Тампеля развязали, велели одеться.
— Все члены совещания видели вас на скамейке, — переводил слова Крылова Жольдас. — Они будут считать вас предателем.
— Я был здесь...
— Нет, вы были на скамейке.
Дворник сердито сопел.
— Мы давно вами интересуемся. Нам хорошо известно ваше участие в ограблении склада. Где находится взрывчатка?..
— У Рейтера...
— Где именно?
— Этого я не знаю.
— Ладно. А сейчас одевайтесь. Пойдете к Мергелису.
Подошли к дверям. Тампель позвонил. Было тихо. Мергелис, казалось, действительно спал. Позвонили еще.
— Вильмар, ты? — послышался вдруг голос.
— Я, — ответил дворник.
Дверь приоткрылась. Ее распахнули, схватили Мергелиса за руки. Это был пожилой человек, почти старик. Его даже не стали связывать.
Итак, с гнездом покончено. Но оставались еще Рейтер с Крюгером, не найдено было оружие. Все пойманные утверждали, что взрывчатка находится у Рейтера, но где — никто не говорил.
К Рейтеру отправился небольшой вооруженный отряд во главе с неутомимым Жольдасом, действовавшим сегодня особенно отважно и находчиво. Взять Крюгера он считал своим прямым долгом.
Начинало светать. Легкие тучки бежали по небу. Вот и дом Рейтера. Рейтер оказался сговорчивее, чем предполагали. Увидев вооруженных людей и смекнув, что, может быть, удастся скрыть Крюгера и местонахождение оружия, он сразу же открыл дверь.
— Где Крюгер? — спросил сурово Жольдас.
Хозяин удивленно округлил глаза.
— Никакого Крюгера я не знаю. Не верите — ищите сами.
— Поищем, — сказал Жольдас.
Обшарили чердак, погреб, все пристройки. Крюгера нигде не было.
Жольдас отодвинул кухонный стол. Посветил фонариком. Поперек половиц виднелась едва заметная черточка. Крышка подполья!
С помощью топора бойцы подняли крышку. Боязливо отошли в сторону.
— Он здесь! — сказал Жольдас — Я его по запаху чую.
И в тот же миг ударил выстрел. Пуля врезалась в печь, брызнув глиняной крошкой, отскочила в стену. Все кинулись на пол.
— А-а, собака, ты так!
Жольдас прыгнул в подполье. Навстречу ему треснул выстрел. Послышался чей-то сдавленный крик. Глухой удар... Еще удар... Я ринулся в подполье. Но моя помощь была уже не нужна. Жольдас справился сам. Дюжий мужчина, едва ли не вдвое здоровее Жольдаса, лежал вниз лицом.
А на дворе и в перелеске пограничники с собаками, натренированными на поисках тайников, уже исследовали метр за метром.
Всходило солнце, когда один из пограничников, сдерживая рвущуюся овчарку, вернулся из перелеска и сообщил:
— Аракс знает свое дело. В лесу погребок. Там и есть оружие. Так ведь, дед? — обратился с улыбкой он к Рейтеру...
Рейтер встал. Дверь в комнаты, где находилась жена и внуки Рейтера, была приоткрыта. Он мог с ними проститься, но не захотел. Ненависть к противнику и недовольство собой подавили все остальные чувства. Молча шагнул через порог.
* * *
К середине дня 30 апреля операция «Янтарь» была закончена. Сотрудники валились с ног. Но что усталость рядом с победой над врагом! Банда перестала существовать. И это накануне такого дня. Завтра — Первое мая! Выходите, люди, смело на улицу, пойте, веселитесь. Ничто вам отныне не угрожает.
Вечером 1 мая, укладывая чемодан, я подошел к окну. В открытую форточку доносились песни, нестройный шум веселой уличной толпы. И вдруг оттуда, где высились готические шпили соборов, взлетела ракета, другая — целый сноп разноцветных огней.
— Смотрите! — невольно воскликнул я.
Крылов подошел к окну.
— Вот он, фейерверк-то. Красиво, черт побери, а!
Когда погасли цветастые фонтаны, я подумал: «Вот и все. Завтра домой!» Чем больше я думал, тем яснее представлялось мне искусство Крылова. «Ну, а я, какова моя роль? Зачем он взял меня с собой? Научить! Развеять романтику, приобщить к большому делу!»
Теперь неважен был вопрос о собственной роли: что бы я ни сделал, все в интересах Родины!
А романтика? Была и романтика, как смотреть. Кропотливый упорный труд на благо народа — в этом главное!
В. ЕГОРОВ
ЧЕКИСТ ВСЕГДА ЧЕКИСТ
Пароход «Фомин» приближался к иранскому порту Пехлеви. Берега уже вырисовывались сквозь пелену дождя. Еще несколько километров в сторону синевших гор, и «Фомин» остановился. Здесь надо было ждать иранского лоцмана. Пароход, словно прокашливаясь, издал несколько отрывистых хрипов и протяжно загудел.
Начинало штормить, море посерело, мимо с тревожным криком пронеслась стая чаек. Капитан опасался, что надвигающаяся непогода может помешать выезду лоцмана. Но вот донесся ответный гудок. Ветхая моторная лодка то поднималась на гребнях волн, то стремительно опускалась вниз. Казалось, что утлая посудина вот-вот зачерпнет воды и пойдет ко дну. Однако этого не случилось. Моторка целой и невредимой подошла к правому борту. Лоцман — высокий сухопарый старик ловко поднялся по трапу и прошел на капитанский мостик.
Через несколько минут судно двинулось к порту.
На правом берегу Пехлевийского залива раскинулся городок с невысокими домами среди вечнозеленых апельсиновых садов. Кое-где, словно оборванцы среди праздничной толпы, виднелись по-осеннему оголенные тутовые деревья, яблони.
На противоположной, Казьянской стороне тянулись приземистые здания складов и служб порта. За ними жилые дома, гостиницы, лавки, составляющие несколько улочек. Их соединял с городом широкий мост, перекинутый через залив.
«Фомин» пришвартовался к каменной стенке причала. На судно поднялись полицейские, таможенные чиновники. После досмотра пассажиры столпились внизу у трапа. В толпе резко выделялась группа белокурых молодых людей в штатских костюмах, но с явно военной выправкой. Они громко говорили по-немецки, делились впечатлениями о морском путешествии — ночью пароход изрядно покачало.
Среди пассажиров было много деловых людей из разных стран, ехавших в Иран транзитом через СССР. К трапу подошел иранский чиновник и пригласил всех в таможню. Один из пассажиров, голубоглазый блондин лет тридцати пяти, с продолговатым лицом, чуть отстал. Он с интересом рассматривал толпу грузчиков в одежде из мешковины, напоминавших репинских бурлаков.
В таможенном зале вдоль длинной стойки, на которой лентой уложили чемоданы, выстроилась очередь. Таможенники просматривали. багаж. Очень скоро эта процедура была закончена. Последняя задержка перед выходом в город — просмотр документов.
Взяв из рук пассажира, заинтересовавшегося грузчиками, паспорт с выдавленным на обложке гербом Советского Союза, полицейский офицер прочел вполголоса:
— Сергеев Яков Васильевич, счетный работник Торгового представительства СССР в Иране, — и, помедлив, как бы нехотя, вернул паспорт Сергееву. Если бы его власть — полицейский отправлял бы любого прибывшего из большевистской страны обратно на пароход.
Выйдя в город, Сергеев пошел в сторону гостиницы: как сказали в таможне, там обычно стоят такси.
Небольшой портовый городок был очень оживлен. Бродячие торговцы, заполнившие улицы, громко предлагали купить диких уток, рыбу, апельсины. Казалось, к прибытию парохода все немногочисленное население городка вынесло продавать, что имело.
Не успел Сергеев подойти к гостинице, как из толпы вынырнул вихрастый мальчишка, схватил чемодан и потащил его к такси, стоявшему неподалеку.
— Куда вам, арбаб?[1] — спросил по-персидски мальчишка постарше, сидевший за рулем изрядно потрепанного «ситроена».
— В Тегеран.
— Садитесь. Машина как раз оттуда. Домчимся со скоростью «мессершмитта».
Второй парнишка уже укладывал чемодан в багажник.
Сергеев с недоверчивой улыбкой посмотрел на ветхий «ситроен». Но что-то в задорной похвальбе таксиста подкупало его, и, дав несколько кран[2] бойкому посреднику, Сергеев сел в машину.
«Война началась только несколько месяцев назад, далеко в Европе, а слава «мессершмиттов» уже дошла сюда», — подумал он, устраиваясь на сиденье.
«Ситроен» сорвался с места и быстро помчался к шоссе.
Лишь только машина очутилась на асфальтовой полосе, мокрой от дождя, как таксист залился веселой песенкой. Видимо, он был доволен, что не пришлось возвращаться домой порожняком. Скоро миновали город Решт. Незаметно очутились на перевале. Дорога вилась в ущелье вокруг покрытых лесом гор. С одного края горы поднимались к облакам, а с другого почти отвесно обрывались глубоко вниз. Со дна ущелья доносился рокот бурной реки. У первой же попавшейся чайханы пришлось остановиться, требовалось долить воды в радиатор. Сергеев с интересом рассматривал стоявший рядом автобус оранжевого цвета. На его крыше торчал огромный горб из чемоданов, мешков, ящиков с крякающими утками и кудахтающими курами. Но внимание Сергеева отвлек заунывный звон колоколов. Показался караван «кораблей пустыни». На макушке головного верблюда было нечто вроде султана из разноцветной шерстяной пряжи, а на шее — ожерелье из колокольчиков: меньший внутри большего. Цепь состояла из семи колоколов, самый большой из которых был с игрушечное ведерко. Не успел караван пройти, как мальчуган, управившись с радиатором, нажал на акселератор, и машина, дребезжа старым кузовом, помчалась дальше.
