❦
Уже второй раз по прибытии в данктонский подземный переход, всего за несколько дней до Самой Долгой Ночи, элдрен Уорт с приближенными отправилась на юго-восточные склоны и осмотрела возвышающийся над Лугами таинственный лес.
Она довольно часто смотрела на него из Кумнора, но с этой стороны он выглядел более грозным, а его склоны совсем неприступными. Неудивительно, что в дни Рекина гвардейцы с таким трудом овладели ими.
Но нынче она не беспокоилась, зная, что там живут лишь отверженные старики. Ее гвардейцы захватили одного данктонского затворника и, прежде чем убить, получили от него достаточно информации, подтверждающей, что со стороны местных кротов не будет серьезного сопротивления, поскольку они очень малочисленны и очень стары.
И все же элдрен Уорт предпочла бы начать вторжение до Самой Долгой Ночи — просто для полной уверенности, что не будет никаких хлопот и неприятностей, когда будущий Господин Слова «Люцерн прибудет на великий обряд посвящения, который задуман как осквернение Камня и о котором скоро узнают все камнепоклонники.
Но Люцерн предельно ясно выразил свое желание: до его прибытия в саму систему не входить. Возможно, улыбнулась про себя Уорт, так будет не хуже. У захваченного крота она и ее гвардейцы выпытали, что крот по имени Триффан, тот самый, что некогда был в Верне, еще жив и находится в Данктоне. С какой радостью услышала эту новость Уорт, но насколько больше обрадуется Господин.
Более того, данктонский крот сказал, что Самая Долгая Ночь — это такая ночь, когда все кроты, даже хромые и больные, приложат все силы, чтобы собраться в одном месте.
Как утонченно правосудие Слова! Поскольку Триффан — отец Люцерна, будущий Господин Слова будет весьма обрадован. И не менее приятно, что кротиху Фиверфью называют матерью Бичена — Крота Камня. Прекрасно, прекрасно, прекрасно! Для Уорт это было лишним свидетельством того, что Бичен не более чем обычный крот, каким бы вдохновенным он ни казался. Все эти разговоры о Звезде на востоке — выдумки камнепоклонников!
Если бы она поддалась тщеславию обдумать все происшедшее, то пришла бы к выводу, как мудр оказался Люцерн, возвысив ее. В отношениях с Друлом и Слаем она быстро поставила себя во главе, в этом не оставалось сомнений. И хотя они по-прежнему сохраняли высокие должности, руководила ими элдрен Уорт, внеся пламенное рвение в работу отвратительной тройки.
Они прибыли в Роллрайт раньше Люцерна и несколько дней нетерпеливо ждали его там. Но и в эти несколько дней Уорт не теряла времени зря, а осмотрела систему и нашла, что местные гвардейцы и элдрен не проявляют должного рвения на службе Слову. Система показалась ей более распущенной, чем докладывала тройка. Однако Слай убедил неугомонную Уорт умерить рвение, заметив, что надзор за местной элдрен и гвардейскими чинами может осуществить любой крот и это совсем не то, чего хотел от них Господин.
— Хм! — поколебалась Уорт. — А вас не бесит их порочность?
Она задала вопрос таким тоном, что ответить «нет» было равносильно тому, чтобы признаться в поддержке Камня, и Слай промолчал.
Друл внешне согласился со Слаем по поводу нецелесообразности казней, но наедине с Уорт высказал мнение, что один-два несчастных случая с высшими чинами — например, увечье или исчезновение одного-двух особенно недисциплинированных, особенно злостных — может дать не худший результат, чем публичная казнь. Уорт приняла этот весьма разумный компромисс, и он доказал свою эффективность, поскольку никто не задавал лишних вопросов, но все стали гораздо более усердно следить за своим благочестием.
Прибывший в Роллрайт Люцерн с интересом осмотрел Камни, нашел их убогими и великодушно объявил, что всем гвардейцам — за малым исключением — дозволяется прийти в Данктон на посвящение. Уорт втайне не одобрила этого.
— Они не заслужили такого права! — заявила она, но добавила: — Однако устами Господина говорит Слово, а нам не всегда дано понять его волю.
Но дело заключалось в том, что в Роллрайт с Люцерном прибыли всего лишь двадцать сидимов и Двенадцать Хранителей, а Люцерн считал, что как можно больше кротов должны стать свидетелями его возвышения: это связано с возвеличиванием Слова. Впрочем, ожидались кроты из Бакленда и других южных систем, за ними уже были разосланы гонцы.
Теперь, за два дня до Самой Долгой Ночи, область вокруг подземного перехода кишела кротами, и по этой или по другой причине Уорт хотелось направить их в Данктонский Лес, но она подчинялась приказу Господина Слова.
Последний день и последняя ночь тянулись бесконечно, потом наступил рассвет, и наконец из Роллрайта прибыли передовые части гвардейцев, сообщившие о скором появлении будущего Господина Слова.
Элдрен Уорт пришлось проявить все свои способности, перед ней неожиданно встала задача по организации встречи множества кротов. Были вызваны ее собственные кумнорцы, и их приверженность дисциплине, полное отсутствие юмора и аскетическая суровость элдрен задали тон все увеличивающейся толпе. Кроты были тихи и молчаливы, они начинали ощущать священный трепет. Над всеми нависли незнакомые очертания Данктонского Леса; пришло осознание того, что ночью тамошних кротов ждет смерть и Слово устроит суд над Камнем, осквернив одну из самых священных его систем.
Люцерн явился в полдень, его сопровождали Хранители. Мало кто из гвардейцев когда-либо видел подобное зрелище, и по тоннелям у подземного перехода пробежал шумок предвкушения. Хранители молились, сидимы пели, а вездесущий Терц был холоден как лед.
Элдрен Уорт знала свое место и то, как удержать его. Только дождавшись вызова, она подошла к Терцу и вкратце доложила, что выяснила.
— Думаешь, Триффан здесь?
— Я знаю, что он здесь, — ответила она и рассказала, что удалось выпытать у захваченного крота.
— А Бичен, Крот Камня?
— Едва ли. Известно, что он покинул эту систему и не собирался возвращаться. Но Фиверфью, мать Крота Камня, предположительно все еще здесь — если не умерла. Она не могла отсюда выбраться.
— Бичен выбрался, — ледяным тоном проговорил Терц.
— Это произошло до того, как подземный переход взяли под контроль мои кроты, Двенадцатый Хранитель.
— Ладно. Ты хорошо поработала, элдрен Уорт.
— Я служу только Слову и его воле, выражаемой будущим Господином Слова и его слугами, — ответствовала Уорт.
— Мне это известно, элдрен Уорт, мне это хорошо известно.
День был холодный, серый, безветренный, но к вечеру небо стало проясняться, и с севера подул свежий ветер.
Терц скрылся, Люцерна и Мэллис никто не видел, часовые гвардейцы поеживались и переглядывались, не смея поговорить друг с другом. Слово подавило их; Слово внушало трепет; ночью Слово собиралось проявить свою мощь.
Понемногу сгустились сумерки, земля и растительность приобрели расплывчатые очертания, и над местом, где собрались кроты, появились ревущие совы — их было больше, чем обычно, и, пока небо темнело, их вопли становились все громче, а глаза разгорались все ярче.
Короткие, резкие команды привели гвардейцев в состояние готовности для взятия Данктонской системы, и Клаудер, принявший командование, забрался на возвышение, откуда мог всех видеть.
Когда больше дел не осталось, Уорт встала у выхода из подземного перехода, чтобы лучше видеть начало наступления. Она смотрела на темнеющие склоны, и когти ее чесались. Она видела Друла и вышедшего вперед Клаудера, но Слай был с будущим Господином, его видно не было.
— Святое Слово, мать моя и отец мой, принеси покой слуге твоему Люцерну и всем слугам твоим здесь. Научи нас смирению перед тобой, научи нас всему, чтобы мы узнали, как следовать твоему славному пути. Святое Слово, мать моя и отец мой… — шепотом молилась Уорт.
Передовой отряд, готовящийся войти в систему, замер. Лапы выпрямились, рыльца вытянулись, глаза насторожились. Уорт наблюдала за ними. Она не отвечала за передвижения гвардейцев, за грядущий обряд и величие ритуальной ночи и могла спокойно насладиться всем, что вот-вот должно было начаться. Она выполнила свою часть работы и теперь увидит вступление кротов Слова в систему и его кульминацию — первое посвящение Господина Слова на юге. Уорт роняла слезы благодарности за то, что в такой момент оказалась здесь.
