Я силился вспомнить его имя, но без толку. Правда, не долго пришлось терзать память – зеленоглазая физичка улыбнулась и совсем другим тоном сказала:
– Садись, Максим, пять.
Точно! Максим, Макс…
Он тоже меня запомнил и узнал: присев, метнул в мою сторону робкий взгляд. Я подмигнул, и белобрысый застенчиво улыбнулся. Да уж, с ним никакого ого-го не выйдет. В родном классе он и то держался скованно. Нет, даже пришибленно.
Затем Ольга Николаевна приступила к новой теме. В физике я не смыслю ровным счётом ничего, так что уже с третьего предложения меня стало клонить в сон. Вся эта дребедень – индукция, магнитный поток, гальванометр, правило Ленца – действовала как гипноз. Белобрысый внимал каждому слову и записывал в тетрадь. Таких добросовестных я высмотрел ещё человек десять. Хотя, может, они и не формулы выводили, а играли в какой-нибудь «Ход конём» или «Числа». Ну а остальной народ, как и я, боролся со сном.
Прозвенел звонок. Физичка продиктовала домашнее задание и отпустила всех, кроме меня. Задержала ненадолго, спросила, что проходили, по какой программе занимались и как вообще у меня обстоят дела с физикой. Я чистосердечно признался, что физика для меня – терра инкогнита. Она для виду посокрушалась и отпустила на все четыре стороны. Всё это время, оказывается, белобрысый поджидал меня в коридоре за дверью.
– Здорово! – я пожал ему руку. – Значит, ты в этом классе учишься?
Он кивнул.
– Бывают же совпадения!
– Да, – разулыбался он.
– Ты в физике сечёшь?
– Ну…
– А я как-то не особо. А в этой школе давно учишься?
– С первого класса.
– Значит, будешь моим гидом. Показывай давай, где тут у вас что.
Тогда он и вовсе расцвёл.
На следующем уроке Макс подсел ко мне. Я сам предложил, и он с готовностью переехал. Я-то думал, вдвоём будет веселее, но куда там! Белобрысый проявлял крайнюю степень сознательности, причём на всех предметах. Сколько ни пытался его разговорить, самое большее – кивал или отвечал односложно, и снова всё внимание на доску, на учителя, в учебник. Типичный ботан.
Достучаться до него удалось только на уроке химии, и то потому, что у химички, Натальи Леонидовны, вышла какая-то нестыковка с расписанием. Она озадачила нас самостоятельной, а вместо себя посадила молоденькую лаборантку, которой всё было фиолетово, хоть на парте танцуй. Она уткнулась в планшет, а дикий гвалт, поднявшийся сразу, как ушла химичка, её вообще не трогал. Впрочем, как сказал бы Серёга Шевкунов, рабочий шум – это нормально. Народ переговаривался, искал решения сообща. Шелестели учебники. Пиликали сотовые. Только две последних парты на соседнем, втором ряду не суетились. За одной из них сидел рослый чернявый парень с хорошенькой блондинкой. И не просто сидел, а вальяжно раскинулся, умудряясь при этом наглаживать соседке колено. Собственно, она и не возражала.
– В учебнике нет этих задач, – возмутился Мужичок-с-ноготок.
– Ну естественно, – не поднимая глаз, хмыкнула лаборантка. – Кстати, в Интернете тоже можете не искать. Наталья Леонидовна их сама составляла.
– Ох, ничего себе! И как мы их должны решать?
– По аналогии с пройденными, так что вспоминайте…
Я и оглянуться не успел, как Макс всё сделал и чинно сложил ручки.
– А ты что не решаешь? – удивился он.
– Задачи по химии? Издеваешься?!
– Давай покажу, здесь просто…
– Очень издалека придётся показывать, класса с восьмого, – усмехнулся я.
Хипстер повернулся к нам, вернее, к Максу. Меня новые одноклассники упорно игнорировали. А если быть точным, искоса поглядывали, перешёптывались, но знакомиться или в открытую заговорить желания не выказывали. Молчал и я. Не в моих правилах вязаться кому-то в приятели.
– Решил? – спросил длинноволосый. Причём говорил он по-барски: мол, ну как, холоп, управился уже?
Макс коротко кивнул. Хипстер, не говоря ни слова, взял со стола его тетрадь.
У меня брови поползли на лоб от таких манер, но Макс поспешил заверить:
– Да пусть, мне не жалко. Шепнул, а сам потупил взгляд.
– Твоё дело, – пожал я плечами и свернул в другое русло: – Расскажи-ка, что у вас за народ. Кто заправляет?
– В смысле? – не понял Макс.
– Ну, кто у вас тут лидер, вожак, партайгеноссе? Ну как тебе ещё сказать?
– А-а, – дошло до него наконец. – Наверное, Мальцев и Яковлев. Ну и те, что с ними… Голубевская, Вера Потанина, Сачков и вот Виляев.
– Лидер всегда один, максимум – дуэт, и то редкость, все остальные – свита.
– Ну тогда Мальцев, – и он кивнул на «вальяжного», который до сих пор терзал коленку своей соседки.
– Вон тот чёрный, кучерявый, с шаловливыми ручками?
– Угу, – Макс покраснел.
– Что он за тип?
– Не знаю, – промямлил Макс.
– А с ним кто такая?
– Вера Потанина.
– Они вместе?
– Наверное…
Мальцев не то услышал, не то почувствовал, что я за ним наблюдаю, потому что неожиданно повернулся к нам. Царапнул меня взглядом, но ничего не сказал, заговорил с Максом:
– Чё пялишься, Чибис? Решил уже? Давай сюда.
Макс кивнул на хипстера:
– У Виляева.
– У Виляева, – передразнил его Мальцев, потом переключился на хипстера: – Эй, Дота, гони тетрадь Чибиса!
Я хотел было вставить свои пять копеек, мол, эксплуатируешь чужой мозг, так хотя бы спасибо-пожалуйста говори, но вдруг вспомнился момент, да не один, а множество, как сам списывал. Прошлый год. Физика. Контрольная. Я полулежу за партой, зеваю и даже не волнуюсь, потому что Гороховская решает мой вариант, передаёт мне украдкой и только потом приступает к своим заданиям. Я не просил, не благодарил, а принимал как само собой разумеющееся. И как-то сразу неловко стало учить кого-то вежливости. В конце концов, Макс сам сказал, что ему не жалко.
После школы мы пару кварталов шли вместе с Максом, потом наши пути расходились. Ему – налево, мне – направо. Напоследок он вдруг выпалил чуть ли не с щенячьим восторгом:
– Как здорово, что ты пришёл в наш класс!
У меня нечаянно вырвался снисходительный смешок, и Макс тут же смутился собственной горячности.
– В смысле… забавно получилось… – тихо пролепетал он.
Я хлопнул его по плечу и двинул в сторону «Баргузина», но не сделал и пяти шагов, как Макс окликнул меня:
– Если будут проблемы с домашкой, ну и вообще… звони…
– Лады, – кивнул я.
Готов был поспорить, Макс так и стоял на перекрёстке, глядя мне в спину, пока я не скрылся за поворотом. Кожей чувствовал, как он сверлил глазами мою спину, ну или чем там в таких случаях чувствуют…
Радости от встречи «земляка на чужбине» изрядно поубавилось. И вовсе не потому, что меня по жизни бесят люди с такой позицией: ударят по щеке – подставь другую. Не в прямом, конечно, смысле – в классе его не обижали, как утверждал сам Макс. Но вот эта безропотность, жертвенность и желание всем угодить… брр, меня прямо передёргивает от подобных качеств. Рабская психология, как я называю. Но чёрт бы с этим, меня настораживало другое: этот тихоня, по всей видимости, записал меня в закадычные друзья. Ну или вознамерился стать моим другом. С того момента, как я предложил ему пересесть ко мне, он шагу не давал ступить. Всюду плёлся за мной хвостом. Даже в сортир! Я от такого навязчивого внимания сразу пасую. Я вообще не переношу посягательств на личное время и пространство. Что говорить, если даже в магазине, стоит продавцу хотя бы спросить, чем мне помочь или что ищу, я немедленно ноги в руки – и к другому прилавку, где будут молчать и не полезут с помощью. А тут каждую минуту… неотступно… Да ещё это просительное выражение лица!
Завтра же поговорю с ним, решил я. Растолкую, что к чему. Пусть пасёт кого-нибудь другого.
Намеченного разговора не вышло. Ни завтра, ни послезавтра, ни вообще. Сказать «отвяжись», пусть и в вежливой форме, человеку, который тебе ничего плохого не сделал, даже наоборот, из кожи вон лезет, чтобы угодить, не так-то просто. Так и я – только взгляну в его щенячьи глаза, и сразу вся решимость пропадает.
Ну и к тому же новые одноклассники не особо рвались принимать меня в свой стан. Они даже не здоровались! Вообще никак не реагировали на моё появление!
Я звонил Серёге Шевкунову и неизменно попадал на короткие гудки. Зашёл ВКонтакт, хотел написать ему, готов был даже перешагнуть через собственную гордость. Но, увы… «Вы не можете отправить сообщение. Пользователь ограничил доступ к своей странице». Я негодовал, бесился, недоумевал. Как так?! Десять лет дружбы взял и выплюнул! Так обидно и горько! И больно. Как будто под дых ударили. Но потом взял себя в руки. Ну уж нет! Распускать сопли и нюни никогда себе не позволял и не позволю. Если больно, надо заглушить боль, задавить её, отгородиться и послать всех к чертям собачьим. Все вы – бывшие одноклассники, новые, Шевкунов, даже Палыч – нос от меня воротите? Ну и пусть. Без вас прекрасно проживу. Ещё завидовать будете.
