Когда рассказ подошел к концу, мужчина долго молчал, а потом он резко поднялся со скамьи.
— Как, вы уже уходите! — воскликнула раздосадованная Поллианна.
— Да, мне пора, — он улыбнулся, как показалось девочке, несколько загадочно.
— Но вы ведь будете иногда приходить в парк?
В ответ он покачал головой и опять улыбнулся:
— Думаю, что нет. Надеюсь, что нет. Ведь я приходил сюда от праздности. А ты мне открыла великую истину. Я думал, что я не нужен никому на свете. А теперь я знаю, что у меня есть пара рук, пара ног и пара глаз. И я как-нибудь сумею воспользоваться этим преимуществом и кое-кому доказать, что недаром живу на земле.
И он тут же встал и ушел.
«Какой же он забавный! — думала про себя Поллианна. — Он хороший, и он другой, чем все, кого я до сих пор знала», — говорила она, доводя до конца свою мысль и подводя итог своей прогулке.
Поллианна похвалила себя за то, что ей удалось еще одного человека приобщить к игре, и она шагала по тропинке гордой поступью человека, не ведающего сомнений. Ведь этот мужчина сказал ей, что парк общественный, значит, она гуляет здесь, как и все другие, по праву. Она приблизилась к пруду и перешла по мостику к лодочному причалу. Она вглядывалась в лица детей, надеясь отыскать черные кудри Сюзи Смит. Ей самой очень хотелось покататься на лодочке, но табличка предупреждала, что это стоит пять центов, а Поллианна вышла из дому совсем без денег. Она вглядывалась в лица матерей, улыбалась, пару раз пыталась затеять разговор. Но ни у кого не было желания с ней общаться, ее грубо обрывали и даже не удостаивали взглядом.
Тогда она выбрала другую тропинку, по которой ехал бледный мальчик в инвалидном кресле. Ей хотелось с ним познакомиться, но он был так погружен в чтение книги, что Поллианна решила оставить его в покое. Потом она увидела одну очень хорошенькую девочку, которая, однако, показалась ей очень грустной. Она сидела на скамейке одна точно так же, как и тот мужчина у пруда. Радостный возглас вырвался из груди Поллианны, и она побежала к этой девочке.
— Здравствуй! — воскликнула Поллианна. — Ой, как я рада, что тебя нашла! Я так долго за тобой охотилась! — И она подсела на скамью к хорошенькой грустной девочке.
Хорошенькая девочка выразила изумление.
— Ой! — воскликнула она. — Ты, наверно, обозналась. Я никогда тебя не видела, честное слово.
— Так ведь и я тоже впервые тебя вижу, — успокоила ее Поллианна, — но все равно можно считать, что я давно за тобой охотилась. Мне нужно было найти кого-то, кто гуляет здесь в одиночестве, без родителей или товарищей. Как мы с тобой. А ведь большинство пришли в компании или с семьей. Понимаешь?
— Да, я понимаю, — кивнула головой хорошенькая девочка, — но мне жалко, что тебе, бедняжке, приходится искать такое место…
— Какое место?
— Уединенное место подальше от людей.
Поллианна выразила удивление и нахмурилась:
— Да ты что! Я, наоборот, страшно хочу, чтобы вокруг меня были люди. — Поллианна даже рассердилась на девочку. — Мне совсем не потому грустно, что вокруг много людей, а потому, что они совсем меня не замечают.
Хорошенькая девочка горестно улыбнулась:
— Это правда. Люди совсем не обращают на нас внимания.
— Но ведь когда-нибудь кто-то захочет с нами поговорить.
— Да, — оборвала ее хорошенькая девочка, — некоторые бывают даже чересчур словоохотливы.
Поллианна насторожилась. Уже наученная горьким опытом общения с людьми, она заподозрила, что эта реплика относится к ней.
— Если ты имеешь в виду меня, то я уйду и не стану тебе мешать.
— Да нет, что ты, глупышка? Те, о ком я говорю, совершенно не похожи на нас с тобой. Я очень рада, что мы разговорились. Мне даже сначала показалось, что ты из нашего городка.
— Так, значит, ты тоже, как и я, не живешь в Бостоне?
— Нет, сейчас я живу здесь, — вздохнула девочка, — если только можно назвать это жизнью.
— А что у тебя не так? — всполошилась Поллианна. — Пожалуйста, расскажи мне, как ты живешь.
— Как я живу? — грустно переспросила девочка. — С утра до вечера мне приходится продавать кружевные шарфики и нарядные банты девочкам, которые смеются, болтают и дружат между собой. А потом я поднимаюсь к себе в комнатушку на третий этаж. Она такая маленькая, что там едва помещаются жесткая койка, на которой мне приходится спать, свернувшись калачиком, разбитый рукомойник, поломанный стул и я. Летом в ней как в жаркой шубе, а зимой как в холодильнике. Но я и этому рада, только бы мне еще немного дали тут пожить после того, как я кончу работать. Но сегодня мне так хотелось куда-нибудь оттуда уйти. Захотелось найти какую-нибудь уютную читаленку и посидеть там с книжкой. Ведь сегодня последний воскресный день в этом году. И к тому же на улице так чудесно. Мне еще верится, что у меня будут счастливые дни. Чем я хуже тех девочек, которые покупают у меня банты? Я ведь тоже люблю и хохотать, и шутить. Вот и сегодня мне хочется хохотать и шутить.
Поллианна улыбнулась и одобрительно кивнула:
— Так ведь это замечательно, что ты умеешь радоваться. Я тоже умею радоваться. Ведь даже в Библии часто повторяется, что надо радоваться, веселиться и праздновать. Нам говорили, что это там повторяется восемьсот раз! Может быть, ты даже помнишь наизусть какие-то места из Библии, где говорится о праздниках и веселье.
Девочка покачала головой и подозрительно посмотрела на Поллианну.
— Нет, — сказала она бесцветным голосом. — Мне как-то мало приходилось думать о Библии.
— Но почему? Впрочем… У меня ведь папа был священник.
— Правда?
— Да, правда, — ответила Поллианна, заметив, что девочка опять оживилась и повеселела. — А твой папа тоже священник?
— Да… — Слабый румянец выступил на личике хорошенькой девочки.
— Он тоже теперь живет на небесах с ангелами?
Девочка вскинула голову:
— Нет. Мой папа жив.
— О, какая ты тогда счастливая. Иногда я все готова отдать за то, чтобы хоть раз увидеть моего папу. А ты всегда можешь видеть твоего папу.
— Я его теперь почти не вижу. Он дома, а я здесь.
— И все-таки ты его увидишь, а я своего — никогда. Он ушел к маме и ко всем тем, кто на небесах. А твоя мама жива?
— Да, — рассеянно ответила девочка, и Поллианне показалась, что она собирается уйти.
— Ах, это же замечательно, что у тебя живы и папа, и мама. А моих уже нет на свете. Папа умер, когда мне было одиннадцать лет, а мама еще раньше. У меня вместо мамы была «Женская помощь» — до тех пор, пока меня не взяла к себе тетя Полли. Конечно, они хорошие, эти женщины-помощницы, но это все же не мама и даже не тетя Полли.
Поллианна говорила без остановки. Она была в своей стихии. Она обожала говорить. Конечно, было нечто странное, безрассудное и даже выспреннее в том, что она во всех подробностях рассказывала свою историю совершенно незнакомой девочке на скамье бостонского парка. Для Поллианны все мужчины, женщины и дети, знакомые и незнакомые, были друзьями. Порой она даже предпочитала незнакомых — в общении с ними всегда было что-то от приключения и тайны, до тех, конечно, пор, пока они из незнакомых не переходили в разряд знакомых.
И вот этой хорошенькой девочке Поллианна рассказала и про отца, и про жизнь на Западе, и про то, как она с запада перебралась на восток, в Вермонт, к тете Полли. Она говорила про старых и новых друзей и, разумеется, затронула тему игры. Рано или поздно она всем говорила про игру. Однако игра до такой степени была частью ее существа, что начинать разговор о ней было очень нелегко.
Что же касается девочки, то она говорила немного. Впрочем, она вовсе не была безучастной слушательницей. Выражение ее лица то и дело менялось. Румянец на щеках, складки на лбу, тревожные взгляды, нервное перебирание пальцами — все свидетельствовало о сильной душевной борьбе.
— Милая, послушай, у меня к тебе просьба: не уходи пока. Слышишь? Вон идет один мой знакомый, если он что-то будет говорить, не отвечай ему. Вообще не обращай на него внимания. И, главное, побудь со мной. Хорошо?
Не успела Поллианна опомниться от удивления, как увидела перед собой весьма привлекательного молодого человека.
— А, вот ты где! — приятно улыбнулся он, обращаясь к новой подруге Поллианны. — Пожалуй, мне надо начать с извинения: я немного опоздал.
— Это не имеет значения, — торопливо проговорила девочка. — Я просто решила туда не ходить.
Молодой человек ласково улыбнулся:
— Ну что ты, право? Нельзя же так сердиться на человека только за то, что он опоздал на несколько минут.
— Дело не в этом, — покраснев, ответила девочка. — Я просто передумала.
— Ерунда! — Молодой человек уже не улыбался и заговорил довольно грубо. — А кто обещал мне вчера пойти?
— Да, вчера я обещала, а сегодня передумала. Мне надо побыть с моим милым другом.
