Надежда на какой-то непорядок в его жизни становилась с каждым днём всё более недосягаема, как смутный, далёкий мираж. Йорш скучал даже по грязи, дождю и голоду. Но на самом деле он скучал по Сайре и Монсеру, двум людям, которые подобрали его, спасли, разделили с ним путь, которые любили его. То, чего ему не хватало, было не просто желанием недостатка или несовершенства.
Ему не хватало Монсера и Сайры.
Ему не хватало свободы.
— Чего ты там творить? — осведомился дракон.
— Ничего особенного, — ответил ему эльф.
— Тогда ты мочь творить то здесь? Дабы не быть я одиноко, ты читать нам хорошую книгу, даже коли уже нам её читалось, книгу о прекрасной принцессе, коя поженилась с тем принцем, коего потеряли во младенчестве, и все верили, что он не он…
Очевидно, в разуме драконов после второго тысячелетия их жизни появлялись значительные чёрные пятна. Дракон не помнил собственного имени. Из всех возможных недостатков своего подопечного именно это казалось юноше-эльфу самым явным и драматичным признаком слабоумия. То есть казалось раньше. Когда он ещё ничего не знал о страсти дракона к любовным романам. Причём не ко всем любовным романам. Лишь к абсолютно идиотским.
— Сейчас закончу и приду, — пообещал юноша-эльф.
Плесень на пергаменте уже размякла, и Йорш начал осторожно, старясь не порвать, разворачивать свиток, обильно смачивая его миндальным маслом. Скоро можно будет прочитать название.
Дракон снова нетерпеливо спросил, чем он там занимается, и, автоматически отвечая, Йорш разобрал заголовок на языке третьей рунической династии: «Драгос». Драконы. Книга о драконах! Такая попалась ему в первый раз! Во всей библиотеке, среди примерно пятисот двадцати трёх тысяч восьмисот двадцати шести фолиантов, не было ни одной книги о драконах. Пятьсот двадцать три тысячи восемьсот двадцать шесть книг обо всём на свете, от астрономии до алхимии, включая труды по метеорологии, географии, рыболовству и консервировании заспиртованной черники, не говоря уж о тысяче пятистах томах рецептов по заготовке грибов и восемнадцати тысячах четырёхстах тридцати шести любовных романах, каждый из которых претендовал на титул самого идиотского романа тысячелетия… И ни одного абзаца о драконах?!
Вдруг Йорш всё понял. Наверняка в библиотеке были дюжины, если не сотни книг о драконах, но по неизвестной причине дракон не желал, чтобы их читали. Поэтому он просто-напросто их все уничтожил.
Тут дракон опять начал привычно жаловаться на одиночество, на рези в желудке и колики в пятом межрёберном промежутке, доходившие до сто пятьдесят седьмого позвонка… Потом он задремал, и библиотеку заполнил его ровный храп.
«У драконов (драгозаурус огнифорус) сто пятьдесят шесть позвонков…» — так начиналась книга. Йорш не очень бегло читал на языке третьей рунической династии, но мало-помалу начал разбирать текст.
Роби проскользнула обратно в общую спальню — большую комнату, в прошлом овчарню. Через расшатанные доски пробивался утренний свет, окон в спальне не было и в помине, а дверью служила старая овечья шкура. В лучах восходящего солнца парила и кружилась пыль. В помещении стоял запах плесени, немытых человеческих тел и кое-где оставшейся настоящей козьей вони, которая была самым приличным ароматом из всего этого букета. На земле лежал тонкий слой соломы, служивший подстилкой спящим детям.
Роби нашла своё место рядом с Иомир, под сырой и гнилой северной стеной. Укрывшись плащом, превращавшимся ночью в одеяло, она погладила пальцами спрятанное под курткой яйцо и, довольная, закрыла глаза. Перед ней сразу же возник образ принца на драконе, но на этот раз она не прогнала видение, а, наоборот, дала ему заполнить сердце и душу.
Роби настолько погрузилась в мечты, что ожидаемый звон колокола заставил её вздрогнуть. И не только её: обычно дети спали неспокойно и просыпались, вздрагивая. Все сразу же вскочили на ноги. Предстоящий хотя и скудный, но завтрак и абсолютное знание, что Гиены не терпят опозданий, подгоняли детей. Сложенные плащи укладывались на землю в определённом порядке именно там, где во время переклички должны были находиться их хозяева. Дети сгребли солому в углы и выстроились рядом со спальными местами. Все действия совершались в молчании и спешке, каждый боялся не успеть выполнить их в положенное время.
И вот овечья шкура у входа отодвинулась, и в общую спальню вошли Гиены; задержавшиеся дети, сталкиваясь друг с другом, поспешили в строй. Тракарна, как всегда, улыбалась. Она была красавицей, вернее сказать, когда-то была красавицей, и у неё осталась привычка считать себя таковой, хотя от былой красоты осталось лишь воспоминание. Небольшого роста, с овальным лицом, Тракарна укладывала волосы в сложную причёску: множество тонких косичек были собраны на затылке и закреплены серебряными заколками с драгоценными зелёными камнями. Сегодня она нарядилась в красную стёганую телогрейку, на которой тёмно-розовые вышитые узоры чередовались с рядами бисера. Юбка, в тон вышивке, была немного темнее, чем телогрейка. На плечах женщины красовалось нарядное кружево, которое укутывало шею замысловатой волной. Страмаццо был намного старше жены. Может, когда-то у него был умный вид или когда-то он говорил или делал что-то разумное, но это наверняка осталось в далёком прошлом. Сейчас Страмаццо был похож на гигантскую жабу, проглотившую огромный арбуз целиком, и на лице его выражение довольства от подобного подвига сменялось лишь на выражение глубочайшей и абсолютной скуки.
— Доброе утро, обожаемые дети, — поприветствовала Тракарна.
Страмаццо лишь рассеяно кивнул.
— Доброе утро, мадам Тракарна и мессер Страмаццо, — хором ответили дети.
Кто-то из младших закашлялся и не смог закончить фразу. Тракарна строго нахмурила лоб, и малыш сразу вытянулся по ниточке.
— Наступил рассвет ещё одного чудесного дня, в который вы сможете узнать доброту, великодушие, щедрость и благородство вашего благодетеля. Нашего благодетеля. Благодетеля всех людей. Нашего покровителя. Нашего защитника. Мы все любим…
— Судью-администратора Далигара и прилегающих земель, — хором ответили дети.
Простуженный малыш опять не договорил до конца из-за приступа кашля. Роби слышала кашель прямо за спиной, но она не смела повернуться и посмотреть, кто это. В длинном и разнообразном перечне запретов, наложенных Тракарной, крутиться во время её речей называлось «наглостью» и в зависимости от обстоятельств наказывалось от одной до шести оплеух. Роби казалось, что кашляла Иомир, но она не была уверена.
— Мы все… — снова начала Тракарна.
— Благодарны, — продолжили дети.
— Нашему любимому…
— Судье-администратору Далигара, нашей любимой земле, единственной во всём мире, ради которой стоит жить и умереть…
Ага, особенно умереть — намного легче и правдоподобнее. Жить на этой земле стало нелёгкой задачей, и требовались удача и сноровка для выживания в Далигаре. Снова кашель. Теперь у Роби не осталось сомнений — это Иомир.
— Без него вы были бы… — раздражённо продолжала Тракарна.
Роби вспомнила о родителях: не было бы Судьи-администратора Далигара и прилегающих земель, они были бы ещё живы и она сейчас спала бы под тёплым одеялом у себя дома, а проснувшись, на завтрак кушала бы молоко, хлеб с мёдом, яблоки и иногда немного сыра.
— Потерянные и отчаявшиеся, — ответил детский хор, — дети жалких и недостойных родителей.
Сытые и довольные, добавила про себя Роби, она-то уж точно, и Иомир, и все те, чьи родители умерли от бед и лишений. До того времени, когда Судья-администратор Далигара и прилегающих земель решил полностью реорганизовать жизнь народа по каким-то своим представлениям о любви и справедливости, невозможно было по-настоящему голодать на земле, где росли фруктовые сады, огороды сменяли виноградники и коров в полях было почти столько же, сколько и цветов. Даже во время Великих дождей, когда господствовала мгла, жители не знали настоящей нужды. Сейчас же нищета стала повседневностью, нормой, правилом. Телеги, до верха наполненные зерном и фруктами, каждое лето отправлялись в Далигар, где ими, может быть, мостили улицы, потому что съесть всю эту еду было вне человеческих возможностей.
Не будь Судьи, они не стали бы и сиротами. Они жили бы в мире, где единственным, ради чего людям стоило бы умереть, были их собственные дети.
— Или ещё хуже, — снова раздался голос Тракарны.
В этот момент хор умолк.
— Дети родителей-эгоистов, — последовал голос одной Иомир, но она снова закашлялась и проглотила последний слог.
Роби набрала воздуха — была её очередь солировать:
— Или эгоистов и защитников эльфов, — быстро добавила она, надеясь, что это один из тех счастливых дней, когда всё закончится быстро.
