— Играет, да ещё как! — с облегчением сказала Оля и тут же прибавила с тревогой: — Ну, а дальше-то что же будет? После Наташи? Кто следующий?
Тут опять на пороге появилась Снегурочка. Придерживая за собой дверь, она спросила шёпотом:
— Вы не можете сказать мне все номера вашего отделения? Подряд? Я сейчас запишу.
Девочки растерялись и молча смотрели друг на друга.
— Сейчас, — сказала Оля и прислушалась. — Ой, кажется, Наташа уже кончила. Да, так и есть!
Из зала донеслись аплодисменты. Катя бросилась к двери и отчаянно замахала Наташе руками:
— Играй ещё! Всё равно что! Только играй!
Но Наташа была уже в коридоре.
— Ничего сыграла? — спросила она, слегка задыхаясь. — Мне под конец было совсем не страшно. Идите, девочки, тоже. Это очень приятно — выступать, особенно под конец. Ну, что же вы?
Но девочки только молча переглядывались.
А за дверью уже опять нетерпеливо хлопали — всё громче, настойчивее, требовательнее.
— Ну, что же объявить? — спросила Снегурочка. — Кто теперь?
И вдруг вперёд выбежала Ира Ладыгина.
— А можно мне сплясать что-нибудь? — спросила она и задорно тряхнула рыжими косичками. — Русскую!
Все удивлённо посмотрели на неё.
— А ты разве умеешь?
— Вот увидите!
Девочки не успели оглянуться, как в зале уже зазвучал звонкий Снегурочкин голос:
— Русскую пляску исполнит ученица четвёртого класса сто двадцать пятой московской школы Ирина Ладыгина!
И через раскрытую дверь Катя увидела, как за рояль уселся сам Дед-Мороз. Он засунул за воротник свою ватную бороду, тряхнул головой, и его большие крепкие пальцы побежали по клавишам.
— Что ж, Ирина, иди! — негромко сказала Оля.
— Ой, да я же пошутила! — вскрикнула Ира и замахала обеими руками. — Я вовсе и не думала…
Все так и ахнули.
— Пошутила?! Нашла время шутить! — прошипела Настя хриплым шёпотом и с досады толкнула Иру обеими руками в спину.
Не удержавшись, Ира так и вылетела в открытую дверь и остановилась только у рояля. Её встретили шумными хлопками.
— Что ты сделала, Настя! — в ужасе выдохнула Оля. — Что же теперь будет?!
Но ничего страшного не произошло.
Ира обвела смеющимися глазами всех сидящих вокруг, взмахнула платочком и понеслась по натёртому полу, как по льду. Никто в зале и не поверил бы, что эту смелую, весёлую плясунью только что силой вытолкнули из коридора в зал. Она то останавливалась, поводя плечами, то переступала с носка на каблук и с каблука на носок, то, подбоченившись, шла прямо на публику, то отступала, помахивая ладошками.
— Ай да Ира! — вырвалось у девочек, стоявших в коридоре. — Ринка, смотри!
Рина прищурила глаза и одобрительно кивнула головой.
— Ничего, — снисходительно сказала она. — Это — лубок. Комический номер.
— По-твоему, ничего? — с упрёком сказала Катя. — А по-моему, отлично! Смотри, все смеются, хлопают, а ты стоишь тут в углу и только глаза таращишь. Тарантула!
Рина обиженно и виновато отвернулась.
А в комнате уже плясала не одна Ира. Глядя на неё, пустились в пляс ещё две девочки, а потом и какой-то мальчик из детского дома. Но Ира и сама уже плясала за мальчика. Она то выкидывала коленца, то, загребая ногами, шла вприсядку.
Девочки с платочками в руках плавно скользили вокруг неё.
В комнате хлопали, смеялись, кричали «бис».
— Молодец, Ира! Всех нас выручила! — говорила Оля.
— Би-ис! — кричали зрители.
Наконец Ира, вся красная, запыхавшаяся, показалась в коридоре. Её и здесь встретили дружными хлопками.
— Здо́рово! Молодчина! — говорили ей со всех сторон.
В коридор заглянула Снегурочка:
— Иди, Ирочка! Не успокаиваются, зовут!
— Иди хоть поклонись, — сказала Оля. — Или ты что-нибудь ещё умеешь?
Ира секунду подумала.
— Дайте мне штаны и блузу, — сказала она.
Снегурочка даже не сразу поняла:
— Штаны и блузу? Зачем?
— А я матросскую плясать буду.
Снегурочка кивнула головой:
— Ладно. Сейчас.
Через несколько минут Ира уже натягивала на себя, поверх платья, синие длинные штаны и белую блузу с откидным воротником.
Поднялась целая буря аплодисментов, когда Ира вразвалку вышла к роялю в полной матросской форме. Под бескозыркой, надетой набекрень, прятались её рыжие косички. Она бойко посмотрела по сторонам и сказала на весь зал:
— «Яблочко»!
— Я сыграю! — крикнул Саша Тарасов, услышав, как Дед-Мороз подбирает на рояле мотив «Яблочка».
— Иди, иди, баянист, — сказал Дед-Мороз и, положив на рояль ватную бороду и мохнатую шапку, отошёл к публике.
И вот задорная песня зазвенела в зале. Началась как будто исподтишка, вкрадчиво и лукаво, потом зазвучала громче, быстрей, отчаянней. И вместе с нею всё веселей, подбористей и стремительней плясала Ира. Сначала, засунув руки в карманы, она деловито, с серьёзным лицом, отбивала то ступнёй, то каблуком частую дробь чечётки, потом разошлась, разыгралась и принялась тянуть канаты, лазить по мачтам, поглядывать в подзорную трубу, грести вёслами и просто плясать, как взбредёт на ум и куда поведут ноги.
Всё это выходило у неё так смешно и весело, что публика хваталась за бока. Ребята стучали ногами, хлопали, кто-то от восторга вместо «браво» даже закричал «ура».
Анна Сергеевна смеялась до слёз. Вытирала глаза платочком и опять смеялась.
— Этот танец я тоже знаю, — печально сказала Рина. — Только я не догадалась, что здесь можно достать матросский костюм.
— Да, конечно! — сказала Настя. — Только ты бы потребовала к этому костюму якорь, пушку и настоящую мачту. А то бы у тебя ничего не вышло.
Все засмеялись, и даже сама Рина-балерина.
Ира, наверно, плясала бы до самого утра, но Саша не выдержал. Он поставил баян на пол и стал выти рать платком лоб и шею.
— Первое отделение окончено! — звонко объявила Снегурочка. — Антракт!
— Как? Всего два номера? — испуганно сказала Лена Ипполитова.
— Ничего, зато очень хорошие. Можно сказать, отличные! — успокоила её Катя.
— В самом деле, очень хорошо, — сказала Анна Сергеевна, входя в коридор. — И Наташа очень мило играла, а уж Ира!.. Ну кто бы мог подумать, что она у нас такая артистка!
— Смотреть на неё — и то весело, — добавила Снегурочка.
Было воскресенье. Катя ушла со своим классом в театр на дневной спектакль.
Катина мама, Ирина Павловна, ждала её к трём часам дня.
И ровно к трём часам бабушка и мама приготовили обед, старшая сестра Таня накрыла на стол, а младший брат Миша, взобравшись на подоконник, стал смотреть в окно, хотя морозные узоры мешали ему.
Часы пробили три, половину четвёртого, четыре… День уже клонился к вечеру, а Катя всё не возвращалась.
Мама сидела за швейной машинкой и, время от времени поднимая голову, смотрела то на часы, то на окно. Миша устал стоять на коленках. Он слез с подоконника и подошёл к маме.
— Можно я покручу ручку? — спросил он.
— Можно.
И Миша принялся помогать маме шить.
За окном уже было темно. Горел, покачиваясь, фонарь. На синеве оконного стекла серебристо поблёскивали ледяные узоры. С утра они были похожи на листья и травы, а сейчас превратились в сплошное, очень мелкое кружево.
«Где ж это она? Что там с ними случилось?» — думала Ирина Павловна. Миша, стоя рядом, всё ещё крутил ручку швейной манишки.
Катушка наверху быстро вертелась, а иголка внизу старательно делала своё дело: прыгала и стучала, оставляя за собой на белой ткани прямую, ровную строчку.
— Ничего, мамочка, не волнуйся, — говорила Таня, перехватывая её тревожный взгляд.
Но сама она нет-нет да и поднимала голову от толстой книги, лежавшей у неё на коленях, поглядывала на часы и сердито пожимала плечами: «Ничего не понимаю!»
Устроившись в уголке дивана, Таня старалась вдуматься в то, о чём говорилось в книге. Но это было трудно. Строчки мелькали перед глазами, путаясь с мыслями о Кате.
«Неужели они так долго идут из театра? — думала Таня. — Нет, вряд ли! Что же могло случиться?»
Таня опять взглянула на мать. Мама, видимо, была уже не в силах продолжать работу. Она встала и пошла к окну, хотя за окном ничего нельзя было разглядеть.
— Ну что ты, мамочка? — ворчливо сказала Таня. — Я же тебе говорю, что ничего, ну ровно ничего с ними не случилось. Ты совершенно напрасно волнуешься.
Мама с сомнением покачала головой.
«А вдруг и в самом деле не напрасно?» — тревожно подумала Таня.
Постояв у окна, Ирина Павловна вернулась к своему столу и опять взялась за работу.
Несколько минут в комнате было совсем тихо. Только слышней был равномерный стук швейной машинки.
