— Друзья! Окса! У вас получилось!
К маленькой группе подошел Леомидо, деликатно, но решительно положив конец трогательной сцене. Мужчины поздравили друг друга с благополучным прохождением леса.
— Окса, позволь представить тебе Реминисанс! — вмешался Гюс, подхватив подружку под локоть.
Окса вытерла слезы и громко шмыгнула носом.
— Реминисанс, позвольте вам представить мою подругу Оксу…
Пожилая дама пристально поглядела на девочку, одновременно с любопытством и изумленно.
— Так вот ты какая… — выдохнула она с расширившимися от восторга глазами. — Окса…
И к великому изумлению девочки Реминисанс склонилась перед ней в глубоком почтительном реверансе, к чему Окса совершенно не была готова.
— Здравствуйте, мадам… — смущенно пролепетала она. — Э-э… Встаньте, пожалуйста!
Реминисанс выпрямилась, не отрывая глаз от Оксы.
— Знаешь, Гюс много о тебе рассказывал, — негромко сказала дама.
— Ой! Надеюсь, он не выложил вам весь компромат! — пошутила Окса, желая разрядить атмосферу.
— Это что еще за инсинуации, старушка? — мгновенно среагировал Гюс, по старой доброй привычке пихая ее локтем.
— Нет-нет, никакого компромата! — улыбнулась Реминисанс. — Но я многое от него узнала. О тебе, о твоей семье, о моей дорогой малышке Зоэ… — добавила дама вдруг севшим голосом.
— С ней все хорошо, не переживайте! — поспешно успокоила ее Окса. — Если бы вы знали, как она обрадовалась, узнав, что вы не…
Девочка осеклась.
— Умерла? — помогла ей Реминисанс.
— Э-э… ага, — кивнула Окса.
— Нет, я не умерла, но в конечном итоге отчаяние убило бы меня, если бы вы не раскрыли тайну Вкартинивания. И тогда я окончательно умерла бы для мира, а главное, для малышки Зоэ…
— Вы скоро ее увидите! — горячо заверила женщину Окса.
— Только для начала нам надо выбраться из этой ловушки… — хмуро заметила Реминисанс.
Она замолчала. Глаза ее потемнели, а губы дрожали.
— А это что за юноша? — спросила она, повернувшись к Тугдуалу, со свойственной ему внешней беспечностью наблюдавшему за всей этой сценой.
— Позволь тебе представить Тугдуала Кнуда, — вмешался Леомидо, — внука Нафтали и Брюн.
— Рада с тобой познакомиться, Тугдуал, — уважительно наклонила голову Реминисанс, прижав руку к сердцу. — Благодарю за то, что ты согласился на Вкартинивание. Я хорошо знакома с твоим дедом Нафтали. Редкий человек, и очень могущественный. Они с твоей бабушкой Брюн всегда были великолепной парой.
Абакум с Леомидо молча кивнули, впечатленные отличной памятью Реминисанс.
— А папа? Где папа?! — воскликнула вдруг Окса, вертя головой во все стороны.
Все вздрогнули. Неожиданно Оксу охватила паника, грозя удушьем. Она начала ловить воздух ртом, в ее глазах плескался ужас.
— Кто-нибудь видел папу? Кто-нибудь из вас видел папу?!
15. Пробуждение Чернильного Дракона
Несколькими часами раньше Павел вломился в жуткий лес. Окса недавно была здесь, Пьер и Леомидо шли за ней по пятам, из чего следовало, что она недалеко.
— Окса! — закричал он, сложив ладони рупором. — Окса! Ты где? Странно, она вроде бы должна быть где-то рядом, — пробормотал он. — ОКСА!!!
Павел позвал еще несколько раз, поворачиваясь во все стороны. Тщетно… Попутно он заметил, что лес позади него сомкнулся: не осталось никаких следов тропинки, выходившей на небольшую полянку, где он не так давно стоял вместе с друзьями и дочкой.
— Отец Юной Лучезарной должен был переварить совет, данный головой с телом в виде корня… Нет Юной Лучезарной в окрестностях, пошла она другой дорогой, — раздался пронзительный голосок сидевшей у него за спиной Фолдинготы.
Павел остановился и задумался. Что там сказало это странное существо? «Ваши ноги приведут вас туда, куда ведет вас ваша воля. Лес выбирает маршрут и препятствия, но конечный пункт зависит только от воли идущего».
Павел глубоко вздохнул. Упорствовать глупо, это он прекрасно понимал. Впрочем, у него всю жизнь так: он упирался, тратя кучу энергии, а в результате не добивался ничего, постоянно чувствуя себя игрушкой в руках судьбы. Сжав кулаки, Павел испустил хриплый крик, полный горькой, бессильной ярости.
Перед ним появилась тропинка. Пробираясь между гигантскими деревьями и папоротниками, он довольно долго шел, переживая, что его разделили с дочерью. Что, на его взгляд, не предвещало ничего хорошего. Но что он мог сделать?
Как только их втянуло в картину, Павел мгновенно понял, что ни от кого из них тут ничего не зависит, и это ощущение бессилия заставляло его кривиться от злости. Злость ослепила его настолько, что он не сразу понял, что тропинка исчезает.
— Да соберись, идиот… — пробормотал он себе под нос.
Фолдингота мгновенно отреагировала на его замечание.
— Отец Юной Лучезарной впадать изволит в крайность! Конечно, безусловная нужда есть в сосредоточенности, но дурость в сей проект не входит. Не забывайте вы совет, что дан был головой на корне: друг Юной Лучезарной привязан прочно к цели, что должен в голове и пред глазами держать отец Юной Лучезарной.
Павел невесело хохотнул и успокаивающее погладил через плечо малышку-домовую. Она права: сосредоточив мысли на Гюсе, он окажется там, где находится мальчик, на помощь которому они все и пришли.
Павел закрыл глаза, и перед ним возникло лицо Гюса. И тогда он пошел дальше, решительно и быстро.
Ему казалось, что он бредет по этому мрачному, безмолвному лесу уже много часов: окружающая обстановка не позволяла сориентироваться ни во времени, ни в пространстве. С шага Павел перешел на бег, но не особо продвинулся. Выдохшись, он остановился и нагнулся, уперев руки в бедра, чтобы отдышаться. Окружающая тишина подавляла.
Внезапно Павел скривился от острой боли и невольно застонал.
Резко выпрямившись, он изогнулся и вывернул назад, руку, стараясь дотянуться до сидевшей у него на спине Фолдинготы.
— Отец Юной Лучезаной испытывает страдания? Вес Фолдинготы доставил его телу неприятность, ой-ой-ой! Сожаление Фолдинготы полно раскаяния, и извинения она свои приносит!
Фолдингота заерзала, пытаясь выпутаться из ремней, а Павел стонал все сильнее, терзаемый почти невыносимой болью. Он с грехом пополам избавился от «фолдинготопереноски», и малышка тут же встала перед ним. Положив пухлые ручки Павлу на бедро, она прижалась круглой щекой к животу хозяина.
— Изволит ли отец Юной Лучезарной простить свою увесистую слугу? — пропищала Фолдингота, потершись щекой о живот Павла.
— Твой вес тут совершенно ни при чем, Фолдингота… — ответил Павел, с трудом выпрямляясь. — Я уж было подумал, что сейчас вспыхну, настолько жгло спину!
Боль потихоньку отступала. Павел, совершено измотанный, тяжело дышал. С висевшей у него на талии Фолдинготой он сделал несколько шагов и тяжело опустился у ствола одного из древесных гигантов, чтобы немного прийти в себя.
— Не Фолдингота ли причина жжения в спине отца Юной Лучезарной? — озабоченно спросила домовая Драгомиры.
— Да нет… — выдохнул Павел.
— Тогда, надеюсь, отец Юной Лучезарной изволит снять ответственность с Фолдинготы? — не отставала та.
— Угу… — подтвердил Павел. — Ну что, двинулись дальше? Сдается мне, это еще не конец.
И они побрели по тропинке, уходящей в самое сердце Безвозвратного леса. Фолдингота категорически отказалась влезать Павлу на спину, и теперь он для скорости нес ее на плече.
Его спина по-прежнему болела. Боль была уже не столь острой, но все же столь же неприятной, как от сильного солнечного ожога.
Павел побежал и бежал, задыхаясь и теряя рассудок.
Время от времени он издавал приглушенный стон, приводя в панику бессильную ему помочь Фолдинготу. И хотя он был отличным бегуном, его ноги начали уставать, мускулы задеревенели. При таких обстоятельствах ему было все трудней и трудней думать о Гюсе. Боль, нетерпение и тревога выматывали, и все его помыслы были об Оксе. Павел чувствовал, что уже почти на грани и его последние силы тают, как снег на солнце.
Внезапно среди густой растительности, окружавшей тропу, он увидел какое-то движение.
Павел резко остановился, насторожившись, оглядывая окрестности. И у него чуть сердце не остановилось, когда он увидел долгожданный силуэт.
— Окса? — неуверенно окликнул Павел. — Окса? Это ты?
Сойдя с тропинки, он углубился в папоротники, раздвигая их в стороны. Окса тут, буквально в нескольких метрах! Сидя под огромным папоротником, она улыбалась и гладила роскошного зайца.
— Окса! — воскликнул Павел, счастливый до невозможности, что нашел дочь.
Он двинулся к ней, окликая. Но девочка словно ничего не слышала и продолжала гладить зайца, не обращая внимания на отца.
