— Пускай игра! Взрослые тоже играют, как говорил Макаренко. Но через эту игру мы свяжем школу с жизнью, укрепим дисциплину и постепенно создадим для учителей условия… Условия, о которых мы начали говорить вначале.
— Браво! Квадратура круга решена! — с удовольствием проговорила Ирина Дементьевна. — Все мои сомнения растаяли, как туман. И знаете, Константин Семенович, очень интересно так работать! С перспективой!
Приближалось начало учебного года. Романтика новизны давно уже кончилась, и школа начинала дышать ровно, ритмично. К девяти утра собирались и, хотя всё строилось на добровольных началах, боялись опоздать. В час обедали, а расходились по-разному: кто в пять, кто в семь, а то и в девять вечера. Бригадиры сами устраивали «перекур», то есть затевали для отдыха игры. Среди зачинателей, или старожилов, как в шутку называли себя посещавшие школу с первых дней, складывались отношения взаимной заинтересованности. Старшие не смотрели на младших как на каких-то козявок, снующих под ногами, а младшие уже не боялись получить ни за что ни про что подзатыльник и часто обращались к старшим за советом или просто за физической помощью. Благодаря школьному патрулю устанавливался строгий порядок и намечался определенный стиль в работе. О традициях говорить было еще рано, но ростки их пробивались везде. У юннатов, у художников, на фабрике-кухне, среди маляров… Появлялись и общешкольные законы. Так, например, уже считалось, что дежурному школьного патруля подчиняются беспрекословно, несмотря на его возраст. С легкой руки Константина Семеновича и Архипыча среди детей появились такие понятия, как «честь школы, класса, бригады», «Умный доказывает делом, дурак — силой» и многое другое, приобретшее образный смысл и убежденность. Большую роль играли и учителя-макаренковцы. Уход по собственному желанию Эльвиры Петровны, о чем сообщил на стадионе сам Константин Семенович, произвел глубокое впечатление не только на школьников, но и на учителей.
В конце августа из лагерей вернулась последняя смена. По письмам братьев, сестер и друзей-одноклассников, ребята слышали о том, что происходит в школе, но одно дело слышать, а другое — видеть собственными глазами.
«Лавина диких», по выражению Клима, хлынула в школу. «Дикие» всем интересовались, всё хотели осмотреть, пощупать, везде совали свой нос.
И всё оказалось правдой. За школой, вместо заваленного битым кирпичом и мусором, заросшего лебедой и крапивой пустыря, они увидели большой стадион. Стадион еще не был готов. На краях его чернели три ряда ям для посадки деревьев, на беговой дорожке не было песку, нигде не видно скамеек, еще не засеян газон, на футбольном поле нет ворот, но главное уже сделано.
Без решетки вестибюль казался огромным и светлым. Невысокий барьер, отделявший раздевалку, не портил архитектуры: не закрывал стен, лепного потолка и высоких окон. Барьер, выкрашенный, как и стены, светло-зеленой масляной краской, еще не просох и был огорожен натянутой во всю длину вестибюля веревкой. За веревкой ходили мальчик и девочка с широкими голубыми лентами через плечо. За барьером работала сборная бригада юных маляров. Они шпаклевали и олифили вешалки, в беспорядке стоявшие в одном конце. Просохшие вешалки были поставлены на место и покрывались белилами.
— Шурка! Здоро́во!
Один из маляров, услышав радостный крик, выпрямился, увидел за веревкой приятеля и помахал ему кистью:
— Здоро́во, Ленька! Приехал?
— Ага! Все приехали! Я к тебе…
Он хотел было нырнуть под веревку, но перед ним появилась дежурная с лентой:
— Нельзя, нельзя! Мальчик, туда нельзя. Там не высохло… Ты же запачкаешься!
— А ты кто такая?
— Я школьный патруль.
— Ну вот еще… Какой-то патруль, — недовольно пробормотал Леня, хотя и слышал о новой организации. — А может, я хочу помогать? Шурка, она не пускает!
— Нельзя же, Ленька…
— Я тоже хочу красить.
— Ишь ты какой ловкий! У тебя же нет квалификации! — с трудом выговаривая последнее слово, похвастался Шурка. — Мы же учились. Знаешь как… во! Здесь на вешалке сборная бригада красит. Понимаешь? Сборная! Самые лучшие!.. Иди к Валерке, он радистам помогает…
Не дослушав до конца, Ленька бросился разыскивать Валерку.
Но не всегда так мирно кончалась встреча. Вот перед веревкой остановился вихрастый, давно не стриженный рослый мальчик.
— Эй, ребята! Вы чего там делаете? — крикнул он, увидев одноклассников за барьером.
— Нельзя туда, мальчик! — поспешила к нему дежурная, видя, что вихрастый хочет лезть под веревку.
— Почему нельзя? Ты, что ли, запретила? Иди-ка ты, знаешь, куда…
Оттолкнув девочку, мальчишка приподнял веревку и нагнулся, но второй дежурный был уже перед ним.
— Стой, тебе говорят!
— А ты что, по носу захотел?.. Нацепил тряпку и воображает…
Не успел он закончить фразу, как почувствовал чью-то сильную руку, схватившую его за воротник:
— Ну-ка, вылезай обратно!
Та же рука протащила мальчика обратно под веревку.
— Мистер! Вы почему не подчиняетесь дежурному патрулю? — спросил старшеклассник.
— А ты откуда такой…
— Э-э… да вы совсем еще сырой! Идемте-ка за мной.
— Куда?
— В штаб.
— Никуда я не пойду… Ты не имеешь права! — запротестовал не на шутку струхнувший мальчик. Он вертел головой по сторонам, но среди обступивших его школьников не видел сочувствующих.
— Попался, Генка! Тут тебе не в лагере…
— В штабе тебе сейчас пропишут…
— Ну, шагай, шагай, — говорил старшеклассник, подталкивая упиравшегося нарушителя порядка.
— Не подчиняться дежурному патрулю — это знаешь какое нарушение! — пугал на ходу один из группы провожавших. — Хуже всего! Хуже чем учителя не послушать. За это знаешь что будет…
— А что?
— Сейчас узнаешь! Не обрадуешься! Десять очков получишь!..
Такие случаи были редкостью. Слухи о деятельности патруля, его строгости и неумолимости, умноженные пылкой выдумкой ребят, сдерживали самых непокорных.
Особенно не нравилось таким, что голубая лента через плечо надевалась только дежурным, все другие «патрульщики», а их было уже немало, ничем не отличались от остальных детей.
В школу приходили не только дети, но и вернувшиеся из отпуска учителя. Вначале они терялись. Особенно те, кто ничего еще не знал о новом директоре.
Войдя в вестибюль, они некоторое время стояли неподвижно, не понимая, что тут происходит, куда девалась решетка, кто пустил детей до начала занятий?
— Девочка!
Перед дежурной остановилась учительница литературы, воспитатель девятого «в» класса.
— Здравствуйте, Клавдия Васильевна!
— Что это означает? — спросила учительница, показывая пальцем на голубую ленту.
— Это? Это значит, что я дежурная. Я не пускаю сюда ребят, потому что краска не высохла.
— Но зачем такая повязка?
— А мы так постановили… Константин Семенович сказал, что когда мы заработаем деньги, тогда купим шелковые.
— А кто это «мы»?
— Мы все, наша школа.
— Ты сказала — «мы постановили»! Я спрашиваю — кто постановил?
— Школьный патруль.
— Так. А почему здесь сняли решетку?
— А потому, что теперь будем раздеваться по-другому. У каждого класса свои вешалки. Самообслуживание. Нянечек отменили. Вот видите, барьер открывается, — девочка показала рукой на откинутый для проходя в трех местах барьер. — Тут вешалки. Вон они… С краю уже стоят… самые маленькие для первоклассников. Сюда входят, пальто повесят на свой крючок… Внизу ящик для галош. А туда выходят, на другую сторону. Это Клим Жук придумал, чтобы без толкотни. Там тоже проход…
— Ты говоришь, это придумал Жук?
— Нет. Вообще придумал, наверно, Андрей Архипыч или Константин Семенович, а Жук придумал только тот проход, чтобы порядок не нарушался. Мы ведь сами должны следить за порядком… Девочки! Девочки! — вдруг закричала дежурная, срываясь с места. — Куда вы? Там же веревка!
В это время с лестницы спустилась одна из учениц девятого «в» класса. Увидев свою воспитательницу, она направилась к ней:
— Здравствуйте, Клавдия Васильевна! Очень хорошо, что вы пришли.
— Я вам нужна?
— Да… Мы не знаем, как быть с вашим кабинетом. Надо развешивать портреты писателей… и вообще…
— О каком кабинете вы говорите? — удивилась учительница.
— Кабинет литературы! Ну, комната, где вы будете заниматься. Наш класс закрепили за кабинетом литературы.
— Кто закрепил?
— Ирина Дементьевна. Каждый класс закреплен за каким-нибудь кабинетом.
— Ага… Ну, хорошо. А где она сама?
— В учебной части.
Преподаватель истории Сергей Сергеевич Холмогоров зашел в школу узнать о том, где, когда и на какое время назначены конференции, совещания, педсовет. Кивком головы отвечая на приветствия учеников, он молча ходил по школе.
