Человек какой-то с метлой.
Петр Николаевич узнал на плакате Ленина и взял у бабушки бумагу, аккуратно сложил вчетверо и отнес в другую комнату.
Тетя Лиза, тронутая беспомощным видом мальчугана, повторяла:
— Как же ты, бедняга, перенес такие муки?.. Петя, принеси корыто из кладовой… Его остричь надо, захвати ножницы! Ах ты горемыка, ну рассказывай про Женю. Где видел его, здоров ли он?..
Илюша не ожидал, что его рассказ о чекисте Дунаеве может вызвать такой переполох, и молчал.
— На какой станции ты его видел?
— Не знаю.
— Ах ты господи! Надо же было запомнить! Как люди называли станцию?
— Мы в Киеве жили, а потом поехали на паровозе.
— Станцию надо было запомнить, — упрекала бабушка. — Знаешь ли ты, кто этот человек, Дунаев-то? Женюшка наш, сынок мой родимый! А я его мать, можешь ты это взять в толк?
— Ладно, мама, — успокаивала дочь. — Слава богу, что жив, а если жив — приедет.
2
Мальчика привели на кухню, где дядя Петя, громыхая цинковым корытом, устанавливал его на полу. Тетя Лиза достала из печи большой чугун с горячей водой, разбавила холодной, потом подняла Илюшу, легкого, точно перышко, и посадила в корыто. Дедушка принес в бидоне зеленое жидкое мыло. Тетя Лиза брала мыло на палец и размазывала на голове Илюши, на спине, на худенькой грязной груди.
— Господи, да на нем креста нет! — воскликнула бабушка. — Ах, нехристи!..
Илюша сидел в корыте, ему было холодно, больно от жесткой мочалки, хотелось плакать. Он отвык от воды, и было странно, что его моют чужие люди.
Илюшу оттирали и скоблили долго. Наконец тетя Лиза обернула его суровым полотенцем и передала на руки дяде Пете, а тот отнес его в зал на диван. Илюша дрожал от озноба. Дядя принес полушубок, пахнущий сухим теплом, и укутал мальчика до самой шеи.
— Сиди, воробушек, — ласково проговорил он и ушел.
Илюша оглядывал полосатые старенькие обои на стенах, фикусы в кадках на полу.
Нигде не видел Илюша столько икон! Они занимали весь угол, два простенка и стояли одна на другой до самого потолка. Перед иконами горели лампады — разноцветные стеклянные стаканчики на медных цепочках. Иконы были украшены бумажными незабудками, розами из стружек, ветками вербы с серебристыми пушками. С икон на Илюшу смотрели бородатые святые старцы с золотыми кругами над головой.
В комнату вошла бабушка. Вид у нее был суровый и решительный.
— Нагни голову, — приказала она и надела на Илюшу крестик. — Во имя отца и сына и святого духа… Гляди не потеряй. Крест спасает человека от напастей, от греховных соблазнов, от лукавого.
Тетя Лиза принесла мужскую рубаху из грубого холста. Рукава были длинны и свисали до пят. Она засучила их. Пригодились дедушкины штаны. На ноги пришлись старые валяные опорки. Облаченного в пеструю одежду Илюшу привели в кухню. Тетя Лиза налила квасу в глиняную тарелку, дала деревянную ложку. Бабушка пододвинула чугунок с холодной картошкой:
— Ешь, да не спеши, а то подавишься.
Дрожащей рукой Илюша взял картошку, откусил. Но бабушка крикнула на него, и он замер с открытым ртом.
— Харю перекрестил? Ах, семя нечестивое, да он и молиться не умеет! А ну приложи ко лбу три перста, вот так. Теперь к животу прислони, да пальцы держи щепоткой, что ты их растопырил, точно гусь.
Хлебая тюрю, Илюша заспешил и закашлялся.
— Подавился-таки… Спешишь побольше захватить. Чужого-то не жалко…
Доев картошку, Илюша слез с табуретки, поклонился и по-взрослому мудро сказал:
— Спасибо за хлеб-соль…
Он взял у печки веник и хотел подмести кухню, словно понимал, что за хлеб надо платить.
— Положи веник, я сама подмету, — сказала тетя Лиза.
Илюша хотел что-то сказать, но побледнел, пошатнулся и выронил веник.
Когда на кухню прибежал Петр Николаевич, Илюша в беспамятстве лежал на руках у тети Лизы. Его отнесли на лежанку. Подушки под рукой не оказалось, и ему сунули под голову бабушкины дырявые валенки.
— Ничего, — сказал Петр Николаевич, — это бывает от голода. Принесите мокрое полотенце.
Илюша очнулся от холодного прикосновения и хотел подняться, но дядя уложил его снова:
— Дудки, брат, лежи.
Все отошли, чтобы дать мальчику успокоиться. Но ему не удалось уснуть. Сначала подошла бабушка и, склонившись над ним, зашептала:
— Скажи хоть, какой он, не похудел? В чем одетый?
Илюша догадался, что бабушка спрашивает про чекиста Дунаева, и тихо ответил:
— В кожаной тужурке он, с наганом…
— С на-га-но-ом… — испуганно повторила бабушка, горестно поджав губы. — Кто же он по должности?
— Чекист.
— Господи милосердный… Что же это такое — чекист?
— Бандитов ловит.
Бабушка снова перекрестилась:
— Сохрани и помилуй… Что же он сказал? Не приедет домой-то?
— Не знаю.
— Экий ты балбес! — осердилась бабушка, плюнула и ушла.
3
Под вечер Дунаевы ушли в церковь. В доме воцарилась тишина. Илюша, как дикий зверек, сидел в темноте.
Потом из дальних комнат вышел дядя Петя. Он улыбался, а светлые добрые глаза смотрели весело и озорно, как будто дядя только и ждал, чтобы хозяева ушли.
— Одни мы с тобой остались. Подымайся, будем хозяйничать.
Он обнял Илюшу и повел за собой. В зале они сели на диван, покрытый чистым холщовым чехлом.
— Ну расскажи, мальчик, как у тебя горе случилось, когда папка погиб. Рассказывай все по порядку и не волнуйся…
Илюша говорил тихим голосом, так, что едва сам себя слышал. Дядя заметил, что постепенно лицо мальчика запечалилось, глаза повлажнели, и он пожалел, что затеял этот разговор.
Надо было отвлечь сироту от горьких воспоминаний, согреть его душевностью, от которой мальчик уже отвык.
— Знаешь что? Пойдем я тебе Карасика покажу!
— Рыбу? — спросил Илюша, вытирая слезы.
— Нет, не рыбу, — загадочно усмехнулся дядя и открыл дверь свинарника. — Вот Карасик. Слышишь, хрюкает?
— А я думал, рыба…
— Мы его маленьким купили, — рассказывал дядя, — таким крохой, что я его домой за пазухой принес. Говорю тете Лизе: «Гляди, Карасика поймал». А она: «Караси болотом пахнут, лучше бы щуку принес». Потом все долго смеялись. И так с тех пор Карасиком поросенка прозвали. Теперь видишь, какой вырос. Ну, хрюкай, хрюкай… Пойдем теперь к Белянке. Эта мадам пожилая, но добрая, молоком нас угощает.
В полумраке коровника Илюша увидел белую комолую корову; у нее были большие синеватые глаза и длинные белесые ресницы.
Тут Илюша услышал трогательную историю: у Дунаевых была черная корова Цыганка. Однажды за ней недосмотрели, и она объелась клевером. Позвали ветеринара, и он, желая спасти корову, проколол бок и нечаянно убил в животе теленочка. Пришлось Цыганку зарезать, а ветеринар отдал свою корову. Это и была Белянка.
