«Куда же мне деваться?» — задумался Питер.
Динька ткнула пальчиком вперед. Верхний из парусов на соседней мачте был свернут точно так же, как тот, где прятался Питер.
«Туда!» — прозвенела она.
Питер окинул взглядом палубу. Те немногие матросы, кого он видел, были всецело поглощены своим делом и не отрывали глаз от палубы. На самой передней мачте, в «вороньем гнезде», стоял впередсмотрящий, но он и смотрел вперед. Да, но как быть с тем моряком, что лезет сюда, на мачту? А вдруг он увидит, как Питер пролетает у него над головой?
«С тем парнем я разберусь, — прозвенела Динька. — Будь наготове!»
— А что ты задумала? — шепнул Питер.
Однако Динька уже исчезла.
Конрад уже почти добрался до второй реи, когда вдруг услышал…
«Колокольчики!»
Это не был звон корабельной рынды, знакомый Конраду не хуже, чем стук собственного сердца. Это был перезвон маленьких колокольчиков. Совсем крошечных… чудесных колокольчиков! Перезвон слышался сверху, из свернутого паруса у него над головой.
Парнишка задрал голову, и…
Вжжих!
…что-то пронеслось мимо его левого уха. Птица? Размером оно и впрямь было с птицу, но оно… оно светилось! И двигалось оно слишком стремительно для птицы — Конрад даже не мог его как следует разглядеть. Он посмотрел вниз, и…
Вжжих!
…и оно снова просвистело мимо его головы, на этот раз вверх, и принялось кружить рядом. Пытаясь уследить за этой штукой, юнга отчаянно вертел головой и раскачивался на канате, держась за него одной рукой…
Вжжих!
…оно снова промчалось мимо, и…
Вжжих!
…и снова, но на этот раз Конрад, отчаянно пытаясь хотя бы одним глазком разглядеть существо, которое его изводит, сделал то, чего нипочем не полагалось бы делать моряку, тем более такому опытному морскому волку, как он.
Он отпустил канат.
И, подчиняясь закону всемирного тяготения, полетел вниз.
Питер видел, как юнга рухнул вниз. Он следил, как Динька кружит вокруг парня, и, убедившись, что тот всецело поглощен ее маневрами, стремительно преодолел расстояние между двумя мачтами и юркнул в новое убежище. Однако Питер продолжал наблюдать за тем, что происходило внизу. Увидев, что парнишка упал, Питер тут же устремился следом, пытаясь его подхватить.
Однако Динька его опередила. Она ринулась вниз столь стремительно, что превратилась в размытую золотую полоску, и футов через двадцать догнала падающего юнгу. Парнишка уже открыл рот, готовясь завопить, но тут Динька коснулась его. Всего на миг, всего на один краткий миг его падение замедлилось. Этого мгновения ему как раз хватило, чтобы ухватиться за канат. Парень пролетел еще немного, потом его подбросило вверх, он наступил ногой на ванты — и остался цел.
Питер развернулся на лету и метнулся обратно к парусу, успев юркнуть внутрь как раз вовремя: сдавленный вопль юнги привлек внимание впередсмотрящего на мачте и моряков на палубе. Все обернулись в его сторону. Парнишка висел на вантах, побледнев и весь дрожа. Никто не заметил размытой золотой полоски, устремившейся в сторону паруса, где теперь прятался Питер.
— Спасибо, Динька! — шепнул он, когда та угнездилась рядом с ним. — И за того парня тоже спасибо.
Динька скромно, с достоинством кивнула.
— Я очень-очень рад, что ты со мной! — сказал Питер.
«Ну еще бы!» — откликнулись колокольчики.
Конрад Диллинджер благополучно вернулся на палубу. Коленки у него тряслись. Он озадаченно окинул взглядом ванты. За ним с усмешкой наблюдал продубленный всеми ветрами пожилой моряк, драивший палубу, на которую чуть было не свалился Конрад.
— Чего, неплохая встряска, а? — сказал он. — Я и сам один раз чуть было вот этак не навернулся. Да-а, встряска мощная! Хорошо, что ты успел ухватиться за ванты, а не то задал бы ты мне работы втрое больше, ха-ха!
Конрад посмотрел на него.
— Сейчас тебе лучше всего снова забраться обратно, — посоветовал старый морской волк.
— Ты видел? — спросил Конрад.
— Чего? — осведомился моряк. За борт полетел бурый плевок.
— Это… желтенькое… Как птица, только для птицы оно слишком быстрое. Скорее как… пчела. Ты видел там, наверху, пчелу? Желтую такую?
— Э-э, парень, да ты, похоже, головой стукнулся! — протянул матрос. — Пчел на море не бывает!
Ему явно понравилось, как это звучит, и он ухмыльнулся, обнажив пеньки гнилых зубов.
— Не бывает, — повторил он и тут же запел:
Пчел на море не бывает.
В море пчелы не летают.
Если что-то вас кусает —
Это ветер налетает!
И старик снова принялся драить палубу, не переставая напевать. Песенка оказалась прилипчивая, и вскоре все матросы на палубе мурлыкали ее себе под нос. И даже Конрад обнаружил, что помимо своей воли напевает. Он снова взглянул наверх, на ванты. Парень мог поклясться, что там, наверху, вокруг него действительно что-то кружило. В этом он был уверен; он только не был уверен, стоит ли докладывать об этом офицеру. Юный моряк опасался, что его засмеют — особенно если он упомянет о странном чувстве, которое испытал перед тем, как ему удалось зацепиться за канаты. Ему показалось, будто он… парит в воздухе! И как же быть с колокольчиками? Колокольчики-то он точно слышал! Доложить и об этом? Но кто же ему поверит?
Конрад решил, что об этом подумает потом. А сейчас пора было завтракать. Он уверенно направился на запах сухарей и солонины.
Питер, который прятался наверху, в парусе, тоже почуял запах солонины и сухарей.
— Ох, Динька, как же есть хочется! — сказал он. — Да и пить тоже.
Динь-Динь отозвалась суровым перезвоном.
— Нет-нет, днем я туда, конечно, не полечу, — поспешно ответил Питер. — Но ночью все равно придется спуститься, чтобы найти воды и какой-нибудь еды, иначе я до Англии не доплыву.
Снова раздался звон, на этот раз куда более мягкий.
— Да, ты права, — согласился Питер. — Сейчас главное — выспаться. Разбуди меня, как стемнеет, ладно?
Динька кивнула, и через минуту Питер снова крепко уснул.
Глава 19
Ничего особенного
— И что же он нашел? — спросил Омбра.
Они с капитаном Нереццей обедали, сидя друг напротив друга за массивным столом в капитанской каюте с наглухо закрытыми иллюминаторами. Нерецца терпеть не мог этих трапез, потому что вкусы у Омбры были самые странные.
Он питался только одним — осьминогами. Ел их Омбра сырыми и предпочтительно — живыми. Трепещущий помощник кока почтительно ставил на стол деревянное ведерко с осьминогами и поспешно удирал из каюты. Омбра усаживался за стол, наклонялся над ведерком и принимался питаться, издавая жуткое хлюпанье и чавканье. Иногда по столу и по полу разбрызгивались черные чернила. Нерецце это зрелище отравляло весь аппетит, и его собственная еда не лезла ему в глотку.
— Кто он? — спросил Нерецца.
Омбра оглушительно хлюпнул, и Нерецца увидел, как извивающееся щупальце исчезло во мраке под капюшоном.
— Тот юнец, которого вы отправили проверить паруса на корме, — сказал Омбра. — Что он нашел?
— Ах, он! — воскликнул Нерецца, весьма довольный тем, что может уесть Омбру. — Ничего. Как я и предполагал.
— Ничего? Вообще ничего?
— В парусах — ничего.
Голова в капюшоне поднялась от ведерка, и, хотя Нерецца не видел глаз Омбры, он почувствовал ледяную тяжесть его взгляда.
— Но хоть что-нибудь он видел?
— Ему показалось, что он что-то видел, — уточнил капитан. — Мальчишка потерял равновесие и винил в этом пчелу.
— Пчелу…
— Чушь, конечно, — сказал Нерецца. — Нет тут никаких пчел и быть не может. Небось, чайку увидел, если он вообще что-то видел. Я лишил парня полагавшейся ему порции грога. Рано ему грог пить, если ему потом пчелы мерещатся.
Омбра с хлюпом втянул еще одного осьминога. Потом капюшон поднялся снова.
— Удвойте ночную вахту, — распорядился он, отодвинул свой стул и встал.
Нерецце хотелось возразить. Ему совсем не хотелось удваивать вахту — это перепутает весь график. Но он сказал только:
— Как вам будет угодно, лорд Омбра!
— И если кто-то из матросов увидит хоть что-то необычное, — простенал Омбра, — пусть немедленно доложат мне!
И заскользил к двери мимо Нереццы, с трудом подавившего желание отшатнуться.
— Слушаюсь, милорд, — ответил Нерецца, хотя про себя подумал: «Ну, и что они должны увидеть? Пчел, что ли?»
Омбра остановился, и капитан ощутил на себе его взгляд.
— И пчел в том числе, — сказал он. И исчез.
Молли дождалась, пока горничная поставила чайный поднос и вышла из гостиной их роскошного лондонского особняка. Когда девушка удалилась, Молли подвинулась ближе к матери и шепотом спросила:
