Ознакомительная версия.
Время течет повсюду. Но дни и ночи — явления местного значения, они касаются лишь домоседов. Перемещаясь достаточно быстро, можно обогнать стрелки часов…
— Сколько нас в этой телефонной будке? — спросил мистер Флетчер.
— Семьдесят три, — откликнулся Олдермен.
— Отлично. Куда направимся? В Исландию? В Исландии полночь еще не наступила.
— А в Исландии можно развлечься? — спросил Олдермен.
— Вы любите рыбу?
— Терпеть не могу.
— Тогда Исландия отпадает. Мне кажется, без рыбы в Исландии нельзя развлечься на славу. Ну что ж… в Нью-Йорке вечер только начинается.
— Америка? — вскрикнула миссис Либерти. — А с нас там не снимут скальпы?
— Боже правый, нет! — сказал Уильям Банни-Лист, который чуточку лучше разбирался в современном положении дел.
— Вероятно, нет, — сказал мистер Флетчер. Он в последнее время регулярно смотрел выпуски новостей и разбирался в текущей ситуации даже лучше Уильяма Банни-Листа.
— Послушайте, мы же мертвые, — сказал Олдермен. — О чем нам тревожиться?
— Ну-с, приступим. Вас может шокировать необычный способ перемещения, — сказал мистер Флетчер, когда в телефоне что-то защелкало. — Но все, что от вас требуется, — это следовать моему примеру. Нет ли здесь случайно Стэнли Нетудэя?
Футболист высоко поднял руку.
— Мы отправляемся на запад, Стэнли. Раз в смерти попробуйте не перепутать направление. А теперь…
И один за другим они исчезли.
Джонни лежал в кровати и смотрел, как подбитый шаттл тихонько вращается в лунном свете.
После собрания навалились хлопоты. Кто-то из «Сплинберийского стража» взял у него интервью, потом его снимали для Мид-Мидлендского телевидения, и все жали ему руку, и домой он попал лишь к одиннадцати.
Но хотя бы тут обошлось без проблем. Мама еще не вернулась, а дедушка смотрел велогонки, проходившие где-то в Германии.
У Джонни не шел из головы Батальон. Они вернулись аж из Франции. А кладбищенские мертвецы боялись сделать лишний шаг. Но на самом-то деле между ними не было разницы. В чем же причина?..
Мертвецы с кладбища совершали вылазки только в ближайшие окрестности. Почему? Батальон, когда понадобилось, совершил марш-бросок из-за моря. Совсем не обязательно оставаться там, куда тебя поместили.
— Нью-Йорк, Нью-Йорк.
— Почему «Нью-Йорк»— написано дважды?
— Но это же АМЕРИКАНЦЫ! Полагаю, они просто боялись напутать.
— Сколько света! Что это?
— Статуя Свободы.
— Немного похожа на вас, Сильвия.
— Чушь!
— Кто-нибудь поглядывает, нет ли поблизости этих Охотников за привидениями?
— Думаю, они лишь детище синематографа, Уильям.
— Далеко ли до утра?
— Не один час! Все за мной! Отсюда вид лучше!
Отчего все лифты во Всемирном Торговом Центре почти целый час сами собой ездили вверх-вниз, навсегда осталось тайной…
Утро тридцать первого октября выдалось туманное. Джонни прикинул, не заболеть ли на денек, чтобы подготовиться к обещающему быть весьма насыщенным вечеру, но решил все же сходить в школу. Там радуются, если ты время от времени показываешься.
Он пошел через кладбище.
На кладбище не было ни души. Джонни терпеть не мог такого безлюдья. Оно напоминало ему мгновения кинофильмов, заполненные ожиданием внезапного появления пришельцев. Эти минуты почему-то пугали намного сильнее, чем вид клыков и когтей.
Потом он наткнулся на мистера Строгга. Любой другой, кто пошел бы по тропинке вдоль канала, заметил бы лишь разбитый телевизор.
Но Джонни увидел опрятно одетого маленького человечка, который смотрел призрачную передачу.
— А, это ты, мальчик, — сказал он. — Ну, наделал хлопот? — И показал на экран.
Джонни ахнул. На диване в телестудии преспокойно беседовал с какой-то дамой мистер Аттербери. Еще там был представитель «ОСП», явно переживавший трудные минуты. Он пришел с заранее заготовленным текстом выступления и теперь никак не мог смириться с мыслью, что привычный номер не пройдет.
Мистер Строгг прибавил звук.
— …уверяю вас, на всех этапах в полной мере учитывалось общественное мнение, но договор, заключенный нами с нынешними городскими властями, вне всяких сомнений, является совершенно законным и юридически правомочным.
— Но «Сплинберийские добровольцы» утверждают, что слишком многое решалось за закрытыми дверями, — возразила ведущая. Она просто упивалась ситуацией. — Якобы всестороннее обсуждение не имело места и мнение местных жителей никого не интересовало.
— В чем, разумеется, нет ни капли вины «ОСП», — благожелательно улыбаясь, поддел мистер Аттербери. — Компания продемонстрировала подлинные чудеса служения обществу и сотрудничества с общественностью. По-видимому, мы имеем дело скорее с недочетами, нежели с полукриминальной деятельностью, поэтому «Добровольцы» с величайшей радостью окажут компании любую конструктивную помощь и даже, возможно, предоставят компенсацию.
Вероятно, никто, кроме Джонни и ОСПэш-ника, не заметил, что мистер Аттербери достал из кармана монетку в десять пенсов. Он вертел ее в пальцах, а представитель компании смотрел на нее, точно мышонок на кота.
Сейчас он предложит ему возместить их затраты в двойном размере, подумал Джонни. В прямом эфире!
Но нет. Мистер Аттербери лишь продолжал вертеть монетку в пальцах — так, чтобы собеседник ее видел.
— Предложение, кажется, очень дипломатичное, — заметила тележурналистка. — Скажите, мистер… э-э…
— Представитель компании, — подсказал человек из «ОСП». Вид у него был бледный. В свете юпитеров ярко блеснула монетка.
— Скажите, господин представитель… чем, собственно, занимается холдинговая компания «Объединение, слияние, партнерство»?
Джонни сказал себе, что мистеру Аттербери самое место в испанской инквизиции. Мистер Строгг убавил звук.
— А где все остальные? — спросил Джонни.
— Не возвращались, — с чудовищным злорадством сообщил мистер Строгг. — В могилах сегодня никто не ночевал. Вот оно, непослушание. Знаешь, что их теперь ждет?
— Нет.
— Они исчезнут. Да-да. Ты напичкал их идеями. Они вообразили, будто могут разгуливать где вздумается. Но те, кто шляется невесть где, вместо того чтобы сидеть на месте… для них нет возврата. И точка. Вот грянет завтра Судный день, а их где-то носит. Так им и надо.
В мистере Строгге было нечто такое, отчего у Джонни чесались кулаки… но, во-первых, попусту и, во-вторых, бить такого — только мараться.
— Не знаю, куда они ушли, — сказал он, — но, думаю, ничего плохого с ними не случилось.
— Думай что хочешь. — Мистер Строгг отвернулся к телевизору.
— А вы знаете, что сегодня Хэллоуин? — спросил Джонни.
— Да? — Мистер Строгг внимательно смотрел рекламу шоколада. — Значит, нынче ночью придется проявить осторожность.
У моста Джонни обернулся. Мистер Строгг сидел на прежнем месте. В полном одиночестве.
Мертвецы вместе с радиосигналом мчались над Вайомингом…
Они уже начали меняться. Их еще можно было узнать, но только когда они вспоминали, кто они такие.
— Видите, я же говорил, что это возможно, — сказал тот, кто по временам становился мистером Флетчером. — Нам не нужны провода!
Высоко над Скалистыми горами они наткнулись на грозу. И повеселились от души.
А потом заскользили по радиоволнам на юг, в сторону Калифорнии.
— Который час?
— Полночь!
Джонни стал своего рода школьным героем. «Сплинберийский страж» поместил на первой странице статью под заголовком «РЕЗКАЯ КРИТИКА МЭРИИ В СВЯЗИ С ГРОМКИМ СКАНДАЛОМ ИЗ-ЗА ПРОДАЖИ КЛАДБИЩА». В «Страже» вообще очень любили обороты вроде «резкой критики» и «громкого скандала»; читатели поневоле задумывались, в каких выражениях редактор общается с домашними.
В статье упоминался Джонни (фамилию переврали), а в одном месте говорилось: «Герой войны Артур Аттербери, председатель недавно образованного общества „Сплинберийские добровольцы“, в интервью нашему корреспонденту сказал: „В нашем городе есть молодые люди, у которых в одном мизинце больше чувства преемственности поколений, чем у некоторых облеченных полномочиями взрослых — во всем теле“. Вероятно, здесь кроется намек на главу городской администрации мисс Этель Либерти. К сожалению, вчера вечером нам не удалось задать ей наши вопросы».
Нашлись даже учителя, поставившие Джонни в пример своим подопечным: учащиеся их школы редко появлялись в прессе, разве что под заголовками вроде «ПО ПРИГОВОРУ СУДА НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИЕ УГОНЩИКИ ОТПРАВЛЕНЫ В КОЛОНИЮ».
Ознакомительная версия.
