— Я работаю директором не первый год, — тихо и доверчиво заговорила она. — Вначале тоже… думала о новых методах преподавания, о каких-то улучшениях… А потом поняла, что школа — учреждение государственное и никаких тут вольностей, экспериментов допускать нельзя. Нам и без того присылают столько всяких инструкций, приказов, положений, указаний от вышестоящих организаций, от министерства, что… дай бог справиться и провести их как-то в жизнь. Затем сборники приходят… совещания… Честное слово, школе уделяют так много внимания и заботы, что все наши кустарные, непродуманные, так сказать, эксперименты, приносят только вред. — Голос Марины Федотовны стал более жестким, лицо утратило на время мягкость. — И это верно! Я не раз проверяла… Сверху же лучше видно! Задача директора — добиться от учителей четкого, безоговорочного исполнения инструкций и проведения их на уроках… Такова задача! — Марина Федотовна помолчала, чтобы смысл ее слов дошел до Горюнова, и продолжала: — После слияния отпустили вожжи, и, конечно, среди учителей началось брожение… — Она улыбнулась. — У нас тут есть один… как бы помягче сказать — ненормальный, немножко тронувшийся учитель, — Сутырин его фамилия… Правда, он рисование преподает… Затем биолог еще… Очень трудная женщина… дерзкая! Вы напрасно ей доверяете… А вот Маслова Татьяна Егоровна — настоящий воспитатель! Приняла в прошлом году пятый класс… Очень был разболтанный класс… В один год неузнаваемым стал. Дисциплина образцовая, успеваемость поднялась… Очень строгая, требовательная…
Константин Семенович, не отрываясь, смотрел в выпуклые глаза директрисы и не столько слушал ее, сколько думал о своем. Вспомнился ему почему-то Игорь Уваров, его слова, манера держаться… И он невольно искал связь между тем, что говорила Марина Федотовна, и поведением юноши. Искал и не находил. Прямой связи как будто не было.
— Марина Федотовна, а вы никогда не задумывались над тем, что, стараясь воспитать бодрость и жизнерадостность в том духе, в каком вы только что говорили, школа часто воспитывает у детей жестокосердие и неглубокое, потребительское отношение к жизни? — спросил он, выбрав удобный момент.
— Вот тебе и на! — удивилась Марина Федотовна. — Откуда такой вывод?
— Из жизни. В милиции я часто встречался с таким явлением.
— Ну… милиция! Ясно, что туда жестокосердные попадают.
— Мы хотим и должны воспитывать внутренне бодрых, жизнерадостных людей, — сказал Константин Семенович, — добрых, отзывчивых и великодушных. Но, к сожалению, не знаем, или плохо знаем, как это делать, понимаем свою задачу слишком прямолинейно и однобоко… Вот вы руководили школьным комсомолом, воспитывали бодрых, жизнерадостных, преданных Родине бойцов, — скажите, как вы это делали? Как, например, воспитывали, ну, скажем, любовь к Родине?
Вопрос поставил Марину Федотовну в тупик. Коротко ответить было невозможно, да ей никогда и не приходилось задумываться над таким вопросом.
— Что значит «как»? Как полагается. Как все! — пожав плечами, ответила она. — Ну, а как вы собираетесь это делать?
— Мне бы хотелось послушать, что скажете вы — многоопытный работник. Каждый человек, выполняя какую-то работу, думает о результатах. Знания, например, вы проверяли на экзаменах и ставили отметки, ну а как вы проверяли результаты воспитания? Тоже спрашивали ваших выпускников — любят ли они свою Родину?
— Иногда спрашивали, — со снисходительной улыбкой ответила Марина Федотовна. — Право, я не очень понимаю вас…
— Они вам отвечали «да», и вы успокаивались. Ну а если бы кто-нибудь из них ответил «нет»? Ну просто из озорства, по глупости. Что бы вы стали делать?
Константин Семенович немного помолчал и, видя, что директриса не собирается продолжать этот «странный» и даже «неприличный», по ее мнению, разговор, решил нанести удар, чтобы вывести ее из равновесия.
— Я вижу, что нужен конкретный пример. Возьмем Игоря Уварова. Вас он устроил бы?
— Мне не нравится ваш тон, товарищ Горюнов, не нравится и подобная постановка вопроса, К чему этот пример?
— Чтобы убедить вас.
— Ну хорошо, убеждайте, — всё с той же снисходительной улыбкой согласилась директриса.
— Что бы вы стали делать, если бы Уваров на ваш вопрос, любит ли он Родину, ответил, что нет?
— Этого не может быть!
— Почему?
— Такой умный, воспитанный мальчик, отличник учебы… К тому же сын Виталия Павловича! Я хорошо знаю его мать. Как это могло вам прийти в голову? — проговорила Марина Федотовна, не скрывая своего возмущения.
— Н-да… — вздохнул Константин Семенович. — Очень мы с вами разные педагоги… Игорь Уваров арестован.
— Что? — глаза Марины Федотовны стали круглыми. — За что?
— За измену Родине.
— Вы не шутите!? — с ужасом спросила она.
— Такими вещами не шутят, Марина Федотовна. Но предупреждаю: это пока секрет. Идет следствие.
Никакого секрета в аресте Игоря не было. Константин Семенович просто боялся, что она сообщит матери, а та, в свою очередь, раньше времени скажет отцу.
— Вот результат вашего воспитания, — с горькой иронией сказал он. — Приготовьтесь…
— Я? При чем же здесь я?.. Он пришел из другой школы… Раньше наша школа была женской. Мы не можем следить за всеми учащимися. Мало ли чем они занимаются вне школы…
— Вы напрасно испугались. Вам ничто не грозит. А если и придется отвечать, то только на вопросы матери. Вряд ли вам удастся избежать такого разговора — тем более что вы знакомы. Видите, как в жизни бывает! Знакомство наше началось с уголовного дела и заканчивается оно опять же уголовным делом. Странно, не правда ли?
— Не понимаю, что это за намек? — побледнев, но вызывающе спросила Марина Федотовна. По всему было видно, что она приготовилась защищаться.
— Никакого намека, — спокойно ответил Константин Семенович. — То, что случилось с Уваровым, — результат плохой воспитательной работы, и только. Для вас образец воспитателя — Маслова, которая, насколько мне уже известно, запугивает и дрессирует детей, затем — Лизунова… А Сутырин — полусумасшедший, Чичерова — только дерзкая женщина… Думаю, что слепое отношение к делу, к людям — тоже причина уголовных дел.
Марина Федотовна набрала в легкие воздуха, но ответить ей не удалось. В дверь постучали, и вошла Мария Васильевна:
— Константин Семенович, я собралась уходить… Уже время. Я вам больше не нужна?
— Нет, нет! Пожалуйста, идите!
— Мария Васильевна, я тоже ухожу! — вдруг заторопилась Марина Федотовна. — Подождите минутку…
— Нет. Извините, но я очень спешу… И нам не по пути! — покраснев, пробормотала секретарь и вышла из комнаты.
Молча вылезла Марина Федотовна из-за стола и, не прощаясь, направилась к двери. Здесь она остановилась, словно в раздумье; постояв так немного, она снова вернулась к столу, открыла боковой ящик, достала туфли, завернула их в газету и ушла с гордо поднятой головой. Дверь осталась открытой.
Константин Семенович с невольным любопытством следил за директрисой. Даже подошел к окну и провожал глазами до тех пор, пока она, выйдя из школы, не скрылась за поворотом.
— Ушла! — раздался в канцелярии голос Ксении Федоровны. — Просто не верится. Совсем ушла!
— Ушла… — как эхо отозвался Константин Семенович и вдруг улыбнулся: — А знаете, она дала вам хорошую характеристику…
— Шутки в сторону! — воскликнула учительница. — Она ненавидит меня. Уж я-то знаю! Знаю даже, с каких пор. В прошлом году я отказалась кое-кому исправить отметки по дарвинизму.
50. "Нитроглицериновая" новость
Дверь открыл сам Виталий Павлович. На нем была расстегнутая голубая пижама, из-под которой свисали спущенные подтяжки. На ногах мягкие домашние туфли.
— Извините, я думал, жена вернулась, — с виноватой улыбкой сказал он, придерживая сползающие штаны и пятясь к открытой двери. — Вы директор школы?
— Да.
— Одну минутку. Я сейчас. Да вы проходите, — говорил он уже из комнаты.
Пока Константин Семенович снимал и вешал шляпу, поправлял волосы, Виталий Павлович успел надеть подтяжки и застегнуть пижаму.
— Пройдемте ко мне, — пригласил он, появляясь в дверях. — Дома никого нет. Я один.
В кабинете было накурено. Лампа под зеленым абажуром освещала на столе бумаги, чертежи, открытые книги…
— Очень хорошо, что вы пришли. Кажется, товарищ Горюнов?.. Как ваше имя?
— Константин Семенович.
— Прекрасно. Присаживайтесь, пожалуйста. Насколько мне известно, вы недавно назначены?
— Да, недавно… Сегодня подписали приемо-сдаточный акт.
— Итак! Чем могу служить?
— Я пришел поговорить о вашем сыне… И хочу упрекнуть вас, как отца. Вы мало занимались его воспитанием.
— Справедливый упрек. Мало. Очень мало! Не хватает времени. Всё передоверил жене. Но почему вы сделали такой вывод? Вы же только-только…
