– Думали, это я не захочу выйти за ньего замуж? Или, может, надеялись? – раздувая ноздри, бушевала Флер. – Какая мнье газница, как он выгльядит? Моей кгасоты хватит на двоих! Шгамы укгашают мужчьину! Показывают, что мой муж – гегой! И… дайте сьюда, я сама! – свирепо прибавила она, отталкивая миссис Уэсли и выхватывая у нее мазь.
Миссис Уэсли, привалившись спиной к своему мужу, растерянно смотрела, как Флер смазывает раны Билла. На ее лице застыло весьма странное выражение. Все молчали; Гарри не осмеливался пошевелиться. Как и остальные, он ждал взрыва.
– У нашей тетушки Мюриэль, – после долгой паузы заговорила миссис Уэсли, – есть невероятно красивая диадема… гоблинской работы… думаю, что смогу одолжить ее вам на свадьбу… знаешь, она обожает Билла, и к тому же… диадема очень пойдет к твоим волосам.
– Спасибо, – сухо сказала Флер. – Не сомневаюсь, это будет кгасиво.
А через секунду – Гарри даже не понял, как это произошло – они уже плакали друг у друга в объятиях. Потрясенный Гарри, гадая, не сошел ли, случайно, весь мир с ума, оглянулся на Рона: он тоже явно был ошарашен. Джинни и Гермиона изумленно переглянулись.
– Вот видишь! – неожиданно, сдавленным голосом, воскликнула Бомс, гневно взирая на Люпина. – Она все равно хочет за него замуж, хоть он и покусан! Ей безразлично!
– Тут другое, – еле шевеля губами, отозвался Люпин. Он вдруг страшно напрягся. – Билл не будет настоящим оборотнем. Случаи совершенно…
– Но мне тоже безразлично, все равно! – Бомс схватила Люпина за отвороты мантии и яростно встряхнула его. – Я тебе говорила миллион раз…
И тут для Гарри все прояснилось: и новый Заступник Бомс, и ее мышиные волосы, и то, почему она прибежала к Думбльдору, услышав, что Уолк на кого-то напал… так она влюблена вовсе не в Сириуса…
– А я миллион раз говорил тебе, – Люпин упорно избегал ее взгляда и смотрел в пол, – что я для тебя слишком стар и беден… и к тому же опасен…
– А я уже устала повторять, что это просто смешно, Рэм, – сказала миссис Уэсли поверх плеча Флер, не переставая похлопывать ее по спине.
– Нисколько не смешно, – возразил Люпин. – Бомс заслуживает кого-нибудь помоложе и поздоровее…
– Но ей нужен ты, – слабо улыбнулся мистер Уэсли. – И потом, Рэм, молодость и здоровье – качества преходящие. – Он грустно показал на сына, лежавшего на кровати между ними.
– Сейчас… не время это обсуждать, – пробормотал Люпин. Он растерянно озирался по сторонам, но ни на кого не смотрел. – Думбльдор погиб…
– Думбльдор больше всех радовался бы, что на свете прибавилось немного любви, – отрывисто сказала профессор Макгонаголл, но тут двери снова открылись, и вошел Огрид.
Его лицо – то немногое, что не было скрыто под волосами и бородой – совершенно распухло и блестело от слез; Огрид содрогался от рыданий, и комкал в руках необъятный носовой платок из веселой ткани в горошек.
– Я… все сделал, профессор, – великан давился словами. – Пе… перенес его. Профессор Спаржелла развела ребятишек по спальням. Профессор Флитвик лежит, но говорит, что мигом поправится, а профессор Дивангард просил сказать, что известил министерство.
– Спасибо, Огрид, – поблагодарила профессор Макгонаголл, встала и оглянулась к тем, кто стоял у кровати Билла. – Я должна буду встретиться с людьми из министерства. Огрид, сообщи, пожалуйста, завучам колледжей – Дивангард может представлять «Слизерин» – что я срочно жду их в своем кабинете. Тебя тоже попрошу подойти.
Огрид кивнул, повернулся и, с трудом шевеля ногами, побрел к выходу. Профессор Макгонаголл посмотрела на Гарри.
– Прежде чем встретиться с ними, я хотела бы переговорить с тобой, Гарри. Пойдем, пожалуйста, со мной…
Гарри встал, шепнул Рону, Гермионе и Джинни:
– Увидимся, – и вслед за профессором Макгонаголл вышел из больничного крыла. В коридорах было пусто, тихо, лишь где-то вдалеке раздавалось пение феникса. Гарри не сразу осознал, что они направляются не к Макгонаголл, а к кабинету Думбльдора; еще через несколько секунд до него дошло, что, раз она была заместителем директора… то, очевидно, теперь стала директрисой… и комната, которую охраняет горгулья, отныне принадлежит ей…
Они молча поднялись по движущейся винтовой лестнице и вошли в круглый кабинет. Гарри не знал, что ожидал увидеть: черные драпировки или, может быть, тело Думбльдора, но в действительности комната выглядела почти так же, как несколько часов назад, когда они с Думбльдором ее покидали. На тонконогих столиках крутились, пыхая паром, серебряные приборы; в стеклянной витрине, отражая лунный свет, мерцал гриффиндорский меч; на полке за письменным столом стояла шляпа-сортировщица. Только шест Янгуса пустовал; феникс изливал свою тоску над просторами замка. А в ряду изображений бывших директоров и директрис «Хогварца» появился новый портрет… Думбльдор покойно дремал в золотой раме; очки со стеклами в форме полумесяца ровно сидели на крючковатом носу.
Профессор Макгонаголл глянула на этот портрет, странно встряхнулась, словно собираясь с духом, обошла письменный стол и повернулась к Гарри. Ее лицо было сурово, на нем резко обозначились морщины.
– Гарри, – начала она, – я хотела бы знать, где вы с профессором Думбльдором сегодня были и что делали.
– Я не могу рассказать, профессор, – ответил Гарри. Он ждал такого вопроса и приготовил ответ. Именно здесь, в этом кабинете, Думбльдор сказал ему, что знать об их занятиях могут только Рон и Гермиона, больше никто.
– Гарри, это может быть важно, – напомнила профессор Макгонаголл.
– Даже очень, – подтвердил Гарри, – но он просил молчать.
Профессор Макгонаголл недовольно воззрилась на него.
– Поттер, – (Гарри отметил обращение по фамилии), – в свете гибели профессора Думбльдора… ты должен понимать, что ситуация изменилась…
– Мне так не кажется, – Гарри пожал плечами. – Профессор Думбльдор ни разу не говорил, что в случае его смерти его приказы отменяются.
– Но…
– Впрочем, кое-что вам знать необходимо, причем до появления министерских. Мадам Росмерта находится под проклятием подвластия, она помогала Малфою и Упивающимся Смертью, именно так ожерелье и отравленный мед…
– Росмерта? – неверяще переспросила профессор Макгонаголл, но больше ничего сказать не смогла: в дверь постучали, и в комнату печально вошли Спаржелла, Флитвик и Дивангард, а следом – безутешно рыдающий, содрогающийся всем телом Огрид.
– Злей! – потрясенно выпалил Дивангард. Он был бледен и весь в испарине. – Злей! Я учил его! Думал, что хорошо знаю!
Ответить никто не успел, потому что сверху, со стены, заговорил чей-то резкий голос: на пустой холст только что вернулся колдун с короткой черной челкой и землистым лицом.
– Минерва, министр прибудет через несколько секунд, он только что дезаппарировал из министерства.
– Благодарю, Эверард, – кивнула профессор Макгонаголл и сразу повернулась к остальным.
– До того, как он явится, я хочу обсудить с вами судьбу «Хогварца», – быстро заговорила она. – Я не уверена, что в следующем году школа будет работать. Смерть директора от руки коллеги – страшное пятно на нашей репутации. Это чудовищно.
– Думбльдор не хотел бы, чтобы школа закрывалась, – убежденно сказала профессор Спаржелла. – По-моему, школа должна работать даже ради одного-единственного ученика.
– Будет ли он у нас, этот единственный ученик, после всего случившегося? – Дивангард промокнул лоб шелковым носовым платком. – Родители не захотят отпускать от себя детей, и я их понимаю. Лично мне кажется, что в «Хогварце» ничуть не опаснее, чем где бы то ни было, но едва ли матери со мной согласятся. Они сочтут, что надежнее держать детей дома, и это совершенно естественно.
– Согласна, – вздохнула профессор Макгонаголл. – К тому же, нельзя сказать, что Думбльдор не предвидел подобной ситуации. Когда вновь открылась Комната Секретов, он сам всерьез подумывал закрыть школу – а ведь убийство директора, с моей точки зрения, куда страшнее слизеринского монстра в подземельях замка…
– Надо поставить этот вопрос перед попечительским советом, – проскрипел профессор Флитвик; на лбу у него багровел огромный синяк, но никаких других последствий обморока заметно не было. – Мы должны следовать установленной процедуре. И не принимать поспешных решений.
– Огрид, ты молчишь, – сказала профессор Макгонаголл. – Как, по-твоему, надо закрывать «Хогварц» или нет?
Огрид, безмолвно ливший слезы в большой носовой платок, поднял опухшие красные глаза и всхлипнул:
– Не знаю, профессор…. это дело завучей и нового директора…
– Профессор Думбльдор очень ценил твое мнение, – ласково произнесла профессор Макгонаголл, – и я тоже.
– Ну, я-то сам останусь, – ответил Огрид. Громадные слезы вытекали из уголков его глаз и сбегали по щекам в спутанную бороду. – Тут мой дом, с тринадцати годов. И ежели найдутся детишки, которым захочется у меня учиться, то и славно. Только… я не знаю… «Хогварц» без Думбльдора…
