Ознакомительная версия.
— Начнем? — спросил он.
Из кинотеатра вытекал холодный воздух.
— Да, вот это было поучительно.
— Если угодно знать, что я думаю, часть трюков — чистое надувательство.
— А что теперь?
— Нужно возвращаться.
— Куда?
— На кладбище, конечно.
— Мадам, ночь только начинается!
— Совершенно верно! Мы только начали развлекаться!
— Да! И вообще, я всегда говорю: могила от нас не уйдет.
— Я хочу гулять! Наслаждаться жизнью! При ЖИЗНИ мне никогда не бывало так хорошо!
— Томас Боулер! Извольте вести себя как пристало почтенному джентльмену!
Почувствовав дыхание холодного ветра, очередь у дверей закусочной сбилась плотнее.
— Томас Боулер? Да знаете ли вы… мне никогда не нравилось быть Томасом Боулером!
Собравшиеся в конференц-зале административного центра имени Фрэнка У. Арнольда притихли в легком испуге, точно школьники после того, как учитель вспылил. Демократия — отличная штука, но только в том случае, когда народу хорошенько растолковали, как ею пользоваться.
Кто-то поднял руку.
— Мы действительно можем их остановить? Все это звучало так… официально…
— По закону вряд ли, — сознался мистер Аттербери. — Была совершена законная сделка. «ОСП» может полезть в бутылку.
— Но ведь столько других участков, — крикнули из зала. — На Сланцевом проезде, например, и там, где был старый склад…
— Мы можем вернуть им деньги!
— В двойном размере, — вставил Джонни. В зале захохотали.
— Мне кажется, — сказал мистер Аттербери, — что компаниям вроде «ОСП» нужно больше считаться с людьми. На галошной фабрике мнением работников никто не интересовался, уверяю вас. Фабрике это было ни к чему. Там делали галоши. И только. Но никто точно не знает, чем занимается «ОСП», поэтому им следует вести себя иначе. — Он потер подбородок. — Крупные компании вроде «ОСП» не любят лишнего шума. И не любят становиться посмешищем. Если бы нашлось другое место для стройки… и стало бы ясно, что мы не шутим… а мы бы погрозились… э-э… возместить затраты в двойном размере…
— И с Хай-стрит тоже нужно что-то делать! — вмешался кто-то.
— И сделать нормальные детские площадки, а то в городе не продохнуть от этих зон отдыха повышенной комфортности!
— И взорвать «Джошуа Н'Клемент» и построить нормальные дома…
— Йоу! — вырвалось у Бигмака.
— Здесь! — отрапортовал Ноу Йоу. Мистер Аттербери, сохраняя полнейшее спокойствие, жестом утихомирил собрание.
— Не все сразу, — спокойно сказал он. — Давайте сперва перестроим Сплинбери. А об Иерусалиме можно подумать завтра.
— Кстати, нам нужно как-то назваться!
— «Общество сбережения Сплинбери».
— По-моему, это отдает банковскими вкладами.
— Тогда — «Общество предохранения Сплинбери».
— А это что-то медицинское…
— «Дружные сплинберийцы», — вдруг сказал Джонни.
Мистер Аттербери примолк.
— Хорошее название, — сказал он наконец. Собравшиеся тем временем активно пытались выяснить друг у друга, что это за «Дружные сплинберийцы». — Но… нет. Не тот случай. К тому же официально они назывались «Сплинберийские добровольцы». Вот хорошее название.
— Но из него не понять, что мы собираемся делать…
— Если твердо решил, что будешь делать, главное — начать, тогда горы можно свернуть, — возразил Джонни. — Так говорит Эйнштейн, — с гордостью прибавил он.
— Что?! Альберт Эйнштейн? — удивился Ноу Йоу.
— Нет, Соломон Эйнштейн, — ответил мистер Аттербери. — Хм! Ты и о нем слыхал?
— Э… да.
— Я его помню. Когда я еще под стол пешком ходил, у него на Кейбл-стрит были чучельная мастерская и магазинчик «Рыболов-любитель». Он всегда изрекал что-нибудь этакое. Он был немного философ, этот Соломон Эйнштейн.
— А занимался набивкой чучел? — удивился Ноу Йоу.
— И еще думал, — напомнил Джонни.
— Ну, это, можно сказать, у них семейное, — сказал мистер Аттербери. — Кроме того, когда человек по локоть запускает руку в мертвого барсука, у него появляется достаточно времени для абстрактных размышлений.
— Да, это уж точно лучше, чем думать о том, чем ты занят, — согласился Холодец.
— Тогда решено — «Сплинберийские добровольцы», — подытожил мистер Аттербери.
Трубка телефона-автомата в «Белом лебеде» обросла инеем.
— Готовы, мистер Эйнштейн?
— Поехали, мосье Флетчер!
В трубке щелкнуло. Воцарилась тишина. Вновь потеплело.
Спустя полминуты за двадцать миль от города в маленьком деревянном домике, где размещался радиотелескоп Сплинберийского университета, резко похолодало.
— Работает!
— А что вы себе думали? Самая страшная сила во всей этой вашей вселенной, чтоб ей повылазило, — сила привычки. Тяготение мосье Ньютона рядом с ней — пшик.
— Когда же вам пришла в голову эта мысль?
— Помню, я тогда работал ну очень крупную треску.
— Да? Ну-с… посмотрим, что можно сделать…
Мистер Флетчер оглядел комнатушку. В настоящий момент в ней не было никого, кроме Адриана Миллера по прозвищу Любопыт, мечтавшего стать астрономом, поскольку работа астронома в его представлении состояла исключительно в том, чтобы допоздна не ложиться спать и смотреть в телескоп. Он страшно удивился бы, если бы узнал, что основное ее содержание — складывать длинные колонки цифр в маленькой хибарке посреди продуваемого всеми ветрами поля.
Информация, поступавшая сейчас от телескопа, представляла собой единственную память о звезде, взорвавшейся двадцать миллионов лет назад. Взрыв бесследно уничтожил на двух планетах миллиарды миролюбивых, спокойных, маленьких и упругих как резина существ. Несмотря на прискорбный факт своей гибели, они определенно служили Адриану большим подспорьем в его стремлении получить степень доктора философии, и кто знает — быть может, на вопрос, считают ли они свой труд напрасным, ответ поступил бы отрицательный…
Адриан поднял голову: моторы телескопа внезапно включились. На панели управления замигали лампочки.
Он схватился за главные переключатели. Они оказались такими холодными, что обжигали.
— Ай!
Огромная тарелка развернулась к Луне, висевшей над самым Сплинбери.
Принтер рядом с Адрианом зажужжал и залязгал, и на бесконечной бумажной ленте, которая поползла из него, появилось вот что:
0101010010101010001000010000110011001010
ЕСТЬПОШЕЛНИЧЧПУСТООО00000000011101111
ЛАДНОВОЗВРАЩАЮСССЬ000010001…
Мистера Флетчера рикошетом отбросило от Луны.
— И какая она?
— Я не успел толком рассмотреть, но вряд ли мне хотелось бы там жить. Однако мы добились своего. Небо — это что-то, мистер Эйнштейн!
— Согласен, мосье Флетчер! А кстати, куда подевался этот молодой человек?
— Мне показалось, он вспомнил о каком-то очень срочном деле.
— Ах, вон что. Нуте-с… надо бы доложиться остальным, а, мосье Флетчер?
Ночь в Центральном полицейском участке Сплинбери выдалась спокойная. Сержант Славни сидел и глядел на маленькие огоньки рации.
С юных лет сержант невзлюбил рацию. Она стала проклятием его жизни. Запоминать позывные было для Славни сущим мучением: все эти «Танго-Полька-Фокстрот» нипочем не желали держаться у него в голове, особенно когда он в два часа ночи гнался по улице за нарушителями законности и порядка. В конце концов он передавал какие-нибудь позывные вроде «Тряпка-Холка-Капот», что категорически и полностью исключало возможность его продвижения по службе.
Особенно Славни ненавидел рацию в такие ночи, как эта, когда ему выпадало дежурить. Не затем он поступал в полицию, чтобы осваивать всякую технику.
Телефон вдруг ожил. Звонил главный администратор «Одеона». Сержант Славни не сразу понял, чего от него хотят.
— Ну да, знаю, специальный сеанс по случаю Хэллоуина, — сказал он. — Стало очень холодно? Ну и что? Что, по-вашему, я должен сделать? Арестовать кинотеатр за то, что в нем холодно? Я полицейский, а не специалист по центральному отоплению! И кинопроекторы я тоже не ремонтирую!
Но едва он повесил трубку, как телефон зазвонил вновь. На звонок ответил один из молодых констеблей.
— Это из университета, — доложил он, прикрывая трубку ладонью. — Говорят, в радиотелескоп вселилась неизвестная сила внеземного происхождения. Знаете, у них за Слэйтом стоит такая огромная штуковина вроде спутниковой тарелки?
Сержант Славни вздохнул.
— Сможете получить описание? — спросил он.
Ознакомительная версия.
