Правда, Ад был так огромен, что, как и на земле, здесь тоже могли существовать самые разные виды и пейзажи. Если бы, например, пришелец из других миров попал в Сахару, он ведь тоже был бы очень разочарован, после того как наслушался бы рассказов о прекрасных дворцах и каналах Венеции. Да он, наверное, и не поверил бы, что такая Венеция вообще существует.
Мерле снова подобралась к краю каменной ушной раковины и стала обозревать бесплодную равнину, простиравшуюся далеко внизу. Все так, как было, — никаких признаков жизни. Ее удивляло, что при такой бешеной скорости, с какой они мчались, не ощущалось не то чтобы встречного ветерка, но даже слабого дуновения воздуха.
Ей надоело смотреть на скучный ландшафт, особенно после того, что пришлось недавно пережить, — и она оглянулась назад, на вторую каменную голову, летящую за ними на некотором отдалении. Третий же череп ей не был виден, он летел с другой стороны.
Ее охватил внезапный испуг. Усталость и уныние мигом исчезли.
— Но ведь это… — Она не смогла закончить фразу. И через секунду спросила: — Ты его видишь?
— Я гляжу твоими глазами, Мерле. Конечно, я его вижу.
На нижней губе второй каменной головы лежал человек.
Вернее, не лежал, а безжизненно висел — нижняя часть его тела внутри, а ноги снаружи. Словно огромный каменный рот его начал было втягивать, желая заглотнуть, да вдруг о нем позабыл. Руки болтались, как у тряпичной куклы; голова свисала с края губы, лицо скрывали длинные снежно-белые волосы. Мерле подумала, что это — женщина, но тут человек приподнял голову и посмотрел на нее. Белые космы мешали ей разглядеть его лицо, но, несмотря на расстояние, она успела заметить, каким он был истощенным и изможденным. Бледная, как у мертвеца, физиономия почти не отличалась цветом от белых волос.
— Он умирает, — сказала Королева Флюирия.
— И мы ничего не можем сделать?
— Мы не в силах к нему приблизиться.
Мерле подумала и решительно заявила:
— Посмотрим.
Она залезла поглубже в каменное ухо, растолкала Фермитракса и заставила усталого, недовольного льва подобраться к краю ушной раковины. Беловолосый человек снова уронил голову на каменную нижнюю губу и не подавал никаких признаков жизни.
— Можем мы туда перескочить?! — В ее голосе слышался не вопрос, а почти приказ.
— Хм… — угрюмо буркнул Фермитракс.
— Что значит «хм»? — Мерле взволнованно сопела и размахивала руками перед самым его носом. — Нельзя же оставить его там умирать. Ему нужна наша помощь. Ты что, не видишь?
Фермитракс проворчал что-то невнятное, но Мерле все сильнее махала руками, отчаянно взывала к его совести и даже сказала «пожалуйста». И тогда он проговорил:
— Он может быть опасен для нас.
— Но он же — человек!
— Или кто-то, кто выглядит человеком, — сказала Королева голосом Мерле.
Мерле была слишком возбуждена, чтобы прислушаться к разумным возражениям и отказаться от своего намерения.
— Все равно мы не можем здесь сидеть и смотреть. — И настойчиво повторила: — Поможем ему или нет?
Королева ответила молчанием, которое было само по себе красноречиво, а Фермитракс сказал:
— Нет, скорее всего — нет.
Мерле нетерпеливо вздохнула.
— Может, все же попробуешь?
— Что он должен попробовать? — спросила Королева, но Мерле не обратила на нее внимания.
Фермитракс, сидя на краю каменной ушной раковины, задумчиво поглядывал то на проносящуюся далеко внизу равнину, то на следующую за ними каменную голову.
— Эта голова летит за нами не по прямой, а наискось от нас. Дело усложняется. Но, может быть… если мне посильнее оттолкнуться, то расстояние сократится и я просто-напросто упаду туда. Возможно, мне удалось бы опять зацепиться…
— Просто-напросто! Ты сказал «просто упаду»? — спросила Королева голосом Мерле.
«Да ладно, помолчи!» — подумала Мерле.
— Но это безумие. Мы не знаем, кто или что он такое и почему он там висит.
— Если будем тут сидеть и болтать, мы никогда ничего не узнаем.
— Это было бы самое правильное. — Но по тону Королевы было ясно, что она сдается. Ей не оставалось ничего иного, как обиженно смолкнуть.
— Прыжок будет нелегким, — сказал Фермитракс.
— Да, — подтвердила Мерле со знанием дела.
— Мне нельзя просто зависнуть в воздухе перед головой, она налетит на меня, и мне конец. Надо попытаться снова зайти сбоку и прыгнуть в ухо или зацепиться за волосы. Оттуда можно по каменной щеке добраться до человека.
Мерле с шумом втянула в себя воздух.
— Это могу сделать я.
— Ты?
— Конечно.
— Но у тебя нет когтей.
— Зато я легче. И проворней. Смогу зацепиться за любой бугорок.
Она сама не слишком верила в то, что говорила, но ей почему-то казалось, что ее слова звучат очень убедительно.
— Рискованный план, — невесело заметил Фермитракс.
— Ты меня только закинь туда, а остальное я сделаю сама. Мне уже надоело кататься на твоей спине. — Она смущенно хмыкнула. — Нет, не то чтобы мне не нравилось сидеть у тебя на спине, но я просто не могу так… вот так бездельничать. Я к этому не привыкла.
Лев обнажил клыки, и Мерле тут же поняла, что он улыбается.
— Ты — смелая девчонка. Но сумасбродная.
Она просияла.
— Значит, прыгнем?
Фермитракс облизал кончиком языка свои длинные острые зубы.
— Да, — сказал он, еще раз смерив взглядом расстояние до второй головы. — Думаю, просто надо попробовать.
— Просто попробовать, — застонала Королева. — Опять просто…
— Ты что тут задумал? — зло спросил Дарио. — Хочешь сбежать отсюда?
Серафин спокойно выдержал его свирепый взгляд. Он обычно не выходил из себя, когда на него кричали. Крик — это признак слабости.
— Задумал то, о чем говорил. До нашей вылазки мне надо кое-где побывать. Не беспокойся, «генерал» Дарио. Я не собираюсь дезертировать из твоей геройской армии.
Дарио кипел от ярости и едва сдерживался, чтобы не наброситься на Серафина с кулаками.
— Так дело не пойдет, — он немного поубавил тон, хотя продолжал злиться. — Ты не можешь удирать куда-то на целых два часа, когда мы готовимся напасть на Дворец дожей…
Серафин его перебил:
— Может, тебе и надо готовиться, а мне — нет. Вы сами меня просили помочь, — он сделал ударение на последнем слове, — помочь вам, потому что знаете, что я единственный, у кого есть хоть какая-то возможность проникнуть во Дворец. Так что помни, Дарио, условия у нас такие: я проникаю во Дворец, а тот, кто пойдет со мной, будет делать только то, что я скажу. Кто мне не подчинится, или тут останется, или в первые же минуты там отдаст Богу душу.
Серафин специально выбирал выражения, а голос его звучал нарочито сурово. Только так можно было осадить Дарио. Кроме того, ему надоели пустые препирательства и болтовня.
— Твои способности всем известны, — сказал Дарио, с трудом подавляя желание двинуть Серафина в ухо. — Только…
— Извини. Мои способности — это все, что у вас имеется. — И Серафин кивнул на группку защитников города, собравшихся в зале Анклава.
Там толпилось с дюжину мальчишек его возраста или даже младше. Многие попали сюда прямо с улицы. Все они жили, как умели, бродяжничали, воровали и оставляли в дураках городских гвардейцев. На некоторых были старые лохмотья, а те, кому удалось приодеться здесь, в доме сфинкса, выглядели очень живописно, чтобы не сказать смешно: в разноцветных рубахах и в разной длины штанах. Такие странные пестрые костюмы больше походили на маскарадные наряды, чем на обычную одежду. Серафин только потом понял, что все эти вещи относились к прежним эпохам и были извлечены из старинных сундуков и темных кладовых в доме женщины-сфинкса. И он снова спросил себя, сколько же времени живет Лалапея в Венеции. Сама она так и не ответила ему на этот вопрос.
У Дарио хватило ума взять себе штаны и рубашку из темно-лилового вельвета, чтобы ночью слиться с темнотой. Остальным, кто об этом не позаботился, не удастся участвовать в военной операции. Они об этом еще не знали, Серафин уже так решил для себя. Он не мог полагаться на тех, кто не думает о деле всерьез.
— Ты не думаешь о деле, — сказал Дарио, словно угадав мысли Серафина и обратив против него его же собственный аргумент. — Мы не можем на тебя положиться, ты все время помышляешь о чем-то другом.
— Потому-то мне и надо отлучиться. — Серафин старался не смотреть на ребят, которые молча прислушивались к каждому их слову. — Для того чтобы не думать ни о чем другом, кроме предстоящей ночи, мне нужно уладить одно важное дело. Иначе это будет меня отвлекать.
— И какое же такое важное дело?
Серафин колебался. Почему Дарио к нему пристал? Вряд ли он хочет его, Серафина, выставить трусом перед остальными. Дарио не оспаривает и главенствующей роли Серафина в предстоящей вылазке (Серафин первый назвал Дарио «предводителем», да и вообще предпочитал никогда не лезть в вожаки и действовать в одиночку). Нет, Дарио просто-напросто сгорал от любопытства. А может быть, даже догадывался о том, что собирается предпринять Серафин. И чувствовал себя немного не в своей тарелке.
