— Зашухарила Мурка.
Вся эта картина с полицейским и белыми халатами вызвала у Раппопета неприятные чувства. Кажется, припрыгали верзилы по их души. И хотя, по мнению Андрюхи, ничего противозаконного никто из приятелей не совершил, но что-то стало нудно разъедать изнутри.
— Слушай, лейтенант, у меня вот уже где все эти загадки, — Андрюха ребром руки отчаянно стукнул себя по шее. — Ты хоть растолкуй по-человечески, куда мы попали?
Полицейский в ответ как-то странно замычал, пробежал руками по карманам формы и жестко ткнул Раппопета коротким тупым пальцем в грудь:
— Ножички по ребрышкам.
— Что? — не понял Андрюха. — Ты чего, лейтенант, какие ножички? — Подмышками вдруг жарко запотело, показалось, что в воздухе потянуло паленым, уж не хочет ли этот полицейский навесить на них мокрое дело, Раппопет обратил внимание, как горожане навострили уши, будто получали удовлетворение от того, что происходило. Обрадовались, ненормальные. Андрюха напрягся. — Не выйдет, лейтенант, у нас с полицией никогда никаких проблем не было. Мы ножичками не балуемся, мозги еще не атрофировались. В вашем городе мы люди новые, недавно тут очутились, ни с кем не знакомы и никому вреда не сделали. Поэтому ищи среди своих! — Андрюха показал на горожан за столиками.
Но полицейский даже ухом не повел в сторону завсегдатаев кафе, однако пронизал приятелей внимательным взглядом:
— Геморрой — скверная штука, — недобро заметил после некоторой мрачноватой паузы.
Раппопета это утверждение, хоть и высказано было в мрачной форме, несколько отпустило и чуть-чуть рассмешило:
— У тебя, что ли? — усмехнулся, прищурившись. — Или у всех сразу? — Кажется, с этим полицейским тоже не соскучишься, Андрюха на шаг отступил. — Ты, случайно, не такой же психопат, как все в этом городе? — Раппопет, впрочем, уже не очень сомневался в обратном.
— Семечками от яблок сорить нельзя, — крикнул полицейский, вскипая от раздражения. — От семечек дыры в карманах, а из-за дыр нет семечек.
«Ну, пошла писать губерния», — поморщился Андрюха. По большому счету, ему было наплевать, верил ли полицейский в то, что говорил, или просто пургу гнал, напускал туману, так сказать, огорошивал, чтобы оказать психологическое давление. И в том и в другом случае Раппопет приготовился дать отпор. Одного не понимал, с какой целью устраивался цирк. В этом городе как бы все ломали комедию, и полицейский, по всему видно, не был исключением.
— Послушай, лейтенант, что тебе от нас надо? — спросил и сжал кулаки. — Мы никого не трогаем. Зачем привел бугаев в белых халатах? Чего вы все хотите?
Бугаи в белых халатах окружили плотным кольцом Карюху и, стоило ей оказать сопротивление, скрутили и потащили вниз. Раппопет рывком отодвинул полицейского и вместе с остальными кинулся на выручку, но трое в белых халатах у проема преградили дорогу. Полицейский неожиданно выхватил пистолет и заорал во всю мощь легких:
— Сюрприз, сюрприз! — и грохнул предупредительный выстрел в потолок.
Размахивая стволом, помог белым халатам оттеснить спутников Карюхи к стене, отступил, когда приятели угомонились. Но стоило ему скрыться в проеме, как Раппопет кинулся вниз. Выбежал на улицу, увидал, как отбивавшуюся Карюху втолкнули в санитарную машину и покатили от кафе. Друзья стали преследовать.
А Карюха в машине бушевала во всю, пока здоровяки в белом мощными волосатыми руками не придавили к стенке и не сделали укол в бедро. Она сникла и потеряла сознание.
Санитарная машина подъехала со двора к перевернутому разукрашенному зданию с решетками на окнах. Вплотную к высокому, выложенному рифленой плиткой крыльцу. Распахнулась выступающая из кровли крыши металлическая дверь, выкрашенная в белый с глянцевым блеском цвет. Одним махом обездвиженное тело Карюхи внесли внутрь. И машина отъехала. Спутники девушки из «жигулей» метнулись к двери, но та захлопнулась перед носом. Стали кулаками настойчиво по ней колотить, сотрясая и грохотом наполняя двор. Гулкий звук металла стоял в ушах. Глухой щелчок засова прервал стук, петли заскрипели железным хрипом, точно выражали недовольство, что их вырвали из состояния неподвижности. В образовавшуюся узкую щель высунулась знакомая физиономия полицейского. Свирепо глянула на Катюху и прожевала:
— Собачья кровь пахнет псиной.
— Отпустите Карюху! — крикнула, будто плюнула в физиономию. — По какому праву схватили ее?! — оглянулась на ребят и вцепилась полицейскому в рубаху. — Думаешь, напялил форму — и все тебе позволено?!
— Вот-вот, был бы ты без нее, козел, мы б тебе вмиг мозги прочистили! — процедил Лугатик, но с места не двинулся. После недавнего нокаута на улице он не испытывал желания еще раз ударить лицом в грязь. Но хорохориться из-за спин приятелей — дело беспроигрышное.
Полицейский набычился, рыкнул, толкнул Катюху и упер ствол ей в живот. Но в нее словно дьявол вселился: лицо загорелось, глаза блеснули, как у дикой кошки. Завизжала и дергала, дергала, дергала рубаху полицейского, не обращая внимания на пистолет. Лицо полицейского налилось свирепой звериной яростью, Малкин почувствовал реальную опасность, подумал, у этого не заржавеет, этот, не раздумывая, шарахнет по девушке из ствола, ему, похоже, все равно, куда палить. Двумя руками обхватил Катюху сзади и с усилием оттащил от двери, бегло бросил остальным:
— Осторожно, парни, у него хватит в башке киселя нажать на курок.
— Ну, погоди, недоумок, — сплюнул Раппопет, хмуро отодвинулся в сторону, наступил на ноги Лугатику. — Это не конец! Мы вырвем у тебя Карюху.
Отступили. Надо было все обдумать, найти решение, как действовать дальше. Напором не получилось, следовало включить мозги. Все было сложно уже потому, что непонятно. Схватили Карюху, не тронули их, и они оказались беспомощными в этой истории. Вопрос «почему?» повис без ответа. Выходит, настоящими тупицами в этом городе оказались не горожане, а они. Полезли в воду, не зная броду. Осторожно убрались в машину. Полицейский спрятал пистолет, сердито осклабился, удовлетворенный, что сломил сопротивление, и, пятясь, прикрыл дверь. Разнеслось железное уханье, скрежет, снова изнутри шумно брякнул засов — и тишина. Раппопет выругался, выплескивая злость и бессилие, и затих, не находя нужных слов. В машине наступило гнетущее молчание. Никто не хотел обнаруживать свою растерянность и слабость.
Глава вторая Городские тайны
Долго еще торчали возле разукрашенного перевернутого здания, надеясь понять, где находятся. Мотались вдоль крыши и томились в жарком салоне «жигулей». Заглянуть в окна сквозь решетки было невозможно, оконные проемы высоко над крышей. Попытались руками приподнять Лугатика к окну, но, как черти из коробочки, налетели зеваки, загалдели невесть что, пришлось прекратить попытку. Попробовали хоть что-нибудь выяснить у зевак, но затея обернулась пустым номером. В ответ — бессмысленная тарабарщина. Махнули рукой.
В коньковой крыше было несколько одинаковых белых дверей. Все двери оказались прочно запертыми изнутри. Лугатик пробежал, подергал каждую за блестящую ручку и отступил, громко ругаясь.
— Что делать будем? — спросил у приятелей, топтавшихся возле машины. — Целый час под окнами петли вяжем, подошвы трем. Толпу собрали вокруг себя, и больше никакого привару. Нет ни одной вывески на всем здании. Больница — не больница, полиция — не полиция. Решетки на окнах, как в тюрьме. Хоть бы одна физиономия изнутри нарисовалась, кроме полицейской. Никого. И вообще, друзья, здесь что-то не то. Не оказались бы мы на очереди вслед за Карюхой. Я, конечно, не собираюсь попадать в эту очередь, но тут, кажется, не мы ее устанавливаем. И угораздило нас завернуть в этот город. Ты что, Катюха, по другой дороге не могла поехать? Не хотел бы я в мои бесшабашные годы попасть в историю, в которой мало девчат и из которой невозможно выкарабкаться. Подозреваю, что вы того же мнения. Тогда раскиньте мозгами. Я не знаю как, но надо спираль раскручивать в обратную сторону. И чего мы выставились тут? Чтобы зеваки глазели на нас? Вы как хотите, а я — в машину, может, эти олухи сгинут с глаз долой, — и юркнул мимо Катюхи к дверце автомобиля.
Остальным ничего не осталось, как последовать примеру Володьки. Но Лугатик ошибся, надеясь, что зеваки рассосутся. Они стали спинами вперед ходить кругами вокруг автомашины, заглядывать сквозь стекла внутрь, показывать руками на людей в салоне и крутить пальцами у висков. Теперь лица зевак не казались простоватыми, были хищными и отталкивающими. Спины горожан как на подбор мускулистые, некоторые чуть-чуть сутуловатые, с мощными выпирающими лопатками, и руки — с крепкими бицепсами. Раппопет морщился, духота в салоне давила, пробирал пот. Отдуваясь, привычным движением расстегнул верхние пуговицы рубахи. Было ощущение, что они сидели в тесной клетке, как обыкновенные канарейки, а те, за стеклами, как хозяева жизни, рассматривали и обсуждали их. Абсурд полный.
