Я не заставила себя долго упрашивать: схватила перепуганную Амандину за руку, и мы помчались в сторону лесной опушки, где перед этим привязали лошадей.
Чемоданчик продолжал вопить, извергая угрозы и проклятия и мастерски подражая голосу сварливой старухи. Создавалось полное впечатление, что в густых зарослях и вправду скрывается разъяренная гарпия.
– Порядок! – шепнула я ему, вставив ноги в стремена. – Хватит уже. И спасибо, ты вытащил нас из жуткой переделки!
Мы пришпорили лошадей и рванули прочь, не оглядываясь. Меня пугало только одно – как бы ведьмам не пришла в голову дурацкая идея познакомиться с нашей «хозяйкой»!
К счастью, этого не случилось – они были слишком увлечены бутербродами с остатками варенья.
Глава 8
Песнь разбитых сердец
– Теперь, когда мы добыли жемчуг, – сообщила Амандина, – нам пора направиться к морю.
Я передала косточки волшебных вишен ей, и она уложила их в кожаный мешочек, затягивающийся шнурком.
Мы двигались вперед, то и дело сверяясь с картой, которую составил для нас Безелиус, старейшина мудрецов.
– Думаю, мы достигнем побережья завтра утром, – прикинула принцесса, складывая карту.
С наступлением ночи мы разбили лагерь и задремали, завернувшись в одеяла. Было около двух часов ночи, когда чемоданчик вдруг издал тревожный крик, от которого я мгновенно проснулась.
– Летучая мышь! – кричал чемоданчик. – Она только что укусила принцессу и улетела прочь. Думаю, она выпила у нее не меньше полулитра крови.
Я бросилась к Амандине, но та крепко спала. След укуса на ее шее уже почти пропал.
– Она опять ничего не почувствовала, – пробормотала я. – Это просто невероятно…
– Не так уж невероятно, – возразил чемоданчик. – Полагаю, этот вампир впрыскивает своим жертвам особый яд, от которого они погружаются в глубокий сон и не чувствуют боли. А поскольку никаких следов он не оставляет, догадаться о его существовании непросто.
Укутавшись в одеяло, я решила просидеть остаток ночи на карауле возле костра, держа под рукой нож.
Летучая мышь больше не показывала своего мерзкого носа. Утром Амандина выглядела усталой и чувствовала себя неважно. Она хмуро, без всякого удовольствия сжевала свой завтрак, и было видно, что ей с трудом удается держать глаза открытыми.
«Она слабеет, – подумала я. – Сколько еще времени она сможет противостоять этим ночным кровопусканиям?»
Я не стала рассказывать ей о ночном происшествии, понимая, что при отсутствии каких бы то ни было доказательств она мне опять не поверит. Наверняка резко осадит меня, как и в прошлый раз, и обвинит в том, что я путаю собственные ночные грезы и реальность.
Мы снова пустились в путь. Примерно через час дорога, по которой мы ехали, густо заполнилась людьми – сплошь молодыми, с покрасневшими от слез лицами. Они двигались стройной процессией, и их наполненные отчаянием глаза, казалось, ничего не замечали вокруг.
Здесь были и девушки, и парни, все в возрасте примерно от четырнадцати до двадцати лет. Спотыкаясь, как сомнамбулы, они понуро плелись вперед, время от времени всхлипывая и прижимая к глазам промокшие от слез платки.
– Что с вами случилось? – спросила я у совсем молоденькой девушки с опухшим от рыданий лицом. – Куда вы все идете?
– Это паломничество разбитых сердец, – отозвалась она, утирая слезы. – Его совершают все, кто страдает от неразделенной любви. В этом их единственная надежда, если они хотят избавиться от страданий.
Тут она заплакала с новой силой, уткнувшись носом в сырой платок и всхлипывая так жалобно, что при взгляде на нее разрывалось сердце.
– Хочешь сказать, что все эти люди были отвергнуты своими возлюбленными? – продолжала расспрашивать я.
– Именно так, – простонала незнакомка. – Мы так мучаемся, что у нас остается только два выхода: самоубийство или забвение… а поскольку мне кажется глупым кончать с собой из-за парня, я решила забыть его и стать такой же беспечной, как раньше.
– А такое возможно?
– Да, благодаря пению сирен… Их песни приносят мир душе и сладостное забвение. Нужно просто сесть на утес над морем и послушать, как они поют. Понемногу все плохие воспоминания исчезнут из вашей памяти. Примерно через час вы забудете даже имя того парня, из-за которого пролили столько слез. Именно в этом я и нуждаюсь.
Я никогда не слышала ни о чем подобном, но, судя по всему, в этой стране подобное никого не удивляло. Видимо, паломничество пользовалось немалой популярностью, о чем можно было судить по толпе, заполонившей дорогу. Нам ничего не оставалось, как пустить лошадей шагом. Несущиеся отовсюду разноголосые рыдания и всхлипы постепенно вгоняли нас в уныние.
– Ты знала об этом? – спросила я у Амандины.
Она отрицательно покачала головой, ответив:
– Нет, Безелиус только предостерег меня против пения сирен, не углубляясь в подробности.
* * *
Мы двигались так еще примерно час, как вдруг среди паломников вспыхнула какая-то паника. Из уст в уста передавались тревожные вести:
«Стражники! Стражники!»
– Что случилось? – спросила я девушку, к которой уже обращалась раньше.
Вне себя от страха, она уже повернулась, чтобы броситься бежать в дюны. Прежде чем исчезнуть, она все же чуть помедлила, чтобы крикнуть:
– Правитель побережья наложил запрет на паломничество… Его солдаты не дают нам приблизиться к сиренам. Каждый раз одно и то же. Прячьтесь, или вам не избежать тюрьмы!
И она кинулась прочь. За какую-то минуту дорога полностью опустела, не считая нас с Амандиной, озадаченно застывших прямо посередине. Я уже готовилась развернуть лошадь, как из-за гряды дюн выскочили всадники в доспехах и окружили нас плотным кольцом.
– Мое почтение, барышни! – крикнул один из них. – Вы находитесь под арестом. Соблаговолите следовать за нами, и без глупостей, иначе мы будем вынуждены связать вас.
– Ты обращаешься к принцессе, мужлан! – надменно воскликнула Амандина. – Не смей ко мне прикасаться.
– Да мне все равно, кто ты такая, – хохотнул предводитель всадников. – Для меня ты все лишь очередная девчонка-плакса, которая направляется послушать пение сирен, а у меня приказ помешать этому.
Он подал знак своим людям, и они обнажили мечи. Делать было нечего, и нам пришлось подчиниться и последовать за ними.
Амандина прекратила возмущаться. У нее просто не было сил, чтобы продолжать свои бурные протесты.
Солдаты препроводили нас к подножию сурового на вид замка из серого камня. Рядом с ним высился сложенный из массивных бревен форт, из которого доносился целый хор рыданий.
«Тюрьма, – подумала я. – Та самая, в которой держат несчастных паломников».
Навстречу нам выступил человек в кожаном камзоле. Волосы и борода его были серо-стального цвета, под стать латам стражников.
– Приветствую вас, дамы, – сказал он с почтительным поклоном. – Мое имя Седрик, граф де Марзамора, правитель поющих утесов. По вашему платью и снаряжению я вижу, что вы принадлежите к благородному сословию. Поверьте, мне очень жаль прерывать ваше паломничество, но я делаю это для вашего же блага.
Из этих слов я поняла, что он тоже принимает нас за юных жертв несчастной любви. Стоило ли протестовать? Вероятно нет, потому что он едва ли нам поверит. И как винить его за это? Мрачный, измученный вид Амандины слишком напоминал заплаканные, скорбные лица страдалиц, встреченных нами на дороге. Бледность принцессы и ее запавшие глаза можно было с легкостью принять за обычные признаки сердечных терзаний.
Седрик де Марзамора попросил нас спешиться. Я заметила, что он внимательно меня разглядывает.
– Вы фрейлина, не так ли? – шепотом спросил он, отведя меня в сторонку. – Как я вижу, это ваша хозяйка страдает от неразделенной любви, но не вы.
– Так и есть, – солгала я. – Но мы надеялись встретиться с сиренами для более значительной цели.
– Берегитесь, несчастные! – вскричал граф де Марзамора. – Пение сирен – опаснейшая ловушка, жертвами которой стали очень многие; именно поэтому я и запретил паломничество и расставил своих солдат по всем береговым утесам. Необходимо помешать всем этим бедолагам добраться до моря.
– Но почему?
– Пение сирен стирает воспоминания, это верно. Примерно через час человек не помнит, кого он любил, через два – забывает, как разговаривать, а через три часа такой обработки он уже не способен даже самостоятельно держаться на ногах. Тогда он падает с утеса в море… прямо в волны. Именно этого и добиваются сирены.
– В самом деле?
– Возможно, вы не знаете, но сирены – опасные хищницы, совсем как акулы. Они пользуются своим пением для того, чтобы заманивать людей в воду. Их протяжные песни оказывают гипнотическое действие на тех, кто их слушает. За время моей жизни в этом замке я видел сотни подростков, которые бросались в океан с высоких утесов, и все потому, что пение сирен окончательно лишило их рассудка. Полдня таких песенок – и ума у них остается не больше, чем у младенцев! Это ужасно. Вот почему я решил сделать все возможное, чтобы пресечь эту трагедию. Поначалу я пытался перебить этих сирен, но это очень трудно, почти невозможно. Они зачаровывают моряков, и те сами бросаются в море, роняя гарпуны. Оставалось лишь одно решение: захватывать паломников в плен и перевоспитывать их, давать им новую причину, чтобы продолжать жить. Но обо всем этом вы узнаете чуть позже. Поскольку вы – девицы благородного рода, я не стану запирать вас в тюрьму вместе с простолюдинами. Мои стражники проводят вас в замок. Однако не пытайтесь злоупотребить моей доброжелательностью и замыслить побег. Я буду присматривать за вами.
