Пытаясь рассуждать спокойно, Маша постаралась разобраться, что же из услышанного сегодня ложь, а что – правда. То, что взрослые тоже иногда врут, девочка знала давно. И не слишком-то возмущалась этим: ни у кого не получается всегда говорить одну правду, что поделаешь! Как повторял её папа: «Не мы такие, жизнь такая». Понимай, как хочешь!
Но сейчас Маше просто необходимо было выяснить, на чём именно произрастала её собственная жизнь. Мыслями она снова и снова возвращалась к той бирке из роддома, которую упомянул отец. Если та существует, значит, хотя бы мама – ей точно родная. Только родная мать может сохранить этот первый «документ» своего ребёнка, в этом Маша не сомневалась. Отец сказал, будто хранится бирка в сейфе, припомнила она. Наверное, не сомневался, что проверить дочери никак не удастся.
Николай Михайлович и не подозревал, что Маше давно известен код от сейфа. Ей было всего-то лет шесть, когда она играла на ковре в отцовском кабинете, а он, не придавая значения присутствию ребёнка, набирал код, весело напевая: «И когда же я родился, любимый? А вот когда…» Почему-то Машу до того поразили папины признания в любви к самому себе, что этот эпизод врезался ей в память. А однажды она также неожиданно поняла, какие цифры набирал отец, чтобы открыть сейф.
Выбравшись из комнаты будто бы на кухню за новой порцией сладостей, девочка заметила, как затворилась дверь, ведущая в подвал. Никто не имел права спускаться туда, кроме отца и его зловещего приятеля в чёрном. Даже имени его Маша не знала, и старалась держаться от него подальше. Обычно они уединялись там на полчаса, не меньше.
«Я успею!» - девочка пулей кинулась к кабинету отца. Как она и рассчитывала, комната оказалась пуста, лишь в углу вопросительно пискнула канарейка, с которой отец беседовал чаще, чем с дочерью. Не обращая на птичку внимания, Маша кинулась к сейфу, набрала знакомую дату рождения и потянула дверцу на себя.
Сейф не открылся. К такому Маша оказалась не готова. У неё беспомощно опустились руки. Но тут же она вспомнила, что на некоторых сайтах при регистрации первым требуют набрать год рождения, потом месяц и лишь после – число. Может, и отец таким образом усложнил свой примитивный шифр? Стараясь не сбиться, Маша аккуратно повернула круглый диск. Выдохнула и потянула дверцу на себя.
- Есть!
Внутри сейфа зажглась подсветка, и Маша усмехнулась: «Со всеми удобствами!» Её ничуть не поразили и не заинтересовали перетянутые резинками пачки денег, а вот под ними лежала зелёная папка для бумаг. Осторожно вытянув, Маша раскрыла её и вдруг увидела свой рисунок. Она подарила его отцу на день рождения года три назад. Потом ей стало казаться, что такой подарок – слишком детский, и Маша стала копить деньги, чтобы преподнести ему что-то получше. А он, оказывается, хранил её неумелые картинки все эти годы…
Нахмурившись, чтобы не расплакаться, Маша быстро перерыла всю папку. Оранжевая бирка с петелькой из потемневшего кусочка бинта лежала на самом дне. У девочки дрогнуло сердце, когда она взяла в руки клеёнчатый ромбик, загнувшийся по краям. На нём значилась фамилия матери… Свой рост и вес при рождении Маша помнила и без документов, но теперь она твёрдо знала, что появилась на свет не во лжи.
У неё радостно заколотилось сердце. Значит, всё ещё можно вернуть! И они, все трое, снова могут стать лучшими друзьями, если она перестанет досаждать родителям своими походами по вечеринкам, скучнее которых ничего и вообразить нельзя. А мама с папой перестанут сбегать от её капризов на край земли.
Убрав папку на место, Маша закрыла сейф и выскочила из кабинета. Как раз вовремя: внизу раздался щелчок двери – это закрылся подвал. Девочка на цыпочках бросилась в свою комнату и запрыгнула на кресло перед компьютером.
- Ты ещё не ослепла, малышка? – раздался через пару минут отцовский голос.
Маша улыбнулась ему:
- Сейчас лягу спать. Можно, я только позвоню маме? Я по ней соскучилась.
Глава 18
Своё и чужое
- И всё-таки ты решилась украсть у него ключи от подвала и выпустить нас? – заключила Ния рассказ девочки.
- Я – его дочь. И останусь с ним, - твёрдо произнесла Маша. – Но это же не значит, что он всегда прав! Пусть только попробует ещё когда-нибудь запирать моих друзей!
Лей протяжно вздохнул:
- Я тоже соскучился по родителям. Вдруг они постарели за это время? А братья и сёстры выросли…
- В этом нет ничего невероятного, - иронично заметила Ния.
Он осторожно провёл пальцем по её тёплой коже:
- Ты же поможешь мне вернуться к ним, подруга-гадюка?
- Не сейчас. Я ведь объясняла тебе. Ты ещё не готов. И не только из-за моего яда…
В этот момент они сидели на берегу маленького лесного озера, куда привела их Маша. Когда хотелось побыть совсем одной, она убегала именно сюда, где трава была шелковистой, как в сказках или в доисторические времена, а вода манила длинными водорослями. Они шевелились и даже шептали кое-что, понятное только Маше. Наверняка здесь бывали и другие дачники, но девочка ни разу никого не встретила на берегу, точно озеро принадлежало ей одной.
Именно сюда привела она своих друзей, уверенная в том, что здесь их никто не тронет. Задумчиво глядя в светлеющую воду, Лей заверил:
- Я сам знаю, что во мне много плохого. Но я больше не выпущу это наружу! Разве есть на свете хоть один человек, душа которого абсолютно чиста? Тогда он стал бы ангелом… И разве нельзя любить человека, даже зная все его червоточины?
- Можно, - не медля, отозвалась Ния.
И Маша повторила эхом, подумав о своём отце:
- Можно.
Мальчик повернулся к ней:
- Ты сейчас вернёшься домой, и мы больше не увидимся?
Пожав плечами, она молча взглянула на змею, и Ния ответила за неё:
- Никогда не угадаешь заранее, как сложится жизнь. Мы ведь не ясновидящие! Кто знает, вдруг мы все ещё встретимся?
- Давайте колдуна спросим! – рассмеялся мальчик.
Пренебрежительно скривив рот, Маша махнула рукой:
- Ой, колдун нашёлся! Умел бы видеть будущее, так не сидели бы мы сейчас здесь.
В этот момент Лею и почудилось, будто кто-то дохнул ему в затылок холодом. Быстро обернувшись, он растерянно оглядел безмолвные деревья, и усмехнулся, встретив вопросительный Машин взгляд.
- Почудилось что-то…
Но Ния забеспокоилась:
- Там? Ветер с другой стороны, я ничего не улавливаю.
- Да никого там нет, - Маша громко зевнула. – Ой, спать хочется! Вы утром ещё будете здесь? Мне нужно вернуться, а то отец заметит, что я опять куда-то делась.
- Надеюсь, нам не придётся бежать, - гадюка всё ещё с подозрением принюхивалась, вытянувшись в сторону леса.
Маша с сожалением цокнула языком:
- Плохо, что у тебя сотового нет! Но ты запиши мой номер, может, кто даст позвонить, если что.
Но Лей развёл руками:
- Мне нечем писать!
- А ты умеешь? – уточнила она с подозрением.
- Конечно! – возмутился мальчик. – И читать, и писать. Правда, я не хожу в школу, потому что это… Ну, не по карману моей семье. Но читать я люблю.
Неожиданно Маша звонко ударила в ладоши:
- А что, если тебе остаться здесь? В нашем мире? У нас в доме полно свободных комнат, я уговорю родителей выделить тебе одну. И мы с тобой вместе будем ездить в школу! Тебе ведь тоже двенадцать?
- Тринадцать, - опять смутившись своего маленького роста, признался Лей. – Но я ещё вырасту! Мой старший брат, знаешь, какой здоровенный!
Маша фыркнула:
- Это совершенно неважно! Разве дружба зависит от роста? Я же не замуж за тебя собираюсь…
У него так и запылали щёки:
- Нет. Конечно, нет!
Схватив за плечи, Маша возбуждённо тряхнула мальчика. Лицо её тоже раскраснелось, точно они немедленно отправлялись в рискованное путешествие.
- Так ты согласен? Остаёшься?
- Нет, – не сразу выдавил он.
- Нет?! Как – нет? Тебя же ничего хорошего не ждёт там – в твоём мире. Ты даже учиться там не можешь. И кем ты станешь, когда вырастешь? А мой папа даст тебе хорошее образование.
Лей мягко отвёл её руки и улыбнулся:
- Образование – это здорово. Но там моя мама, понимаешь? И отец. И вся семья. Как я без них?
- Да им только легче станет без лишнего рта!
- Хватит! – не выдержала Ния и резко зашипела на девочку.
Непроизвольно шарахнувшись, Маша нервно рассмеялась и погрозила гадюке пальцем:
- Не пугай меня больше! Мы же друзья, зачем ты меня шипишь?
- Если мы все - друзья, как ты смеешь говорить гадости о его семье? О его жизни?
Девочка обескураженно заморгала:
- Какие гадости? Лей, я тебя чем-то обидела?
Тон змеи стал мягче, но говорила она также уверенно:
- Это самая большая глупость на земле – считать своё самым лучшим. И презирать чужое. Свою землю, свой народ, своего Бога. Каждый из нас, если у него живое сердце, полное достоинства, любит это «своё». И никогда не согласится признать, что чужое - лучше. Так стоит ли ломать копья, доказывая человеку обратное? Даже маленький ребёнок кинется на тебя с кулаками, если ты скажешь, что твоя мама лучше, чем его. Люди вырастают, но продолжают драться за свою любовь… За свою правоту. Не желая признавать того, что у каждого она своя. Земля уже трещит от ваших бессмысленных войн.
