Я осторожно отодвинулась от папы, попятилась в темноту. Над водой разносился мерный голос Милли — казалось, она напевает. Все смотрели только на нее. Самый подходящий момент.
— Простите, — шепнула я в темноту перед тем, как скрыться.
Я отчаянно мчалась через темные туннели, даже не задумываясь, куда они ведут, мимо сталагмитов, слабо подсвеченных кристаллами; мимо боковых туннелей и расщелин. Я задыхалась в этих пещерах, я хотела увидеть небосвод. Мне необходимо было подумать.
Наконец-то я выбралась под открытое небо. Дневной свет слепил глаза. Две синие рыбешки плавали у входа в пещеру, пощипывая ртами скалу, словно целовали ее. Внезапно позади раздался шум. Всплески. За мной уже гонятся!
Я нырнула в крошечную нишу под скоплением камней, едва не столкнувшись со стайкой толстых горбатых рыбин. Они уставились на меня черными глазами, а потом метнулись в разные стороны в поисках другого укрытия.
Я оглянулась. Папа!
— Что ты здесь делаешь? — спросила я, выплывая из-под камня.
— Эмили! — Папа кинулся ко мне. — Почему ты убежала?
Я снова спряталась под камень.
— Я тебя подвела. Тебя, маму, всех. Нас выгонят с острова, и все из-за меня. Мне так стыдно.
Папа втиснулся в нишу, поднимая облака песка.
— Никто тебя не выгонит, малышка. С какой стати им это делать?
— Ты не знаешь! — заплакала я. — Не знаешь, что я натворила!
Слеза скатилась по моей щеке и смешалась с морской водой. У меня столько лет не было папы, и теперь, когда он наконец нашелся, я сделала такую ужасную вещь, что он возненавидит меня навсегда! Я все испортила.
— Что? Что ты натворила?
Я крепко зажмурилась и закусила губу.
— Что бы это ни было, ты можешь сказать мне. Мы во всем разберемся вместе.
Слезы уже лились рекой.
— Это была я! — вырвалось у меня. — Я разбудила кракена!
— Что? Но как…
— Я исследовала остров! Мне сказали, что туда нельзя, но я все равно заплыла. В пещеру. Какая я дура! Разбудила его. И все испортила. Как я теперь покажусь всем, кто здесь живет?! Тебя только выпустили из тюрьмы, а теперь… Папа, прости меня!
Он погладил меня по щеке.
— Послушай, я еще не очень понял, в чем дело, но всё будет в порядке. Мы во всем разберемся. Я не дам тебя в обиду.
Я оттолкнула его руку.
— Ничего не будет в порядке! Не ври мне, я уже не маленькая!
Папа вспыхнул, как будто его ударили. Я не опустила глаза под его взглядом, и он медленно кивнул, — мне кажется, он впервые увидел меня такой, какая я была на самом деле, а не той малышкой, с которой он когда-то расстался.
— Ты права, — проговорил он наконец. — Конечно, ты уже не маленькая. — И повернулся, чтобы уплыть.
— Подожди, — я схватила его за руку. — Прости меня.
— Ты знаешь, кто ты? — жестко спросил он.
Я помотала головой, сдерживая вновь подступившие слезы.
— Ты моя дочь, вот ты кто. Ты — Виндснэп. Понимаешь, что это значит? — Я не успела ответить. — Это значит, что мы сейчас поплывем и во всем разберемся.
— Я не хочу возвращаться на это собрание к Нептуну. Не могу. Пожалуйста, не надо.
— Разве я сказал что-то о собрании?
— А куда же мы поплывем?
Папа остановился, всматриваясь в мое лицо.
— Мы поплывем совсем в другую пещеру. Покажи мне, где все произошло.
— В пещеру кракена?
— Почему бы и нет? Ты же слышала, что сказал Нептун. Кракен все еще там. Может, мы найдем какой-то выход — запрем его обратно или еще что-нибудь.
— Пап, ты знаешь, как там страшно? Это был настоящий ужас!
— Страшнее, чем предстать перед Нептуном? Тебе ведь приходилось выступать перед ним в его собственном суде.
Я опустила голову.
— Помню. Там тоже было страшно.
— Вот именно. Но ты справилась со своим страхом. Значит, и теперь справишься.
— Ну, наверное.
— Пойдем, — он протянул мне руку. — Посмотрим, что можно сделать.
— Туда, — сказала я, когда мы добрались до лагуны. Здесь все изменилось. Вода потемнела и помутнела. Под нами проплыла камбала, принявшая окраску песчаного дна, и оттого вдруг показалось, что земля уходит у нас из-под ног.
У меня сжалось горло. Мы приблизились к рисунку на стене. Трезубец. И как мы могли его не заметить? Может, если бы мы сразу увидели трезубец, ничего бы не случилось.
Но чего уж теперь…
Мы подплыли к изображению огненного колеса. Только теперь мне было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что это такое на самом деле. Длинные нити, извивающиеся из круглого тела в середине колеса…
— Вот оно, — сказала я дрожащим голосом. — Не хочу идти дальше.
Папа остановился.
— Мы должны проникнуть туда, малышка… то есть, Эмили.
— Папа, ты можешь называть меня ма…
— Нет. — Он решительно коснулся пальцем моих губ. — Ты не малышка. Ты вся в меня, и я этим горжусь. И мы все решим. Правда?
— Но туда нельзя. С этого и начались все наши неприятности.
— Здесь они и закончатся. Мы сюда приплыли не потому, что нам кто-то это разрешил, верно?
Я промолчала.
Он снова протянул мне руку.
— Пойдем. Я поплыву впереди, но ты должна подсказывать мне дорогу. Не бойся.
Я все-таки взяла его за руку, и мы молча поплыли дальше.
Все выглядело так же, как в прошлый раз, до тех пор, пока мы не наткнулись на огромный пролом в стене. Размером примерно с дом.
— Туда, — показала я трясущейся рукой. — Только раньше тут было крошечное отверстие.
Папа невольно сглотнул.
— Ладно. Готова?
— Я никогда не буду готова к этому.
Мимо проскочила рыбешка; с одного бока — нежно-зеленая, с другого — ярко-голубая; с прозрачными плавниками. Она бежала прочь из пещеры. Умная рыба.
— Пойдем. Я с тобой. — Он крепко сжал мою руку, и мы проскользнули сквозь отверстие.
А вот здесь все было совершенно другим. Я даже засомневалась, туда ли мы попали. Никаких изогнутых туннелей — одни сплошные проломы. Мы проплыли сквозь один их них.
И оказались в пещере с драгоценностями. Значит, мы все-таки плывем правильно. Дно было покрыто россыпью кристаллов и драгоценных камней. Но дальше все опять стало незнакомым. Гораздо холоднее, чем в прошлый раз. И еще появилось кое-что. Чем дальше и глубже мы продвигались, тем больше было этого.
Костей.
Сначала одна, случайная, похожая на обломок деревяшки. Потом всё больше и больше. Кости лежали кучками; длинные и тонкие, короткие и широкие — остатки пиршества. А потом — череп. Из глазницы выскользнула темная рыба. Я прижала ладонь ко рту.
— Папа! — Я вцепилась в его руку так, что у него хрустнули костяшки пальцев.
— Не смотри туда. — У него самого дрожал голос. — Держись за меня.
Мы исследовали всю пещеру. Каждый сантиметр.
— Что ты видишь? — спросил папа, когда мы зависли над одной из гигантских расщелин.
Я огляделась.
— Ничего.
— Вот именно. — Он вдруг утратил всю свою решительность и твердость и стал таким же испуганным, как я. — Его здесь нет, Эмили. Кракен… сбежал.
Сколько мы здесь пробыли? Пару дней? Неизвестно. Известно только то, что мы заброшены на крошечный необитаемый островок, что яхта разбита, и что я хочу есть.
Орехи! Сколько можно питаться одними орехами? И пить воду из какого-то подозрительного ручейка. Папа считает, что сможет наловить нам рыбы. Еще он считает, что мы сумеем починить яхту, если «немного напряжемся». Он ведет себя так, как будто мы в турпоходе; как будто это всего лишь увлекательное приключение.
Мама почти все время молчит. Так даже лучше. Потому что, если мы начнем говорить, то можем заговорить о том, что произошло. О…
Неважно.
Это даже островом не назовешь. Там, в море, я вижу нечто, похожее на настоящий остров. Но он слишком далеко — не доплывешь. Нам, как всегда, повезло: вместо того чтобы попасть на приличный остров, застряли на этой полоске земли. Двести шагов от одного края до другого, я вчера специально подсчитала. Или позавчера, не помню точно. В общем, в тот день, когда собирала ветки для шалаша, который намеревался построить папа. Правда, спать я все равно не в состоянии, даже в шалаше. Вас бы тоже бессонница замучила, окажись вы на острове размером с трусы, без еды, без яхты и без людей, с которыми можно поговорить, — ну, не считая родителей.
Даже без капитана.
Это мы тоже не обсуждаем. Я стараюсь даже не думать об этом. Что с ним было? Может…
Короче, лучше не задумываться.
За спиной раздается всплеск.
— Мэнди, где мама?
