А со взрослыми людьми из города-столицы я не общаюсь. Я однажды подслушал, как один торговец, когда уезжал на телеге от моего папы, сказал другому:
— Эти зеленые тролли глупы, как жабы, их надуть — проще простого.
Не правда, жабы — очень умные. Я с ними часто болтаю. Особенно с Марго. А что такое «надуть» я не понял. Да, у нас часто надуваются щеки, когда мы разговариваем, но это не делает нас похожими на жаб. Разве что кожа немного схожа. Такая же зеленая и с бугорками. Красивая очень. Не то, что у людей. Когда я спросил у папы, почему этот торговец так сказал, папа лишь усмехнулся и погладил меня по голове, ответив при этом, что не стоит понимать слова людей так буквально, и что подслушивать — некрасиво.
В семь лет еще так сложно разобраться во всем этом мире. Тем более, когда все к тебе относятся, как к самому маленькому. Даже кузины.
Папа, конечно, прав насчет подслушивания. Но есть столько всего интересного, куда можно засунуть свой нос, и столько разных разговоров, из которых можно узнать множество увлекательных вещей! Гораздо больше и занимательней, чем скучные рассказы дядюшки Грокхваарда, когда он устраивает нам с кузинами свои уроки. Например, о том, почему улетел из нашего болота дракон. Или что такое Черное Дерево.
Когда разговоры заходили про Черное Дерево, взрослые старались говорить тихо и в отсутствии детей. Вчера ночью, когда я спал в своей хижине (вернее, делал вид, что спал), а мама с папой сидели у костра, я слышал, как мама плакала. Она говорила, что от ее сестры Вилаамы, что живет на Мшистом болоте давно нет писем. Она очень переживала, не добрались ли до клана с Мшистого слуги Черного Дерева. На что папа сказал:
— Не плач, Кролла.
Кроллаваарда — это моя мама. Когда она была маленькой девочкой, то была просто Кроллой. Но после того как вышла замуж за моего папу, то к ее имени теперь прибавляется наше родовое имя — Ваарды. Да… Так вчера ночью папа обнял маму за плечи свой рукой (а она у него о-го-го какая — с перепонками, не то, что у меня) и сказал:
— Не плач Кролла, все будет хорошо. Даже, если дерево уже протягивает свои корни в наш край, то я уверен, что Мшистым удалось спастись. Да и нам пора уходить с насиженных мест.
Папа тяжело вздохнул.
— Боюсь, что если придет беда, люди из города не помогут. Будут сидеть за своими стенами и думать, что опасность их минует. Но она не минует никого.
Папа с силой воткнул в землю свое копье, с которым он охотится на болотных улиток.
— Каждый думает отсидеться. А когда приходит беда, оказывается, что уже поздно что-то делать.
Эх, если бы папа знал, насколько он прав. Мы бы ушли еще вчера.
Утром пришли слуги Черного Дерева. Они поймали всех — тетю и дядю, кузин Хрюмзи и Кору. И моих родителей тоже. Сетями, как дядя Грокх ловит гигантских комаров. Папа даже копье не сумел достать. Он лишь смог спрятать меня под корнями старой сосны. Я видел только кусочек происходящего — множество толпящихся людских ног, но слышал все. Как горько плакала Хрюмзи… Как уволокли в сетях всех моих близких. А я сидел тихо-тихо, и боялся выглянуть из своего убежища и помешать похитителям.
Хотя, что может сделать семилетний маленький тролль?
Я сидел в темной холодной пещерке. Мокрые корни сосны переплетались у входа толстыми змеями. Звонко ударялись капли воды о раковину болотной улитки. Улитка была очень большая, с два моих кулака, — в другое время я бы порадовался такой добыче. Сейчас я просто сидел и смотрел, как она пытается выбраться из раковины и продолжить свой путь. Каждый раз, когда капля шлепалась на нее сверху, улитка прятала обратно свои рожки. Наконец, во время очередной капли, улитка спрятала под панцирь только один рожек с глазом. Вторым она удивленно осмотрела стекающую по ней воду. Тут же смело высунула свою ногу и, как ни в чем не бывало поползла на меня, оставляя липкий след.
Фу! Я дернулся, и улитка вылетела из моего убежища.
Если такое маленькое и трусливое существо, как болотная улитка превозмогла свой страх, то чего я, тролль из клана Ваардов, должен бояться каких-то слуг Черного Дерева! Я выполз на четвереньках из-под сосновых корней и огляделся.
Все хижины были разрушены. Навесы из высушенного и сплетенного мха сорваны и разодраны на части. На земле дымились несколько факелов, смрадный дым поднимался черным маревом. Видимо, слуги Черного Дерева хотели сжечь наши хижины, но влага настолько их пропитала, что гореть хижины отказывались. Поэтому, все, что могли, похитители разрушили и ушли. Они оставили в болоте четкий протоптанный след. Заросли тростника были смяты, словно прошло целое стадо водосвинок. На мокрой земле, сплошь покрытой болотной травой и мхом, остались борозды, пучки травы лежали вырванные с корнем. Здесь тащили спутанных сетями моих папу и маму, а также дядю, тетю и моих кузин. Весь мой клан. И тролли отчаянно сопротивлялись.
Я обязательно должен их догнать и спасти.
Папино копье лежало нетронутым. Наконечник из клыка кабана-водосвинки белел на фоне зеленого густого мха. Cделанное из вымоченного дуба древко выдержало тяжелые сапоги потоптавшихся по нему слуг Черного Дерева. Папино охотничье оружие намного выше меня и довольно тяжелое. Но если схватить двумя руками, то вполне ничего, удержать можно. Я взял копье, взвалил на плечо и поспешил за похитителями.
В болоте бежать нельзя — опасно. Даже для меня, который облазил все окрестности и знает каждую кочку. Только и вспоминаются мамины окрики: «Ллок, не лезь в воду — может засосать! Ллок, не ходи без присмотра, кругом омуты! Ллок, не лезь на ту кочку — это болотник». А с болотником, кстати, я подружился. Веселый и немножко глупый… Кто? Ну, не тролль — это точно, не похож он на тролля. Болотник, он и есть болотник — ни с кем не спутаешь.
Поломанный тростник трещал под ногами, утопая во мху. Любой тролль пройдет так, что не останется ни малейшего следа. А эти шли напролом и потерять их следы было невозможно. Что я буду делать, когда догоню? Посмотрим на месте. Надо будет как-то отвлечь похитителей и освободить родителей, разорвав сети. Главное — догнать.
Я не плакал, нет. Тролли не должны плакать, когда надо действовать. Только устал немного. Откуда у слуг Черного Дерева такие силы? А копье на плече становится все тяжелее. Но я не брошу папино оружие, тем более, что сети надо будет чем-то разрезать.
Болото впереди меня вздулось, я налетел на образовавшийся холм и распластался на нем. Рухнул, как комар, сбитый болотным брызгуном. Копье отлетело в сторону. Мокрая трава облепила лицо. Прежде чем я успел подняться, зелень на образовавшейся кочке в двух местах разошлась вверх и вниз, словно веки, и на меня уставились два огромных овальных глаза. Под ними открылся большой рот — прорезь в траве, и болотник сказал булькающим голосом:
— Привет, Ллок.
— Я спешу! Похитили моих родителей, мне надо бежать! — крикнул я, вскакивая на ноги и подхватывая копье.
— Все сегодня спешат, — пробулькал болотник. — Не успел я толком вздремнуть, как какая-то толпа потопталась сверху громче, чем стадо водосвинок. Еще и тащили кого-то.
— Это они — похитители! Я должен их догнать.
Я бросился вперед, но тут же остановился.
— Подожди! — крикнул я болотнику, обернувшись.
— Что еще? — вновь поднялся уже наполовину скрывшийся под покровом мха болотник.
Едва не поскользнувшись, я повернул обратно, подбежал к живой кочке и сбросил с плеча ставшее неподъемным копье.
— На! — я сунул древко копья в рот болотнику. — Перекуси.
Бац. Рот захлопнулся словно… словно рот болотника, и глаза-тарелки недоуменно посмотрели на остатки копья.
— Зачем?… — начал было спрашивать болотник, но я уже убежал дальше с криком: «Некогда объяснять!».
Копье теперь превратилось в некоторое подобие ножа с короткой деревянной рукоятью. Оно удобно лежало в руке и было не таким тяжелым, как прежде. Папа меня простит.
Тростник сменился кустами с красными и оранжевыми ягодами. Они проглядывали сквозь болотный туман, как яркие фонарики. Только есть их троллям нельзя — можно умереть. Их едят только разноцветные ящерицы, которые сейчас шмыгают у меня под ногами и возмущенно шипят мне вслед. Многие ягоды были раздавлены ногами похитителей, и идти по следу не составляло большого труда.
Я почти бежал, отмахиваясь от налетающей паутины. Стайки болотных брызгунов спешили убраться с моей дороги. «Бу-у-у» — закричала на меня огромная болотная цапля, взлетевшая над кустами, может быть, сослепу приняв меня за своего сородича.
Снова начался тростник, затем открытые пространства с озерками воды.
А потом я влетел в заросли черных колючих кустов с огромными шипами. Я не помню, чтобы они здесь раньше росли, но сейчас я забрался довольно далеко от дома, и могу ошибаться. Колючки больно царапались, протыкая сшитую мамой специально для меня крепкую одежду из кожи болотных цапель, весьма стойкую. Изо всех сил я продирался сквозь заросли черных кустов, оставляя куски одежды. И тут я на секунду замер, пораженный внезапной мыслью. А где же след? До кустов он легко прослеживался, но как похитители пробрались сквозь колючки не понятно. В растерянности я прошел еще несколько шагов.
