Виталий Григорьевич Мелентьев
Голубые люди розовой земли
Глава первая
СЛУЧАЙ НА ЗЕМЛЯНИЧНОЙ ПОЛЯНЕ
Когда Юрка Бойцов вышел на хорошо известную ему полянку — на ней всегда созревало много земляники, — Шарик уже топтался на месте. Он поднимал то одну, то другую лапу и повизгивал.
Юрка рассмеялся — таким смешным и растерянным был Шарик. Но потом… Потом Бойцов чуть не завизжал сам.
Нет, не от страха. Если он мог найти в себе мужество уйти из дому, и не как-нибудь, а честно, благородно, оставив записку матери и отцу; если, уже совсем уходя, он не забыл сдать в аптеку бабушкин рецепт и заплатить за него из своих очень маленьких сбережений; если, наконец, он уже пробыл в лесу первую ночь и не побоялся ни криков ночных птиц, ни шорохов и потрескиваний, которые раздавались вокруг, значит, Юрий Бойцов мог завизжать не от страха. Страх в данном случае был ни при чем.
Визжать хотелось от восторга, от удивления и еще от чего-то такого, чего и понять толком невозможно.
Но Юрий Бойцов был мужчиной. Настоящим мужчиной. Поэтому он только присвистнул. Шарик с готовностью оглянулся и помахал обрубленным хвостом.
«Не трусь, хозяин. Я сам боюсь», — сказал Шарик на своем собачьем языке.
Юрий поправил рюкзак и солидно отметил:
— Здро?во!
Шарик оглянулся два раза и хвостом уже не махал. Он покрутил своим обрубком так, что показалось, будто у него на месте хвоста установлен пропеллер. Потом Шарик поднял вверх мохнатую, веселую морду и отрывисто залаял. А когда смолк, то оглянулся и спросил:
«Я так тебя понял или не так? А, Юрка?»
Юрий Бойцов не ответил. Он еще не имел опыта в таких встречах и потому мудро промолчал. Известно, что когда настоящий мужчина попадает в необычные обстоятельства, он прежде всего должен оценить обстановку, а потом уж действовать.
Обстановка и в самом деле оказалась сложной.
На дальнем краю полянки неподалеку от лесной веселой речушки стоял обыкновенный космический корабль. Он был огромен, молчалив и матово-блестящ. И в этом, конечно, не было ничего удивительного.
Сложность заключалась в том, что на его полированных космической пылью боках никаких надписей не было, виднелись только суровые, как боевые шрамы, вмятины от встреч с метеоритами. А Юрий, как и всякий современный человек, отлично знал, что на бортах всех космических кораблей обязательно делаются надписи: название корабля, его порядковый номер, герб или краткое название государства, которому принадлежал корабль.
— Тише ты! — прикрикнул Юрий на Шарика и задумался.
Корабль стоял строгий и как будто тоже задумчивый. Его острая вершина была устремлена в небо, и на ней вспыхивали алые отблески — всходило солнце.
Потому что на самой вершине корабля, как флаги, вспыхивали алые отблески, Бойцов подумал, что перед ним свой, советский корабль. Иначе чего бы он стоял так спокойно, даже безмятежно, совсем неподалеку от Юркиного родного городка?
Но, с другой стороны, за все последнее время не было ни одного сообщения о полете наших космических кораблей. И потом, если бы это был наш, советский корабль, вокруг и над ним уже наверняка бы кружились вертолеты, а к этой полянке мчались автомашины и вездеходы…
И иначе нельзя — ведь наши космические корабли все время держат связь с планетой и приземляются в том самом месте, которое укажут космонавту с командного пункта. Ведь космонавты — народ военный. Дисциплинка у них такая, что и на десять метров в сторону не приземлишься… И только тогда, когда приказано. И только так, как приказано.
Тут Юрий вздохнул, потому что вспомнил: как раз то же самое и теми же самыми словами часто говорил отец. Теперь, оказывается, он только повторяет эти надоевшие ему слова о дисциплине…
Чтобы не вздыхать — настоящий мужчина должен сдерживать свои чувства и всегда, при всех обстоятельствах жизни уметь владеть собой, — Бойцов стал думать о другом. Вернее, о том же самом, но по-другому.
Выходит, перед ним не советский корабль. Тогда чей? Американский? Ведь во всем мире есть пока что только две страны, которые запускают космические корабли, — СССР и Америка. Больше нет ни одной. Выходило, что перед ним стоял американский корабль.
С этим можно было согласиться. Сейчас утро, а корабль, видимо, приземлился ночью — трава на полянке вокруг него еще покрыта дымчатым налетом росы. Если бы корабль приземлился недавно, он бы наверняка сдул, а то и испарил бы всю росу — у него двигатели о-ё-ёй какие! Значит, сел он ночью, может быть, даже потерял ориентировку? А положение, если космонавты заблудились и сделали вынужденную посадку, может быть и неприятное — вон какие вмятины от метеоров на обшивке.
Небось сидят сейчас в неизвестном для них месте, пытаются связаться со своим командным пунктом и сообщить о своем положении. Возможно даже…
И тут Юрка решил действовать. В самом деле, может, у людей несчастье, им нужна помощь, а он торчит на опушке леса, гладит Шарика и рассуждает.
Действовать нужно! Действовать смело, решительно, но осмотрительно!
Юрка снял рюкзак, повесил его на куст и прошептал!
— Шарик, за мной…
Они медленно двинулись через поляну. На дымчатой траве оставались две темные полоски следов — потревоженная роса стекала со стебельков. Над самой землей краснели ягоды земляники — крупной и такой пахучей, что Шарик не удержался от соблазна. Он стал отставать и, щелкая зубами, уплетал крупные, спелые ягоды.
Такой недисциплинированности Юрий простить не мог. Он оглянулся и прошипел:
— Ты что, не понимаешь?… А ну марш вперед!
Шарик понурил голову, обогнал Юрия и уже не пытался выискивать ягоду покрупнее.
А ему очень хотелось есть. С тех пор как они ушли из дому, минуло полдня и целая ночь. И за все это время Шарику перепала только подгорелая корочка хлеба, шкурка от колбасы да кусочек сахару: Юрий экономил запасы. Пропитание Шарику приходилось добывать самому.
Дело дошло до того, что он был вынужден съесть несколько кузнечиков, одного мышонка, а на рассвете приняться даже за ягоды. В свое время Юрка приучал Шарика переносить трудности и глотать эти самые ягоды.
Поэтому, чем бы ни был занят Шарик, он прежде всего думал о еде. Но еды, сколько он ни принюхивался, не обнаруживалось, и Шарик с тоской вспоминал такие же ясные, солнечные утра у себя дома, когда он, потягиваясь, вылезал из конуры, встряхивался, пил воду из кадушки, а потом копался в миске. Обыкновенно с вечера Юрина бабушка выносила ему великолепные остатки ужина. Те самые, оставлять которые до утра не имело смысла — все равно испортятся.
Принюхиваясь и поеживаясь от холодной росы, Шарик первый подошел к подозрительному космическому кораблю, горестно помотал головой, потоптался и поднял одну ногу.
Юрка, конечно, был возмущен поведением несознательной собаки: впервые встретиться с чудом науки и техники и сотворить такое!…
Он прикрикнул на собаку, и Шарик виновато опустил ногу.
Они стали медленно обходить корабль.
Как ни присматривался Юрий, ничего, кроме сплошной стены, он увидеть не мог.
Как ни принюхивался Шарик, от корабля распространялся только запах неизвестного металла.
Они все шли и шли, и оба не замечали, что движутся все неуверенней, все чаще останавливаясь; роса насквозь промочила Юркины ботинки, брюки стали тяжелыми и темными почти до колен. С шерсти Шарика — волнистой, белой с черными подпалинами — росная вода стекала струйками.
И Шарик, и Юрка стали выколачивать зубами мерную, ровную дробь — солнце только всходило и утро было прохладным.
Когда они почти обогнули корабль, в кустарнике возле речки метнулись какие-то неясные тени и затаились.
Но сколько ни вглядывался Юрка в густой приречный кустарник, ничего подозрительного он не увидел.
Сколько ни принюхивался Шарик, никаких опасных запахов ему обнаружить не удалось.
Правда, как выяснилось позже, Шарику почудился довольно сильный, ни на что не похожий запах, но он не придал ему значения — в лесу часто бывает так: нанесет волна незнакомого запаха и, пока с ним разберешься, он уже исчезает.
Вот почему и мальчик и собака не стали слишком долго рассматривать приречные кусты. Ведь если бы там были космонавты, они наверняка бы увидели Юрку и Шарика и подали бы голос. Или, в крайнем случае, предприняли бы какие-либо действия.
Но все было тихо и спокойно. Собака и мальчик пошли дальше.
Корабль медленно, словно нехотя, разворачивал перед ними свои суровые, матовые, затаенно поблескивающие бока.
Солнце поднималось быстро. Его лучи, пробиваясь сквозь стену леса, как живые, меняли направление, и потому корабль словно ожил — он то вспыхивал, то гас, то рассыпал разноцветные искры по мокрой траве, на которой росная дымка уже свертывалась в капельки. Все было так красиво и необычайно, что даже Шарик, прижимаясь к мокрым штанинам Юркиных брюк, присмирел и притих.
