…Когда меня увели, мне было 30, а дочери 3 года. Когда я вернулась из лагерей, дочери исполнилось 24.
…Все годы в лагере я жила в разлуке с сыном. Мне привезли его в ссылку уже подростком.
Сиротели отцы и матери. Сиротели их дети, их собственные дети и наши, рождения 1970-го. Нерасторжимы два горя, две беды, два отчаянья. Ни словом, ни поступком не искуплена вина наша. Во имя живых и мертвых, во имя памяти, во имя тех, кто придет после нас, каждый должен затянуть свой, пусть слабый, малый узелок, чтоб не утончалась, не рвалась, а день ото дня крепла нить, связующая прошлое и будущее, чтоб не докатился до внуков и правнуков наших отголосок сегодняшних бед и не отозвался еще одним горьким, непоправимым уроком.
Стучат колеса, стучат колеса. За вагонным окном тундра — речки, озера, тоненькие, кривые деревца. Где-то здесь много лет назад шли тысячи и тысячи людей.
ИЗ ДОКУМЕНТОВ 1950–1953 ГОДОВ:
…О закреплении пересечения осей кварталов и улиц города…О запрещении движения тракторов по улицам Норильска… О порядке выдачи молочных карточек детям дошкольного возраста… О строительстве и эксплуатации сооружений на вечной мерзлоте… О порядке ускорения оформления документов на освобожденных из лагеря и направления их из Норильска в Дудинку… Об окончании строительства новой средней школы в Горстрое… О снабжении населения новогодними елками… Об утверждении медкомиссии по осмотру заключенных для освобождения по Указу от 27 марта 1953 года… Об организации отправки освобожденных по амнистии… Об организации массового производства громкоговорителей…
…Когда кончался срок, им выдавали документ вместо паспорта. В документе было 24 графы, и каждые две недели они обязаны были отмечаться. Если человек в назначенный день не являлся, то объявляли розыск. Они не имели права выезда даже в Дудинки. (Т. М. Потапова)
…В 1953 году много людей заболело силикозом. Стали работать по шесть часов…Ребята, что вместе со мной приехали, сейчас на пенсии. Как начнем вспоминать. Был случай, чуть всех троих не убило. Второй раз чуть не угорели… Жена моя тоже работала в шахте. В войну работали без отпусков. После войны ездили в дом отдыха. У нас шестеро детей. Я уже на пенсии, но работаю. Прораб наш говорил, кто жив останется, увидит, какой будет город! Выходит, сбылись слова нашего прораба. (В. Т. Чистяков).
ИЗ УКАЗА ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА РСФСР:
«Преобразовать рабочий поселок Норильск Дудинского района Таймырского национального округа Красноярского края в город краевого подчинения, присвоить ему наименование — город Норильск». (Москва, 15 июля, 1953 г.)
В 1957 году постановлением Совета Министров СССР от 25 февраля Норильскому комбинату присвоено имя А. П. Завенягина.
«Завенягин Авраамий Пав. (1901–1956) — советский государственный деятель, дважды Герой Социалистического Труда, член КПСС с 1917-го, с 1933-го директор Магнитогорского металлургического комбината, зам. наркомтяжпрома. С 1938-го начальник строительства и директор Норильского горнометаллургического комбината (ныне имени А. П. Завенягина). В 1941–1950 годах зам. наркома, зам. министра внутренних дел. С 1953-го зам. министра, с 1955-го министр среднего машиностроения и зам. Председателя Совета Министров СССР. Член с № 56-го. Депутат Верховного Совета в 1937–1950 годах. Лауреат Государственной ремии СССР». (Из Большого энциклопедического словаря).
А. П. Завенягин кавалер шести орденов Ленина. Похоронен в Москве на Красной площади у Кремлевской стены.
В 1966 году газета «Правда» писала о Завенягине:
«…Об этом человеке до сих пор ходят легенды. Чаще всего говорят о том, что он многих спас. Это и так, и не так. Так, потому что он действительно спас многих. Не так — потому, что спасательство это вовсе не было проявлением частной благотворительности. Завенягин — человек, гражданин, коммунист — дал людям самое главное, самое большое, что мог дать. Цель… Этому человеку было присуще то, что называют чувством истории. Вот почему он сумел вернуть слабым — мужество, отчаявшимся — самоуважение, всем — веру в значительность своего труда…» (Ю. Апенченко)
«…Трудно даже сосчитать, сколько десятков и сотен спасенных для Отечества жизней на личном счету Авраамия Завенягина. Прежде всего в Норильске, где он имел директорскую власть. На седьмой (!) день своего пребывания на строительстве заполярного комбината директор приказал создать невиданный ни по тем, ни по нынешним временам проектный отдел численностью более 600 (!) человек. Его техническую роль в дальнейшем строительстве комбината трудно переоценить, но и для специалистов он был „спасительной гаванью“. Проектный отдел стал гражданским подвигом норильского директора. Он сразу понял, людей какого ранга — и сколько! — привела судьба в Норильск, и (на свой немалый страх и риск, естественно) по-своему, по-завенягински распорядился попавшим в его руки национальным достоянием — интеллектуалами высшего класса…» («Советская Россия», 25 октября 1987 года)
…Когда отца арестовали, я училась в 10-м классе. Из комсомола меня не исключили, но в ИФЛИ не приняли. Поступала на заочный. Окончила МГУ. По профессии я искусствовед. Приехала к родителям в Норильск. Здесь я встретила своего учителя физики. Он работал в морге, препарировал трупы.
…В 1950 году были составлены списки лучших норильских строителей. Попали Грамп, мой отец, другие. Их выслали в Сибирь. Ссылку оформляли в Красноярске. В ожидании ссылки они сидели вместе с бандитами. Я поехала в Красноярск. Вела себя, как ведут проститутки. Ходила каждый день к ним, вымаливала отца. Заплатила деньги и вывезла его в Норильск. Он протянул еще три года — после возвращения было второе кровоизлияние в мозг.
Отец десять лет работал над своей книгой. Он разрабатывал теорию снежных отложений. В Москве хранятся чертежи. Сделано два тома. Он отправлял чертежи в министерство, я помогала их оформлять. Чертежи вернули назад, так как отец сидел в лагере.
…Муж мой окончил академию имени Дзержинского. 5 мая выпускников в Кремле принимал Сталин, а 9 мая мужа арестовали. Реабилитировали в 1956 году. И отца реабилитировали в 1956 году. Он раньше посылал документы, но отвечали, что нет оснований для пересмотра дела. Моего отца реабилитировали посмертно. (Т. М. Потапова).
Новые серые пальто и синие береты завезли перед 1 мая. К празднику детей приодевали — интернат открывал шествие колонн. Воспитателям прибавилось хлопот — детей отмывали, гладили малышам белые рубахи, пришивали пуговицы, где укорачивали, где удлиняли тяжелые и безнадежно отставшие от моды детские пальто. Алина Семеновна приговаривала: «Наши не должны быть хуже городских».
Но пальто и береты сидели на детях нелепо, день выдался холодный, ветреный. Продержали нас целый час, а прошли перед трибуной за несколько минут.
После демонстрации домашние разъехались, а детдомовские переоделись и занялись обычными делами. Мария Ивановна осталась с ними: «Пусть потанцуют вволю». Сдвинули отбой на час, праздничный стол накрыли: «Наши не должны быть хуже городских».
Перед танцами дети успели посмотреть по телевизору праздничный репортаж из Москвы. Гремели оркестры, и на просторной Красной площади в такт музыке колыхалось море детских голов. Тысячи улыбающихся мальчиков и девочек в нарядных костюмах танцевали на брусчатке, уложенной веером.
ИЗ ПИСЬМА В ИНТЕРНАТ:
…Вышлите, пожалуйста, мне поскорее справку, что я детдомовский, а то не дают свитер и теплые вещи. Витек с Гришкой сбежали, потому что им в училище не понравилось. Их еще не поймали, а сбежали они в конце октября.
Сережино письмо мы получили глубокой осенью. Оно шло неделю. Еще неделю он ждал справку. Ждал и мерз. Грел руки под мышками — у Сергея была привычка скрещивать руки на груди. Так и ходил, наверно, по училищу, куда он, круглый сирота, уехал от нас после 8-го класса на полное государственное обеспечение. А взрослые заподозрили мальчика в намерении приодеться за государственный счет. А счет-то скудный, не разживешься. Справку мы отправили сразу и стали ждать беглецов — Витю и Гришку.
Гриша с Витей в интернате не объявились. У Виктора где-то дальние родственники, может, к ним подался? А если и к ним, примут ли? С парнями одни хлопоты. Девочек родственники охотнее берут в свои семьи. Девочка и по дому поможет, и с малышами понянчится. А когда нужда в няньке отпадет, отправят девочку в ПТУ или в интернат. Кому нужен лишний рот в семье?
Мать Гриши не вернулась из заключения, а отец женился второй раз. Пока Гриша жил в интернате, сына он ни разу не проведал. Может, Гриша бросился к нему в тяжелую минуту?
По-разному складываются судьбы детей после окончания школы. Одни утверждаются легко и сразу — то ли везет на совестливых людей, то ли срабатывает привычка к самоограничению, когда даже самые малые деньги, заработанные своим горбом, доставляют неслыханную радость. Вторые, как в омут, кидаются в водоворот жизни, гнутся, и души их беспощадно корежит жизнь. Третьи…
