— Смотрите! Смотрите! Кэргыль наверх полез!.. — почти закричал Петя, вскакивая на ноги. В классе послышался смех. Петя испуганно оглянулся и, встретившись с укоризненным взглядом Нины Ивановны, покраснел до корней волос.
— Железнов, пересядь на заднюю парту третьего ряда, — спокойно, но сухо сказала учительница.
Смущенный Петя быстро собрал свои книги. Кэукай умудрился незаметно дать ему в спину тумака и тем самым выразить свое неодобрение нелепой выходке друга.
А старик Кэргыль, действительно чем-то очень рассерженный, цепляясь трясущимися руками за леса, к изумлению всех, кто за ним наблюдал, взобрался на сруб дома. Стукнув Аймына палкой по спине, он взялся руками за доску и почти незаметным усилием водворил ее на надлежащее место. Аймын, который долго не мог справиться с доской, смотрел на старика с виноватой улыбкой.
...Прозвенел звонок. Последний урок кончился. Нина Ивановна разрешила ученикам встать. Класс быстро опустел. Веселой стайкой дети разбежались по поселку, устремляясь к тем местам, где строились дома.
Петя и Кэукай подошли к старику Кэргылю, к тому времени уже сошедшему вниз.
— А страшно там, наверху? — спросил Кэукай, заглядывая в морщинистое, с узкими подслеповатыми глазами лицо Кэргыля.
Старик заложил под мышку свой посох, ухватился рукой за бородку и вдруг, весело улыбнувшись, спросил:
— Вам, наверное, очень хочется побывать наверху, — так, что ли, говорю?
— Очень! — вздохнул Кэукай.
— А вы полезайте, — предложил Кэргыль.
— Да нас же не пустят, скажут — мешаем, — махнул рукой Петя.
Тогда старик выхватил из-под мышки посох и погрозил людям, работающим наверху:
— Эй, вы, там! Пустите этих мальчиков к себе, да только смотрите, чтобы они вниз не слетели!
Не успел старик закончить свой строгий наказ, как Кэукай и Петя, цепко хватаясь за леса, уже взбирались на самый верх дома.
— Как хорошо! — с восхищением сказал Петя, осматривая широко раскрытыми глазами поселок и его окрестности.
— Ай, хорошо! — в тон ему произнес Кэукай, всей грудью вдыхая свежий воздух светлого, солнечного дня.
Перед глазами мальчиков ровной линией тянулись до самого конца поселка уже выстроенные и еще строящиеся дома. Оставалось всего лишь несколько яранг, приютившихся у скалистого берега, и они теперь казались чужими, случайно заброшенными в этот поселок.
Снег, растаяв, обнажил пламенеющую темно-красными, коричневыми, желтыми красками осени бесконечную тундру. Густая сетка золотых солнечных бликов трепетала на море. Синее, спокойное, оно казалось нежным, ласковым. Льдины, отражаясь в воде, медленно двигались вдоль берега с востока на запад. Маленькие и большие, они были бесконечно разнообразны. Одни из них напоминали корабли невиданных конструкций, другие — причудливые вазы на тонких ножках, третьи — вздыбленных медведей или охотника в белом халате, притаившегося в ожидании зверя. Иногда подмытая водой льдина обваливалась, и тогда гулкое эхо сотни раз повторяло грохот, унося его далеко-далеко, туда, где синева моря сходилась с голубизной чистого, безоблачного неба.
А воздух казался таким чистым, прозрачным и свежим, что люди невольно вдыхали его всей грудью и еще громче стучали топорами, молотками, еще энергичнее работали рубанками, пилами.
— Эге-ге-гей, Инанто! — донесся чей-то густой, басистый голос с самого конца поселка, где люди уже устанавливали стропила на выросшем доме. — Почему твоя бригада так плохо работает? Что-то вашего дома совсем не видно-о-о!..
— Не туда смотришь. Повыше голову задирай, тогда увидишь!— послышался голос бригадира Инанто.
Веселый смех прокатился по поселку.
— А снегу, смотри, совсем нет! Вот только там, где и летом лежал, в горах остался, — показал на вершины гор Петя.
— Зима испугалась. Ушла зима, — ответил Кэукай и, щурясь, улыбнулся солнцу.
— А Нина Ивановна, наверное, на меня обиделась, — вдруг нахмурился Петя.
— Ничего, ничего, — успокоил его Кэукай. — Я видел, хорошо видел, что она сама чуть-чуть не расхохоталась, когда старик Кэргыль по спине Аймына палкой своей стукнул. Я и сам, понимаешь, даже язык прикусил, чтобы не расхохотаться. Вот, посмотри!
Кэукай, насколько мог, высунул свой язык, чтобы Петя собственными глазами удостоверился, что он действительно прикушен.
Петя рассмеялся.
— О! Он у тебя такой длинный, что, если ты и половину его откусишь, все равно никто не заметит!
Кэукай смешно скосил на свой язык глаза и, словно испугавшись, что язык и в самом деле длинноват, быстро закрыл рот.
— Посмотри-ка, Кэргыль так все и не уходит, — показал глазами вниз Петя.
А Кэргыль действительно, заложив свой посох под мышку, торопливо шагал вокруг дома, покрикивая на колхозников, если они делали, по его мнению, что-нибудь не так.
— Наверное, рад, что скоро из яранги в дом перейдет,— предположил Петя.
— Давай спросим? — посоветовал Кэукай.
Не раздумывая долго, мальчики спустились на землю, подошли к старику.
— Дедушка! Скажи, ты очень рад тому, что скоро в дом перейдешь жить? — спросил Кэукай.
Кэргыль щипнул несколько раз свою седую бородку, не спеша закурил трубку и только после этого очень серьезно ответил:
— В дом не перейду. Всю жизнь я прожил в яранге, в яранге и умирать думаю.
Кэукай и Петя изумленно переглянулись. Петя развел руками, как бы говоря: «Ничего не понимаю», и, прокашлявшись, несмело сказал:
— Как же это получается? Нехорошо как-то получается. На колхозном собрании решили, чтобы все колхозники в этом году перешли жить в дома...
— Стар я, дети. Очень стар, чтобы совсем по-новому жить, — хмуро ответил Кэргыль. — Не уйду я из яранги. Привык к ней. Больше об этом меня не спрашивайте.
— Но как же так? Ты же вот пришел посмотреть, как дома строятся! — горячо, как бы боясь, что Кэргыль не дослушает его до конца, заговорил Кэукай. — По лицу твоему видно, что ты очень рад...
— Рад, это ты правду говоришь, рад, — перебил Кэукая Кэргыль. — За людей в нашем поселке рад, потому и пришел сюда из яранги своей, чтобы вместе с людьми порадоваться. А теперь — всё! Не мешайте мне, я пришел помогать людям...
Кэргыль взял свой посох. Мальчики боязливо покосились на старика и, обескураженные, нехотя отошли от него.
— Не понимаю, чудной он какой-то! — вздохнул Петя.
— «Рад, рад»! А сам, как медведь в берлоге, собирается в своей яранге сидеть! — возмутился Кэукай.
— А знаешь, давай об этом скажем твоему отцу — он же председатель колхоза, — предложил Петя; голубые глаза его смотрели решительно, настойчиво. — Это ничего, что мы как бы на Кэргыля нажалуемся. Для него же лучше будет.
— Конечно, для него лучше, — согласился Кэукай.
...Таграт выслушал мальчиков очень внимательно и улыбнулся одними глазами. Суровое, озабоченное лицо его подобрело.
— Ну что же! Хорошо, что вы мне об этом сказали. Теперь давайте вместе думать, хорошо думать, чтобы Кэргыль согласился свою ярангу покинуть, — предложил им Таграт.
В это время сзади подбежал к мальчикам Эттай. Краснощекое лицо его выражало восторг.
— Идемте! Идемте скорее за мной! Я покажу, где мы будем жить. Отцу моему уже сказали, в каком доме мы жить будем!..
Мгновенно оценив всю важность сообщения Эттая, Кэукай и Петя во весь дух помчались вслед за ним.
Таграт долго смотрел вслед мальчикам, и глаза его лучились.
— Какое сегодня яркое солнце!—тихо сказал он и, вытащив из кармана рулетку, зашагал в самый конец поселка, чтобы проверить, правильно ли наметили закладку фундамента еще для одного дома.
Оправившись от болезни, Соня наконец вышла из дому. Ее поразило то, что на улицу можно, оказывается, выходить без теплой шубы и меховой шапки, что никакой пурги уже нет и в помине, на небе светит ласковое, теплое солнце, а снег хоть и выпал, но скоро растаял.
Соня глянула на море, по которому блуждали плавучие льды.
— Как красиво! — воскликнула она и, тихо ступая, словно боясь, что красота эта неожиданно может исчезнуть, направилась к берегу.
Гигантская стая уток, с шумом летевшая у самой воды, вдруг взмыла над девочкой к небу. Соня испуганно присела и замерла, подняв глаза кверху.
Тысячи уток летели над ней. Долго слышалось бесконечное хлопанье крыльев, пока не раздался где-то слева громкий выстрел из дробовика. Сразу две утки упали на землю. Соня подбежала к одной из них, взяла в руки.
—У, какая тяжелая! — сказала она, доверчиво глядя на подходившего к ней юношу чукчу, в руках у которого было ружье. — А какая голова у нее красивая! Смотри, вот здесь красненькое, а вот зелененькое и синенькое вместе, а вот желтенькое...
Юноша присел около Сони на корточки, улыбнулся.
