Подошла бабушка. Вздохнула. Погладила его по голове.
— Лёшик, скажи честно, ты правда в газете работаешь?
Лёша молчал.
— Ты уж меня прости! Старая я. Соображаю плохо. Ничего не понимаю.
Я ведь тебя от любви ругаю. Чтобы ты умным стал. А то поведёшься с кем попало, научишься плохому и пропадёшь ни за что ни про что. А надо с такими людьми дружить, у которых можно хорошему учиться. Почему ты со мной дружить не хочешь? Я ведь тебя плохому не научу. Я ведь тебя люблю! Один ты у меня! Вот больше в угол ставить и некого…
Бабушка обняла Лёшу:
— Прости меня! Я больше ругаться не буду! Правильно ты меня приструнил, молодец! Значит, характер у тебя появляется. Я ведь институтов не кончала, вот ничего и не понимаю. А хочешь, я сама в угол встану? Давай поменяемся! Теперь ты меня будешь в угол ставить! Вот я сейчас твою машинку сломаю, а ты меня р-раз — и в угол!.. Всю неделю будешь меня в угол ставить! А потом снова я тебя, а потом…
— А потом мы вместе будем в углу стоять…
— А что, если надо, то и вместе постоим!
Лёша поднял голову:
— Бабушка, я не хотел твою кружку разбить. Я же её не специально уронил. А ты хочешь специально машинку сломать. Не буду я тебя в угол ставить. Даже не мечтай!
— И правильно! И не надо. Зачем меня в угол ставить? Бабушку совсем незачем в угол ставить, ей и так хорошо. И сам больше в угол не вставай, не слушай меня. Ты мне, внучек, только честно скажи, у кого ты документ украл?..
Лёша застонал и ткнулся головой в стенку. Бабушка была неисправима.
Лишь через полчаса, после звонка Тимке и Тимкиной маме, когда бабушка наконец поверила, что удостоверение его, они сели писать статью о том, что нельзя ругать и несправедливо наказывать детей.
Бабушка писала, а Лёша диктовал.
— Нельзя ставить детей в угол! — говорил он, намазывая варенье на пирожок.
— Почему нельзя? — тихо спрашивала пристыженная бабушка.
— Потому что ребёнку там нечем заняться. А когда человек не занят делом, он перестаёт развиваться, ничему не учится и глупеет не по дням, а по часам. Ребёнка надо не наказывать, а выпускать на улицу, где он будет кататься с горки и развиваться. Ещё он на улице воздухом надышится, вернётся и уснёт богатырским сном.
— Правильно! — радовалась бабушка, записывая большими буквами сказанное. — И ещё нужно доверять детям.
— Вот именно! — соглашался Лёша. — Если взрослые не будут доверять детям, дети перестанут доверять взрослым и вырастут обманщиками. Потому что как взрослые себя ведут, так и дети себя вести начинают. Тем, кто других обманывает, верить перестают. Правильно?
— Правильно! — снова радовалась бабушка тому, что наконец-то нашла со своим внуком общий язык. — Да умница ты мой! Да касатик ты мой!..
— Я не касатик, — отвечал Лёша с набитым ртом. — Я простой корреспондент.
— А я твоя верная помощница.
Когда статья была закончена, Лёша сунул листок в карман и побежал к Тимке. По пути встретил Гусакова с новеньким снегокатом.
— Куда торопишься, корреспондент? — окликнул тот Лёшку.
— К Тимке. Надо статью отдать, а то у нас с компьютером проблемы. Я бабушку перевоспитал, мы теперь с ней вместе статьи пишем. Больше она меня в угол не ставит!
— Давай я твою статью передам, — обрадовался Гусаков. — А ты пока на моём снегокате покатаешься.
И он протянул Лёше верёвку.
Лёша обрадовался, отдал ему листок со статьёй и, упёршись руками в сиденье, стал разгоняться. Человек он был простой, прямой, доверчивый и думать не думал, что за доверчивость ему придётся расплачиваться. И не только ему.
11. Скандал на всю Евразию (начало)
Газету решили сделать к приезду Светланы Михайловны, и Тимка не торопил Аню с макетом. Тем более что нужно было ещё написать очерк о финале конкурса чтецов басен, который проходил в день рождения Ивана Андреевича Крылова. Басни можно было не только читать, но и разыгрывать.
— А давайте мы этот очерк напишем втроём, — предложил Тимка Ане, которой тоже захотелось попробовать что-нибудь написать.
— Как Змей Горыныч! — добавил Лёша.
— Змей Горыныч статьи не писал.
— Зато думал! Жаль, что он с богатырями не подружился.
Договорились, что Аня (первая голова) будет описывать зрительный зал и спрашивать взрослых, кто им больше всех понравился, Тимка с Лёшей (вторая и третья головы) будут описывать всё, что происходит на Сцене, а Павлик (богатырь) будет фотографировать.
Актовый зал был полон. Взрослым мест хватило, а многие школьники стояли вдоль стен и даже сидели на полу.
— Дорогие взрослые и дети! — сказала директор школы Алла Дмитриевна, открывая вечер. — Наша страна переживает трудные времена. Но времена меняются, а человек остаётся. И только от него самого зависит, каким он вырастет, кем станет, как сложится его жизнь, что полезного он сделает для своей Родины, какую память оставит после себя своим детям и внукам. От вас, мои дорогие, сегодняшних мальчиков и девочек, юношей и девушек, зависит, какой будет наша страна через двадцать лет. А какими расти не нужно — мы знаем из произведений великого русского баснописца Ивана Андреевича Крылова. С днём рождения, дорогой Иван Андреевич!
Она посмотрела на портрет Крылова, и все дружно захлопали в ладоши. Конкурс начался.
Сначала выступали младшеклассники. Они разыгрывали такие смешные сценки, что в некоторых местах зал смеялся так, что стёкла дрожали.
Третьеклассники разыграли сценку по басне «Стрекоза и Муравей». Муравьём был мальчик в телогрейке, валенках и шапке-ушанке, а Стрекозой — девочка в маминых туфлях, дорогих украшениях, вся перемазанная пудрой. Мальчик шаркал по сцене деревянной лопатой, а девочка шмыгала носом.
— Здорово! — радовался Тимка. — Лёшик, опиши, как вон та бабушка шарфом над головой машет. Павлик, фотографируй бабушку!..
Старшеклассники больше читали, а сценки разыгрывали меньше. И басни у них были посерьёзнее — про льстецов, лгунов, глупцов, жадин:
Кто самолюбием чрез меру поражён,
Тот мил себе и в том,
чем он другим смешон;
И часто тем ему
случается хвалиться,
Чего бы должен он стыдиться.
Много смеха в зале вызвала басня «Лисица и Сурок», которую разыграли старшеклассники. Шикарно одетая Лисица выехала на сцену на велосипеде, к которому была прикреплена надпись: «Мерседес». А Сурок стоял одетый, как полицейский, и тормозил Лису:
«Куда так, кумушка,
бежишь ты без оглядки?» —
Лисицу спрашивал Сурок…
«Ох, мой голубчик-куманёк!
Терплю напраслину
и выслана за взятки».
При слове «взятки» взрослые так громко засмеялись, что Лисице пришлось сделать на велосипеде несколько кругов по сцене, ожидая, пока все успокоятся.
А ближе к концу, когда десятиклассник читал басню «Прохожие и Собаки», на сцену выскочил одетый в бэтмена мальчишка. На голове у него был чулок с прорезями для глаз, а в руках кипа газет.
Зрители засмеялись, а мальчик-бэтмен подбежал к краю сцены и стал быстро бросать в зрительный зал листы бумаги. Чтец замолчал, развёл руками и, подождав, пока мальчик-бэтмен скроется, продолжил:
«Завистники, на что ни взглянут,
Подымут вечно лай;
А ты себе своей дорогою ступай:
Полают да отстанут».
— В этой басне никакого бэтмена нет, — заметила Аня.
Лёша поднял с пола лист бумаги.
— О, «Честно-честная газета»!
— Мы же её ещё не сделали! — удивился Тимка, заглядывая Лёше через плечо. С первой страницы на него глянула страшноватая физиономия какой-то сказочной ведьмы. Бросился в глаза заголовок над фотографией: «Бабушка-вампир!»
— «Моя бабушка — вампир! Она морит меня голодом, ставит в угол, заставляет мыть пол и посуду. Она постоянно ругает меня и каждый день пьёт мою кровь. Когда я вырасту, я стану таким же вампиром!» — прочитала Аня и удивилась: — Лёшик, это ты написал?
— Я? — Лёша хлопал глазами, разглядывая фотографию. — Нет, не я. И это не моя бабушка. Мы с бабушкой совсем другое написали. Про то, что взрослым и детям лучше жить в мире и дружбе…
— Тут твоя фамилия.
— Это не наша газета.
— И про меня наврали! Они всё выдумали! Я только один раз снежком бросил, и то не попал! А они написали — двадцать два раза!
— А это что?! — возмутился кто-то в первом ряду, где сидели артисты. — Мы в библиотеке к конкурсу готовились, а они нас сфотографировали и написали, что мы некультурные!
— И пуговки я никому в раздевалке специально не отрывал! Я Мишку за пуговицу случайно схватил, чтобы не упасть! Я что, похож на дикаря?
— Вон они стоят, журналисты-скандалисты! — выкрикнул кто-то из последних рядов. — Бегали, вынюхивали, а потом всё переврали! Прямо какой-то рояль в сугробе!
