— Мм… пойдём в Нимфенбургский замок, — небрежно заявила она.
— Мы же там недавно были! С мамой и папой.
— А теперь пойдём одни, и в парк! Ну как, неплохо?
Аксель облизнул губы. Он колебался. Предложение заманчивое, что и говорить! Погулять в таком красивом английском саду — одно удовольствие. Может, там, где-нибудь у Ботанического сада, и стол для тенниса найдётся? С другой стороны, что скажут родители? Конечно, парк очень людный (будь он безлюдным, Кри и сама бы не предложила). Но ведь прежде дети никогда не ходили в такие места одни…
— Мама… — сказал он, испытующе поглядывая на Кри. На сей раз та и не подумала требовать полной фразы, решив не раздражать брата. Ей очень хотелось, чтоб он согласился, и Аксель знал почему. Это и было главной страстью Кри: она обожала, когда её фотографируют, и мечтала стать фотомоделью. У неё уже накопилось несколько толстых альбомов, где она была заснята во всех позах на свете (любимые кадры: на вершине Эйфелевой башни; верхом на плюшевом белом медведе; в фехтовальном костюме; верхом на Акселе). Но ведь быстро надоедает, когда тебя снимает родня. А вот если щёлкнул турист, выбрав тебя за красоту из целой толпы… И неважно, что ты никогда этого снимка не увидишь! А может быть, и увидишь… А может, тебя щёлкнул известный кинорежиссёр, и вскоре пригласит тебя сниматься в кино, и познакомит с Брэдом Питтом. Но, ясное дело, чтобы всё это сбылось, надо почаще бывать там, где ходят туристы. Где они кишмя кишат!
— Стоит взять ракетки, — деловито изрекла Кри и оглядела комнату, словно искала эти самые ракетки (а чего их искать, если они у аккуратиста Акселя в шкафу, и больше нигде и никогда?).
— Мама… — сказал Аксель, отводя глаза. — И папа!
— А в чём дело? — невинно поинтересовалась Кри, раздувая ноздри. — Нам никто ничего не запрещал. Может, тебе запрещали, а я не слышала?
— Но и не разрешали тоже, — вяло напомнил Аксель. Ему самому хотелось новых впечатлений и развеяться. И Кри это сразу поняла.
— Мы ненадолго, — торопливо сказала она. — Мы… на полчасика. Вглубь можно и вовсе не ходить, а постоять у главного входа, ну, знаешь, где туристы… И ты ещё раз сможешь наведаться в этот твой… Маршталльмузеум, посмотреть всякое оружие. Я бы тоже ещё разок взглянула. И вдобавок покормим Ханса. Здорово, а?
— Ну, в музей я, положим, не пойду, — вздохнул Аксель, — а постоять у входа… Ладно. Но в безлюдные места — ни ногой!
— Как будто они там есть! — Кри тут же повисла у Акселя на шее и от всей души расцеловала его, после чего он окончательно сдался. И она помчалась одеваться. Она надела свою лучшую голубую блузку и тёмно-синие джинсы. Всё это ей, безусловно, шло — и к светлым волосам, и к голубым глазам, но Аксель, глядя, с какой энергией Кри вертится перед зеркалом в прихожей, нашёл, что это уж слишком.
— Ты не хочешь надеть тёмные очки? — коварно спросила она, словно не замечая его неодобрительного взгляда. — Сегодня такое солнце…
— Вот сама и надевай, — ехидно сказал Аксель, прекрасно понимая, что Кри заботится не о его глазах. Она не только всегда мечтала, что её снимут на плёнку (а это иной раз случалось!), но с тех пор, как, к её ужасу и возмущению, однажды «щёлкнули» не её, а Акселя, сестра старалась отодвинуть его на задний план. В самом деле, какой интерес снимать человека, если у него вместо глаз — чёрные пятна? Играл бы он в шпионском боевике — другое дело… Но Аксель, конечно, и не думал обижаться. Он не мечтал о славе, и ему было от души плевать на свою внешность. Хотя порой становилось приятно, что Кри искренне им восхищается, считает его красавцем.
— Ну, ты идёшь? — поторопил он. — Тоже мне, кукла Барби… Мама с папой никогда не вертятся перед зеркалом!
— Я не слежу за зеркалами, — отрезала Кри. Он только засмеялся и покрепче взял сестру за руку, чему она и не думала противиться. Хотя дома она не уставала воспитывать его, но на улице слушалась беспрекословно и верила, что он защитит её от любой опасности.
— Стой! — воскликнула она на углу Неизвестно Какой улицы. — Ты хлеб взял? Если нет — возвращаемся.
— Взял, взял.
Кормить птиц в Замковом канале, разумеется, не разрешалось, но мало кто из посетителей замка-музея считался с этим запретом. Во всяком случае, Кри уверяла, что к ним с Акселем лебеди кидаются особенно быстро и жадно. Верховодил птицами Ханс, крупный и ненасытный. Завидев детей, он бил крыльями по воде, вытягивал шею и тихо трубил, собирая свою эскадру, а затем, на две трети высунувшись из воды и распустив два огромных белых паруса, взрезал воду по направлению к берегу. В отличие от остальных лебедей, он никогда не щипал Кри за пальцы и не хватал клювом носки её туфелек. Потом наступала очередь Акселя. А папа обычно стоял на страже и следил, чтобы поблизости не оказалось музейного персонала. (Когда же ходили вчетвером, кормёжка отменялась: мама не любила никаких нарушений.)
Итак, они быстро дошли до замка, скормили Хансу почти весь наличный запас хлеба, остатки сумели добросить до его свиты и, войдя в парк, направились к Амалиенбургу. Это уже было нарушением уговора. Но солнце светило так жарко, и так манила тень деревьев, толпа вокруг была так многолюдна, и всё здесь казалось таким знакомым, что Аксель ещё раз молча уступил. Когда они поравнялись с Амалиенбургом, Кри вдруг вцепилась в его руку и сделала резкий разворот на девяносто градусов, так что раздался скрип каблуков.
— Что… — начал было Аксель, но тут же увидел сам и смолк. Навстречу им шли три невысоких господина в тёмных костюмах, с видеокамерами и фотоаппаратами в руках. Их жёлтые, словно лакированные, лица казались совершенно одинаковыми, а узкие косые глаза неторопливо озирали окрестности. Вот один из них, шедший сзади, повернулся спиной к детям и принялся снимать павильон на камеру. Кри так вся и засветилась, так и встала на цыпочки, даже шею вытянула по направлению к японцам — не хуже Ханса, завидевшего корм, — словом, как показалось опешившему Акселю, стала вдруг выше ростом. И чудо свершилось: шедший впереди господин замедлил шаг, не спеша поднял «Никон», и дети услышали несколько тихих и быстрых щелчков. Кри порозовела.
— Разговаривай со мной, — углом рта скомандовала она Акселю, полуобернувшись к нему и делая вид, что больше не замечает японцев.
— Ты что, с ума?.. — спросил Аксель, прищурившись.
— Молодец! Скажи ещё что-нибудь, только улыбайся.
— Пускай тебе Дракула на кладбище улыбается! — как рассерженный гусь, зашипел Аксель. (Дракулу Кри побаивалась, и поминать его при ней не стоило, хотя сама она любила пощекотать себе нервы и то и дело заводила разговоры про фильм «Дракула, мёртвый и довольный этим», особенно к вечеру. Аксель бы ни за что не решился нарочно её пугать, но уж слишком разозлился!) — Совсем свихнулась, да? Мне эти типы не нужны, и я не кинозвезда, ясно? Твоя мечта исполнилась, нашёлся бездельник, так чего тебе ещё надо?
— Чтобы вон тот, сзади, снял меня в движении. Камерой…
Но судьба явно решила, что с девочки на сегодня довольно славы. (По крайней мере, в ту минуту.) Трое господ-манекенов явно больше не желали её снимать и, важно вышагивая, как африканские страусы, удалились. Аксель хотел было ещё съязвить на эту тему, но Кри была так счастлива и — честно говоря — так красива сейчас, что у него как-то язык не повернулся. Вместо этого он неожиданно для себя подумал, что если уж Кри так любит, чтобы её снимали, то ведь и он мог бы делать это для неё. Он даже мысленно перебрал всех девчонок в своём классе и с приятным удивлением пришёл к выводу, что ни одна из них, пожалуй, и близко не может тягаться внешностью с его сестрой. А что? Неплохое средство держать Кри под контролем, а то совсем ни во что не ставит старшего брата. Надо только поумней всё это обставить, иначе принцесса вконец зазнается…
— Знаешь, — небрежно сказал он, когда они углубились в гущу зелени и побрели куда глаза глядят, — раз уж ты так любишь сниматься, я мог бы и сам щёлкнуть тебя пару раз…
— Ты? — изумилась Кри. — Зачем?
— Как зачем? — вторично за последние десять минут опешил Аксель. И — опять-таки неожиданно для себя — брякнул: — А… когда накопится много хороших фотографий, можно будет выбрать какие получше и послать на конкурс… в Японию…
— Какой ты умный! — взвизгнула Кри и опять повисла у Акселя на шее. Нет, она не зря взяла его сегодня на прогулку!
Тем временем они всё шли и шли, и голоса людей вокруг постепенно затихали. Аксель не особенно беспокоился о дороге: разве здесь заблудишься? Они сейчас найдут киоск с напитками, выпьют чего-нибудь холодного и вернутся домой. Но сказать точно, в какой части парка они очутились, он уже не мог, тем более что неугомонная Кри несколько раз меняла направление, таща его за собой. Наконец за зелёной завесой блеснула чуть более тёмная гладь небольшого озера, по которому курсировали утки. Слепящее полуденное солнце отражалось от воды и глянцевых листьев нестерпимым блеском. Всё кругом: вода, заросли, белая ротонда с колоннами и куполообразной крышей на противоположном берегу — вдруг показалось Акселю каким-то сном. И то, что на берегу в этот момент не было ни одного человека, придавало этому сну зловещий оттенок. С воды вдруг потянуло прохладным ветерком, и мальчик поёжился.
