Дорофея Ларичева - Зачарованный город

Ладно, хочешь подурачиться – получи. Я первым встал на середину доски. Хихикнув, Элька пристроилась сзади. Аня тоже взобралась к нам.

– Толкай, – предложила она Валентину.

Тот и не подумал слушаться. Он сам запрыгнул впереди нас, оттолкнулся ногой и… И, подняв вверх удлинившуюся трость, зацепился ею за троллейбусные провода.

– Держитесь крепче! – услышали мы его крик.

И мы поехали. Клянусь, даже на американских горках я не испытывал подобного! Мы смело вклинились в поток машин, на бешеной скорости обгоняя не только троллейбусы (у которых тут же слетал один из «рогов»), но и стремительные иномарки. Заходящее солнце подмигивало нам из магазинных витрин, вспыхивало в стёклах, фарах и фонарях, в очках не замечающих нас прохожих. От рвущегося навстречу ветра было сложно дышать. Но каждую клеточку тела охватил неповторимый детский восторг. Кажется, мы визжали от счастья. Горожане не слышали нас. Эх, показаться бы сейчас кому-нибудь из одноклассников!

До дома мы домчались минут за семь против получасовой тряски в троллейбусе.

– Вау! – подражая героиням иностранных фильмов, восторженно выдохнула Анюта и, пошатываясь, ступила на асфальт. – Ты настоящий волшебник! Или маг?

– Предпочитаю именоваться чародеем, – холодно поправил её Валентин. Он помолчал пару мгновений и решил разъяснить нам разницу. – Маг – от слова «может», то есть знающий магию досконально и умеющий ею пользоваться в полном объёме. Чародей – «чары делает», тот, кто просто применяет магию, независимо от умения и величины собственного таланта. Волшебник… Хм, этим словом нельзя охарактеризовать степень умений, поэтому я его не люблю.

Он постучал тростью по доске, уменьшая её до прежних размеров, взял скейт под мышку и отошёл в сторону, давая понять – чудеса на сегодня закончились.

– До завтра, – неуверенно сказал я Эльке.

– Вряд ли. Три рулона обоев меня дожидаются. Родители специально в воспитательных целях оставят, – покачала она головой и зашагала к своему подъезду.

И нам домой пора.

Всю следующую неделю я с содроганием следил за развитием ситуации в школе. Поединок «Тихонова vs Кущина» набирал силу. Красавица Надечка преследовала Эльку, угрожала, обзывала, настраивала против неё класс. Класс пока с интересом предпочитал наблюдать со стороны, довольствуясь местами в первом ряду.

К ужасу Кущиной, у Тихоновой появились защитники – наши ролевики. Особенно Лёнька, по которому Надя вздыхала. Тайно, как ей тогда казалось. В их присутствии открыто нападать на Элю Кущина стеснялась. А Элька точно приклеенная крутилась возле парней, выспрашивала, вовсю интересовалась историей сообщества и его героями, советовалась – какой костюм лучше надевать на тренировки, приносила диски с музыкой. Короче, всячески Кущину доводила.

Над моими предупреждениями Эля посмеивалась, говоря:

– Ты видел, как я Вику наказала? Значит, должен понимать – я могу за себя постоять. И гораздо лучше, чем ты предполагаешь.

Я не был так уверен в этом. Пусть в классе никогда не дрались, всё когда-нибудь меняется. Даже в таком устоявшемся мирке, как наш.

В «А» по прихоти школьного руководства всегда попадали самые многообещающие дети – способные к учёбе или имеющие влиятельных родителей. Поэтому драться у нас было не принято. Мы не «Б» класс, где действительно учатся «дети с рабочих окраин», как снисходительно величала их Викина мать, наша классная руководительница. Мы всегда были самые-самые. Звёздный набор, обещающий стать звёздным выпуском.

Первые места на олимпиадах (даже чаще, чем у лицейских). Большая часть наших входила в школьную сборную самодеятельности. В нашем классе была лучшая юношеская команда «Что? Где? Когда?». Среди игроков терпели даже Язву – именно она давала наибольшее число правильных ответов. Гитарист Петька-двоечник и гот – Стёпка Кабанов, ой, простите, Стефан, по прозвищу Дохлый Фунтик – наш тенор с уже изменившимся повзрослевшим голосом, в столь юном возрасте имели грамоты общероссийских юношеских музыкальных фестивалей.

Мы действительно были лучшими и гордились этим. Даже личности вроде меня, кто почти нигде не участвовал. Ежегодное первое место по области на олимпиаде по биологии не в счёт. Им уже никого не удивишь.

К девятому классу обязанности были строго распределены, каждый знал, чего друг от друга ждать. И вдруг выстраиваемое годами равновесие оказалось нарушено приходом новенькой – не-пойми-кем из города Москвы. Со сплошными пятёрками в последних четвертях. К тому же красивой. По мне, так красивее Нади с Викой. Что ещё хуже – уверенной, не стремившейся прибиться к чьей-то компании после первого знакомства с «элитой». Кому это понравится?

Но чем дальше я следил за Элей, тем больше понимал – неспроста она это затеяла, неспроста не ищет путей к примирению. То ли дело было в самой Наде, то ли в её помощнике, Лёшке, как оказалось – эльфе. Я не понимал, а соседка молчала. Порой мне начинало казаться – Тихонова провоцирует их из спортивного интереса. Так маленькие дети могут дразнить посаженную на цепь собачонку, твёрдо зная – не сорвётся, не укусит.

В безобидности старосты я уверен не был. Чувствовала она себя в жизни надёжно защищённой. Родители – не из простых: отец – судья, мать – большая начальница в городской администрации, старший брат – успешный бизнесмен. Есть кому заступиться. С такой семьёй Надечке самое место в престижной школе где-нибудь в Лондоне. Но не в нашей глуши. А вот она захотела оставаться королевой деревни, не стесняясь хвасталась, мол, без её надзора класс рассорится, распадётся на враждующие группки, лишится звания лучшего в школе.

А ещё Кущина была готова очень на многое, лишь бы не уступить место дочке нашей классной руководительницы – извечной сопернице Вике Шелег.

Жизнь Вике испортила учительская солидарность. Ставя всем в пример дочку коллеги, они с первых классов вызвали к ней стойкую аллергию со стороны других отличников. Спасало Вику неумение долго злиться и полное отсутствие мстительности. Ко всем, за исключением старосты. Но после семи лет «недружбы» противоборствующие армии выбросили белые флаги и подписали акт о перемирии перед лицом новой, неведомой опасности.

В среду противостояние перешло в открытую форму. После уроков настала наша с Элькой очередь дежурить. Как ни в чём не бывало я отправился за водой, а когда возвращался с полным ведром, увидел Петьку, запирающего класс на ключ. Элькины вещи валялись в коридоре на полу.

У лестницы дежурила Кущина. Завидев меня, она не убежала, а лишь довольно выкрикнула:

– Слабо дверь выбить, Щука? Иди, освобождай свою Радиоактивную!

Поставив ведро, я бросился к Петьке, но тот швырнул ключ Наде за миг до того, как я его настиг. Бить Жукова смысла не имело. Догонять Кущину – тем более. Поэтому я возвратился к двери и постучал:

– Эля, ты здесь?

– Что, Эля? – зло фыркнули мне в ответ. – Из-за них мне теперь с родителями ссориться придётся.

– Эля, я схожу в учительскую. Оттуда позвоню Наталье Михайловне. У неё запасной ключ должен быть.

– Что, уже и дверь взломать нельзя? – разочаровалась Элька. Да, разозлили её как следует.

– Не стоит, поверь мне. Иначе мы виноваты окажемся.

– Звони, – обиженно согласилась Тихонова. – И вещи мои подбери. Вон валяются, отсюда вижу.

Как же, в скважину замочную подглядывает.

Я собрал рассыпавшиеся тетради в сумку и, закинув ту на плечо, потащился на второй этаж – жаловаться. Скажите, зачем держать в штате уборщиц, если кабинеты всё равно моют дети? Дежурство – это открытый способ поиздеваться над малышами, когда взрослых нет рядом. Меня пару раз так старшеклассники подлавливали, лупили просто так, деньги отбирали. Не сейчас, классе в пятом. И попадал не один я, многие из наших. Потом драчунов самих кто-то отлупил, и они присмирели.

До математички я дозвонился минут через пятнадцать. Странно, она уже успела доехать до дома и теперь мчалась обратно. Сказала: «Ждите!» – и бросила трубку. К сожалению, меня тогда это не насторожило. Не насторожили и злые восклицания Эльки из-за двери минут через десять. Ей-то в окно было видно школьное крыльцо…

Кущина успела нажаловаться первой. Теперь она поджидала классную руководительницу у школьной двери в слезах, с размазанной тушью на красивом личике и, сбиваясь на рыдания, нарассказывала про нас с Элей гадостей. Там же и вручила ей отобранные у «обидчиков» ключи. В каких фразах шел рассказ «жертвы», не знаю, но гнев Натальи Михайловны был страшен.

– Зачем вы издеваетесь над Надей? – на весь коридор заорала она, ещё поднимаясь по лестнице. В опустевшей после второй смены школе ей с готовностью отозвалось гулкое эхо. – Кто вам позволил? – продолжала она, подходя к кабинету и звеня ключами на массивном железном кольце.

– Кто издевался? – не понял я.

– Ладно, эта, ваша новенькая! – Классная не расслышала моего вопроса, распахнула дверь кабинета и за шкирку втолкнула меня внутрь. – Про её воспитание я ничего не знаю. Но ты, Щукин? Куда ты катишься? Обидеть девочку, да ещё умницу! Вам обоим до Надечки – как до луны!