Юрий Самсонов - Последняя Империя

В городе не горели фонари. Ни один луч света не проникал сквозь маскировочные шторы на окнах. Курильщикам заранее через участковых глашатаев был объявлен указ, запрещающий выходить на улицы с наступлением темноты, и, понятно, не нашлось бюргера, который посмел бы смолить свою трубку на излюбленном месте – у колодца св.Великомученика Иустимия.

На капрала Джуджелиса указ не распространялся, хотя Джуджелис был заядлым курильщиком. Дело в том, что капрал находился при исполнении служебных обязанностей. Он ощупью брел вдоль городской стены и ругался:

– Три миллиарда дохлых крыс тебе в глотку! – Джуджелис имел в виду Верховного привратника, который заявил ему, что-де солдат его Величества должен видеть в темноте как кошка и лучше кошки. – Попробовал бы сам ты, перечница!

Он был прав: обход наружных постов сейчас затруднил бы и кошку, не то что Верховного привратника с его дрожащими от старости и нездорового образа жизни коленками. Но Джуджелис умолчал об этом, когда в караулке у него отнимали огниво, кремень и фонарик. Отвести душу субординация позволяла только здесь, с глазу на глаз с темнотой. Ей, темноте, капрал откровенно сообщил все, что он думает о высоком начальстве. Она, прохладная и мягкая, выслушала это и повела себя предательски: Джуджелис споткнулся о моток колючей проволоки, ободрал коленки, ладони, поднялся и в ярости изложил свое мнение о способе производства работ по укреплению подступов к столице, о людях, которые этим руководят, и о тех, кто вообразил себе, будто с подчиненными можно обходиться, как с баранами, хотя еще неизвестно, кто баран: иные старикашки насчет блеяния любому барану…

Тут послышался возглас часового:

– Стой! Кто идет?

Капрал вздрогнул. Он забыл, что посты усилены втрое, а значит, расстояние между ними намного короче обычного. Темнота предала его снова. Надо же так забыться!

– Кто идет? – повторил часовой, щелкнув предохранителем автомата.

Джуджелис остановил дыхание, чтобы скрыть одышку. И выпихнул из горла хриплый ответ:

– Это я, твой капрал.

– Пароль?

– Империя, – буркнул Джуджелис. – Отзыв?

– На страже! – торжественно, по-уставному пропел часовой. Огрызок месяца вылез в просвет между тучами, чтобы осветить его идеальную строевую позу и преданное лицо, отразиться в его выпученных, по-щенячьи круглых глазах.

"Новобранец, – с облегчением подумал Джуджелис. – Если и услышал, то не понял".

– Вольно, солдат. Гляди в оба!

– Слушаюсь, господин капрал!

"А куда глядеть?" – подумал Джуджелис. Лунный осколок снова нырнул в гущу туч, темнота без остатка укрыла и фигуру солдата, и кусок городской стены, отлитой из бетона, с зубцами, опутанными колючей проволокой.

– Пять миллиардов… – проурчал Джуджелис в моржовые усы.

– Простите, господин капрал: не расслышал.

– И не надо, – сказал Джуджелис. – Стой себе, парнишка, скоро смена. – Он шагнул в темноту.

– Господин капрал! – торопливо проговорил часовой. – Можно вопрос?

– Ну?

– Почему… – часовой замялся. – Что случилось? Почему объявлена тревога?

– Об этом вашему брату думать не ведено, – сказал Джуджелис. – Службу знаешь? Объявлена тревога – и никаких. Может, враг идет, или там чума, или просто государь император решил поддержать твой боевой дух. Но это не твое дело. Ты должен, не имея в голове никаких мыслей, стойко стоять на посту. Понятно?

– Понятно, господин капрал. Однако вы человек доверенный… (У капрала в темноте зашевелились усы, он подумал, как быстро эти стервецы-новобранцы раскусывают слабости начальства). Другой и чином повыше, да не знает, а вы должны знать, правда ли… – он заколебался.

– Продолжай, – разрешил Джуджелис, будучи не в силах рассердиться на ловкого парня.

– Правда ли, что возле города видели Старого Колдуна?

Капрал в темноте схватил солдата за плечи, тряхнул.

– Откуда знаешь?

– Ребята говорили в кордегардии… слыхали от жандармов.

– Так… – Джуджелис отпустил солдата. – Сменишься – напишешь донос. Подробно: кто, что. Вник?

– Вник, господин капрал, так точно. Но разве у нас в стране еще есть колдуны? Нам говорили…

Капрал на минуту задумался. Солдат, стоящий на посту, не смеет сомневаться. Рявкнуть на него? Но разве этим вышибешь сомнение? Ладно. Следует вразумить, – решил Джуджелис.

– Этот колдун последний, – сказал он. – Усвой. Так что раньше вам говорили правильно.

– А раньше…

– А раньше – ого, сколько их было! – капрал увлекся. – Я сам одного знал, по соседству. С виду человечек добренький, тихий, ешь его с кашей. В очках ходил, цветочки нюхал, книжечки почитывал. С виду-то они мухи не обидят, злодеи!

– Неужели?

– А не невзлюбил он тебя – заказывай гроб. Встретит один на один, только глянет – и падаешь с дыркой во лбу. Взглядом просверлит!

– Ничего себе!

Капрал все больше увлекался:

– Гуляет он вечерком эдак по-благородному, с собачкой. Ты ему: здравствуйте, господин профессор. И он: здравствуйте, как поживаете? А сам ка-ак дыхнет на тебя незаметно паром! А это и не пар – стеклянный порошок ядовитый, невидимый. Нюхнешь – и в морг.

– И на вас дышали? – с любопытством спросил солдат.

– Нет, обошлось, – сказал Джуджелис. – Я, знаешь, никогда в чужие дела не лезу. А с другими бывало. Или еще хуже: в колодец дыхнет – воду отравит.

– Зачем?

– Просто от своей зловредности. А то в лавку зайдет, на масло подышит – и масло делается ядовитое. Кто купил, сразу помирает. Вот ведь что делали. – Он помолчал, вспоминая. – А мы, дураки, ничего не знали, о делах этих не догадывались. Такие с виду были тихие, вежливые, культурные, колдуны эти. С нашим умишком где раскусить.

– А кто же раскусил?

– Спрашиваешь! Государь суперимператор, конечно.

– А он как догадался?

– Сомневаешься? – с угрозой спросил капрал.

– Никак нет! – испуганно выкрикнул солдат.

– А то смотри, я этого не люблю, – смягчился Джуджелис. – Государь-суперимператор – он, брат, все знает, все понимает, все видит насквозь. Он нам как объявил про их зловредность, как мы принялись железной рукой выкорчевывать эту гнусную заразу со всеми ее ядовитыми корнями – ого!

– Выкорчевали?

– Полностью и без остатка.

– Но Старого-то Колдуна, выходит, упустили!

– Не упустили, – неохотно ответил капрал. – Отрубили ему голову, а он, понимаешь, ожил. В кошку обернулся или крысу. Удрал. – Джуджелис понизил голос до хриплого таинственного шепота. – Не первый раз приходит, видали его уже. Но теперь ему крышка: влипнет. Приняты меры в общеимперском масштабе, понял? Подступы к столице надежно охраняются. Каждому полицейскому вручен фотографический портрет Старого Колдуна…

– А если он обличье переменит? – тоже шепотом спросил солдат.

– Молчать! – рявкнул Джуджелис.

– Слушаюсь! – часовой в темноте вытянулся в струнку. Однако, помолчав, спросил нерешительно: – А как же собачка?

Джуджелис опешил:

– Какая еще собачка?

– Говорили вы, господин капрал: гуляет колдун с собачкой. Стало быть, на собачку он все время дышит! А почему она не помирает?

Джуджелис тяжело захрипел в темноте. Солдат ощутил запах крепкой дешевой махорки. Лапищи капрала ухватили его за отвороты мундира, тряхнули так, что хрустнули позвонки.

– Не много ли ты стал вопросов задавать? И вопросы все не те. Не те!

– Так точно, не те! – каялся оглушенный новобранец. – Виноват, господин капрал!

– То-то, – сказал Джуджелис, отпуская его. – Я тобой отдельно займусь. Выясню, кто влияет.

– Осмелюсь доложить…

– На посту не разговаривать! – зарычал Джуджелис. – Глядеть пуще! В случае чего стрелять без предупреждения!

– Слушаюсь, господин капрал!

Рассерженным медведем капрал пошел ломиться в темноту, и часовой еще долго слышал его затихающие хриплые проклятья.

Обыкновенно по ночам над городом стояло зарево огней, окрашивающее облака в оранжевый цвет. Но сейчас догадаться о том, что в темноте за стеной притаилась столица империи, можно было лишь по перекличке радиодинамиков. "Тревога, тревога!" – будто попугай, выкрикивал динамик над харчевней "Дядюшка Мирбо" – самый ближний. "Вога… вога… ога!" – вперемежку с эхом отзывались те, что подальше. И проходило не меньше минуты, пока самый дальний, окраинный, что над складом "Токтима и сыновья. Рогожа и кожи" не произносил вдруг тихо и явственно: "Тревога". Не дав ему поставить восклицательный знак, "Дядюшка Мирбо" принимался вопить: "Не спите, не спите, часовые!" "Пите-ите-сите-вите-вые!" – проносился над городом гулкий радиоветер.