Но у стаи были другие идеи. Пока я лечилась, они проголосовали…
В пользу Джебовой круглосуточной школы.
— В течение трех последних дней появление Максимум Райд ни разу не было зарегистрировано, — докладывает скаут.
Командир отрывается от разложенных на столе распечаток, полученных со слайдов изображений:
— А остальные?
— Остальные отслеживались все три дня. Треугольник их местонахождения определен с точностью до полумили.
Командир поднимает глаза, но грозное выражение его лица полностью ускользает от боевого робота. Усовершенствований этой модели для восприятия эмоций еще не достаточно.
— Какова максимальная зафиксированная скорость?
— Тот, что крупный и темный, достигает более двухсот пятидесяти миль в час. При полете вертикально вниз все они приближаются к трехсотпятидесятимильному пределу.
Командир кивает, но про себя думает, почему солдатам не установлена программа метрической системы мер и весов. Он вздыхает. История всех этих технических и генетических изобретений — всего-навсего длинный список постыдных ошибок и провалов. Даже Итексикон, с его необозримыми всемирными ресурсами, десятилетиями исследовательской работы, триллионами потраченных долларов, в конце концов оказался бессилен против шестерки несовершеннолетних мутантов. Более того, сам Итексикон против этих детей не устоял — они чуть не с землей сравняли главный штаб всемогущей мировой корпорации.
А уж про ирейзеров он и говорить не будет. Над ними до сих пор все кому не лень потешаются. Когда он впервые услышал про ирейзеров, он думал, это просто-напросто забавный эксперимент. Каких только преимуществ у них не было: скорость — раз; два — интеллект, хоть и ограниченный, но все равно вполне существенный; плюс безусловная кровожадность. А результат — нулевой! В итоге было решено отказаться от биологической базы и начать разработку роботов, покрытых мускулами и кожей. По необъяснимым причинам их сделали похожими на ирейзеров. Первой моделью были флайбои. По сути дела, летающие ирейзеры-роботы. Если бы не крылья, от ирейзеров их отличить было невозможно. С ними со всеми дети-мутанты уже давным-давно разделались.
За ними последовали поколение за поколением роботов индивидуального преследования и уничтожения. Сколько их ни усовершенствовали, помимо изощренных имен, друг от друга они мало чем отличались. И ни одна модель не достигла никакого результата.
Даже Девин провалил операцию. Как так получилось, совершенно непонятно — Девин никогда ни разу не потерпел ни единого поражения. Он, командир, даже сотню баксов на него тогда поставил, так в нем был уверен. Плакали его зеленые.
Пятая модель была изготовлена в таком количестве, что, если не умением, то числом могла сдерживать детей-птиц, пока не появится тот, кто и умнее, и опытнее, кто, в отличие от остальных, умеет добиваться цели.
Такой, как он.
— Прикажете их уничтожить? — спрашивает робот.
Командир покачал головой:
— Нет, пока только наблюдайте.
Он уже потерял отличных бойцов в Мехико. И жаждет мести.
Вместе с мистером Чу.
МОЙ ДЕНЬ
1) Мы снова в Америке, в одном из западных штатов.
2) Крыло по-прежнему изувечено. Видно, надо было больше трех дней, чтобы его привести в порядок.
3) Опять пришлось прощаться с мамой и Эллой. Слез пролили — потоки. Наобнимались, чуть до смерти друг друга не намяли.
4) Не могу избавиться от чувства, что своим согласием на школу-интернат стая фактически меня предала. Но инвалидское крыло не дает мне взмыть в небо и хоть немного выпустить пар.
5) Клык со мной все три дня даже пары слов не сказал. Но мне кажется, он не злится. Скорее, о чем-то думает. И наблюдает за мной искоса. Интересно, что у него на уме?
— Школа-школа-школа-а-а-а, — распевает Надж, собираясь утром. Мама купила ей какие-то средства для волос, и теперь нежные каштановые кудри, как картинку, обрамляют ее лицо.
«Нежные каштановые кудри»… С чего это я вдруг так распинаюсь? Не заболела ли я?
Ладно. Перейду лучше к делу. На нас на всех чистая одежда, и с разной степенью энтузиазма мы отправляемся в школу.
Школа — это длинное низкое здание, покрашенное в пыльно-пастельные цвета. Она отлично вписывается в здешний пустынный пейзаж. Вокруг школы никакого забора, и на открытом пространстве, куда ни глянь, отовсюду есть место взлететь, а в случае надобности и драпануть.
Джеб остановился у машины. Кто-кто, а он хорошо знает, что с прощальными объятиями к нам лучше не приставать. Я уже почти закрыла за собой дверь школы, когда он меня окликает:
— Макс!
Я возвращаюсь к нему:
— Только, пожалуйста, не грузи меня своими мудрыми советами. Я только что поела. Не дай бог, стошнит.
Он покачал головой:
— Я только хотел тебе сказать: мистера Чу надо всерьез опасаться. По сравнению с ним ИТЕКС — детские игрушки.
Я удивленно уставилась на него, но он молча садится в машину и уезжает по направлению к Калифорнии. Настроение у меня поднимается, но только отчасти.
Внутри, сразу за дверьми школы, нас встречает женщина с большим блокнотом в руках:
— Здравствуйте! — Она приветственно нам улыбается. Улыбаются не только ее губы, но — что важно — улыбаются ее глаза. — Я мисс Гамильтон. Макс, рада наконец с тобой встретиться. Мы с твоей мамой вместе учились в университете. Добро пожаловать в мою школу-интернат. Надеюсь, вам здесь понравится.
Она помедлила, на секунду оторопев при виде Тотала, семенящего вслед за Ангелом.
«Ты слишком-то не обольщайся», — думаю я про себя. И вдруг спохватываюсь: когда я в последний раз слышала свой Голос? Что-то я не припомню. Кажется, он последний раз проявился сто лет назад. Уж, по крайней мере, не меньше недели. Неделя в моей жизни — срок ужасно длинный. Что ж это получается, кончилось мое раздвоение личности? Что-то не верится.
— Нам надо сначала понять, какие у вас сильные и слабые стороны и где в ваших знаниях есть пробелы. Поэтому начнем с тестов, — жизнерадостно продолжает мисс Гамильтон. Это поможет определить, какие предметы вам больше всего подходят, и составить для вас индивидуальную программу.
Возле нее Надж прыгает на месте и смотрит на меня счастливыми глазами. Я с трудом корчу ей в ответ довольную рожу. Мы проходим по нескольким холлам. Через регулярные интервалы над дверями четко обозначены выходы. Не могу не признать, это меня обнадеживает. Через стеклянные двери классов в больших светлых комнатах видны маленькие группы учеников. И все они кажутся довольными жизнью. Один-ноль в пользу мисс Гамильтон.
Она ведет нас в пустой класс. Рассаживаемся на стульях, не предназначенных для крылатых. Обвожу наших глазами, пытаясь каждому из них дать понять, что такое времяпрепровождение мне отнюдь не по сердцу.
Как они только могли на это согласиться? Получается, мои планы нашей жизни их больше не устраивают. Получается, они считают, что здесь им будет лучше. Само собой при этом разумеется, что я им больше не нужна. По крайней мере, в качестве командира.
От этих мыслей меня придавило черной тучей и разболелся живот.
— Сначала давайте посмотрим, как у вас с математикой.
Стараюсь не застонать вслух. Нас уже тысячу раз тестировали. И результат у всех был один: мы смышленые, но не обученные. Сколько еще нужно тестов, чтобы раз и навсегда зарубить это на любом интересующемся нами носу.
— Математика, говоришь? — Тотал вскакивает на стул. — А калькуляторами можно пользоваться? У вас есть такие, чтобы лапой было можно кнопки нажимать?
Мисс Гамильтон застывает на месте как вкопанная, а я давлюсь от смеха. Давай, Тотал, подразни ее как следует. А то я и забыла, какая это развлекуха. Повеселев, я даже села попрямее.
Но мисс Гамильтон быстро приходит в себя и опять улыбается:
— Нет, у нас калькуляторов для лап нет. Но для наших вопросов калькуляторы вообще не понадобятся.
Вот так, без всякой подготовки, в одно мгновение эта взрослая тетка смирилась с существованием и присутствием говорящей собаки.
Четыре часа спустя мисс Гамильтон сообщает нам, что чтение у нас на уровне от первого до двенадцатого класса и что у нас поразительно большой словарный запас. Для тех из моих читателей, кого интересуют подробности, сообщаю: это не Ангел, кто читает на уровне первого класса. И не Игги, я или Клык, кто читает на уровне двенадцатого. Грамотность у нас у всех, как у четырехлетнего ребенка, но зато зрительная память так сильно развита, что такой шкалы измерения, которую можно было бы к нам применить, просто-напросто не существует. Мы все не в ладу с математикой, но почему-то это не сказывается на нахождении правильных ответов чуть ли не каждой задачки.