— Цыц! — тихо, но угрожающе сказал Грозный Слизень.
Великий червь свернулся в затененной каверне в конце коридора, созерцая вызванное колдовством видение. Где-то далеко, за многие мили оттуда, спорили несколько мышей — должно быть, те самые, что вторглись сюда незваными прошлой ночью.
Полоз тихо пополз вперед. Его отец умел шпионить за врагами на расстоянии, но в отличие от глупых грызунов был достаточно опытен, чтобы не оповещать их о своем незримом присутствии.
Грозный довольно помахивал хвостом, так что волшебное кольцо на нем приятно почесывало бок.
Полоз знал, что папа уже расставил на пути мышей ловушки и теперь медленно, но неотвратимо заманивает их туда.
Он начал петь — так тихо, что мыши даже не поняли, что слышат песню, и так проникновенно, что не покориться этому голосу было невозможно.
Луг мерцает в звездном свете,
Дышит негой сад ночной.
Урожай поспел, о дети!
Порезвитесь под луной!
В серебре цветов — о, сладость! —
Медом потекут ручьи.
Пейте, дети, пейте в радость
Из колодца грез моих.
Все не так легко, как прежде,
Полон путь трудов и мук.
Ты отдашь мне жизнь, надежду,
Силу лап и сердца стук.
Веки волшебницы на картинке в воздухе легонько дрогнули, а взгляд на мгновение стал отсутствующим. Мыши ничего не заметили.
Грозный Слизень улыбнулся злонравной улыбкой и позволил видению растаять.
— Она сделает ровно так, как я приказал, — сказал он, вполоборота глядя на своего сына. — И завтра к этому времени Тринадцатая Мышь будет уже мертва.
* * *
Латония Пумперникель грохнула свою сумку на генеральский стол, извлекла из нее тюбик горчицы и прицелилась прямо генералу Кроули в глаз.
Генерал Кроули не был настоящим генералом. Он возглавлял народную дружину под названием ПРИМАТ — Подразделение Радикальной Икологической Милиции Американских Территорий. В качестве униформы на нем были надеты треуголка и синий жилет с золотыми пуговицами. Выглядел он во всем этом как вылитый Наполеон Бонапарт.
— И что это такое? — чопорно спросил ее генерал с акцентом, который сам считал французским, но который на самом деле являлся скорее техасским. Генерал был прекрасно осведомлен обо всяких ужасных вещах, которые могут скрываться в пластиковом баллончике. Там вполне могло оказаться биологическое оружие — например, культура вируса Эбола.[9] Или химическое — скажем… скажем, нервно-паралитический горчичный газ.
— Эти гады из правительства весь день гоняли меня кругами по инстанциям, — прорычала Латония Пумперникель. — Поэтому ты будешь сидеть и послушно смотреть эту пленку, как хороший мальчик, или я выжму это тебе в глаз.
— Там горчичный газ? — осторожно поинтересовался генерал.
— Там польская горчица, — веско сказала она. — Самая зверская, учти.
Генерал отъехал со стулом назад. Кажется, у него подскочило давление.
Латония же установила на столе камеру, включила ее и выставила сделанную давеча запись на смотровом экранчике.
— Это мыши, — проинформировала она генерала, завороженно пялившегося на банду вооруженных копьями грызунов, атаковавших тарантула.
— Этого не может быть, — слабым голосом возразил генерал. — Вас прислали сюда эти парни из «Промышленного дизайна и спецэффектов»?
— Никакие спецэффекты меня не посылали, — отрезала Латония. — Эти мыши явно что-то замышляют. Думаю, никакие это на самом деле не мыши.
Она открыла следующий файл. Глаза у генерала полезли на лоб. Он машинально запустил руку под рубашку и нервно поскреб грудь. Мыши на экране тем временем попрыгали в миниатюрную летающую тарелку и улетели. Дата в уголке картинки свидетельствовала, что запись сделана сегодня ранним утром. Струйка холодного пота побежала по генеральской спине.
— Бог ты мой, — пробормотал он, — это же то самое устройство, что наши ВВС сбили сегодня утром.
Люди Кроули тщательно прослушивали радиочастоты военного ведомства и были в курсе последних новостей.
— Рада это слышать, — кивнула миссис Пумперникель. — Возможно, им удалось обезглавить преступную группировку. Но у меня на заднем дворе по-прежнему полно вооруженных мышей, и они там проводят маневры.
Генерал Кроули внимательно посмотрел на экран. Нет, это явно не были нормальные мыши. Он решительно взял себя в руки и встал.
— Вот что, — сурово сказал он в нос, как настоящий техасец, — по мне, так эти грызуны с копьями представляют серьезную угрозу безопасности и независимости нашей планеты. И мой гражданский долг — отправить их к праотцам.
Мужественная улыбка перекосила его лицо: перед глазами генерала уже вставал, расцвечивая сполохами небосклон, огромный и прекрасный ядерный гриб.
Глава двенадцатая
ТЕЛЕПАТИЯ В ДЕЙСТВИИ
Ваш мозг естественным образом создает электромагнитное поле, и точно такие же поля создают мозги всех окружающих. Следовательно, было бы логично предположить, что в один прекрасный день мы научимся обмениваться информацией просто посредством концентрации мысленного потока и установления контакта между полями двух разумов. Все, что для этого понадобится, — это высокоразвитый интеллект: такой, как у меня.
Терн
Этой ночью Бен почти не спал. Сосновые орехи тяжело ворочались в желудке, словно он объелся чего-то жирного. Бен лежал с открытыми глазами и слушал ночь.
Высоко над головой исполинские ели кряхтели и качались в ледяном сиянии звезд. Хвоя шелестела, словно призрачные голоса мертвецов; казалось, деревья перешептываются друг с другом и стонут в темноте, будто при воспоминании о цепных пилах. Они трещали и выли, и холодные эти звуки были полны бессильной ярости.
В голове у Бена было так же пусто и зимне. Он лежал неподвижно, и ему казалось, что это на него гневается лес, на него и на весь род людской.
— Это не я, — прошептал он деревьям. — Я этого не делал, я никогда не пытался вас рубить и пилить.
Но те продолжали стонать и скрипеть во тьме, изрыгая безмолвные проклятия.
Над ними, словно замерзшая жемчужина, поднималась луна, раскрашивая сугробы в разные оттенки серебра. Далеко, в холмах, зазвенела песня койотов, и голоса их зловеще взмывали и падали в ночи.
Никогда еще Бен не чувствовал себя таким одиноким. Что-то там поделывает его мама? Опять колесит по темным улицам, безнадежно выкрикивая его имя?
Шли долгие часы… Наконец под лапником заворочался Терн и сонным голосом спросил, не хочет ли Бен, чтобы его сменили.
Бен попытался заснуть, но в голове у него все время вертелись слова Ночекрыла, сказанные им неделю назад. Когда-то он тоже был человеком, а после стал летучей мышью и пробыл ею так долго, что уже даже не мог вспомнить, каково это, чувствовать и мыслить как человек.
Вот и Бен, кажется, уже стал забывать. Всего неделю назад он бегал себе на двух ногах. На то, чтобы научиться скакать на четырех, ушла всего каких-нибудь пара часов, но теперь это была совершенно естественная манера передвижения.
«Насколько быстро, интересно, человек может стать мышью?» — думал Бен.
— Что? — переспросил Терн. — Ты мне что-то сказал?
Бену было не по себе. Этим утром он поймал себя на том, что бездумно прихорашивается по-звериному: расчесывает лапками мех, чтобы избавиться от грязи и забившихся туда семечек и прочей растительной трухи, а потом… вылизывает его дочиста.
Забавно, правда? Он двигался, как заправская мышь, и уже начал себя вести, как она. Более того, он уже и чувствовал по-мышиному: сердце у него замирало, стоило заслышать собачий лай или приметить боковым зрением силуэт ястреба в небе.
Что мыши неделя, то человеку год. Каждый день, проведенный в виде мыши, во все большей и большей мышиности, отъедал от его человеческой жизни примерно два месяца. А прошла уже почти неделя…
Стоит ли игра свеч? Стоит ли перестать быть человеком, чтобы помочь какой-то там стае глупых мышей?
— Глупых? — возмутился Терн. — Я вовсе не глупый!
Несколько секунд Бен оторопело глядел на него. Он был совершенно уверен, что не произнес ни слова.
В порядке эксперимента он сузил глаза и свирепо подумал в сторону Терна: «Ты меня слышишь?»
— Не то чтобы очень хорошо, — огрызнулся тот. — Если станешь говорить громче, чем пищит комар, услышу лучше.
— Ничего я не говорил, — взвился Бен. — Я думал. Ты читаешь мои мысли, Терн. Ты у нас теперь еще и телепат?
— Да ну? — удивился тот. — Хотя да, в этом определенно есть некий смысл. Я же самый умный мыш на свете. Было бы только логично, если бы я мысли читать умел.
