— Или эгоистов и защитников эльфов, — быстро добавила она, надеясь, что это один из тех счастливых дней, когда всё закончится быстро.
Но её постигло разочарование. Всё-таки сегодня был день, когда требовалось уточнять детали. Тракарна подошла поближе, и улыбка её стала нежней.
— Именно так, — объяснила она, — твои родители были…
— Эгоистами, — пробормотала Роби, стараясь заострить внимание на менее тяжком преступлении.
Ведь то, что её родители могли, хотя бы в мыслях, защищать эльфов, казалось девочке настолько ужасным, что страшно было даже думать об этом.
— Громче, дорогая, громче!
— Э-го-и-сты, — проскандировала Роби.
— И что это значит?
— Что они не делились своим богатством.
Роби вспомнила их «богатство» — мамины сушёные яблоки, папины утки, фруктовые деревья за домом. Мама с папой работали с утра до вечера, и в результате в подвале у них всегда были запасы еды, а в огороде возвышалась гора капусты. Потом появились воины.
— Правильно, дражайшие дети, — объясняла Тракарна, в то время как Страмаццо рассеянно кивал в такт её словам, — это ужасно, у-жас-но — не делиться своими доходами, быть привязанными к своим богатствам.
Она раздражённо прервалась: взгляд Роби был прикован к фиолетовым сапожкам наставницы, расшитым золотом и с маленькими жемчужинами на каждом вышитом крестике. Честно говоря, опускаясь к земле, взгляд сам волей-неволей падал на них, а тот единственный раз, когда Роби попыталась говорить с Тракарной, не опустив глаз, она помнит до сих пор.
— Золотые сапожки — не для меня лично, — гневно прошипела Тракарна, — такая обувь подобает официальному представителю Далигара, которым я являюсь. И, будучи смиренной и скромной подданной, я обязана их носить, — объяснила она медленно, обращаясь к ним, словно к недоразвитым.
Она вздохнула и оглядела детей. Роби тоже мельком бросила взгляд вокруг. Да, не очень воодушевляющее зрелище: дети были босые, в конопляных рубахах грязноватого цвета, с жирными и нечёсаными волосами, падавшими на худые грязные лица. Однажды Роби заплела волосы Иомир в косички, но это сочли «легкомысленным поведением», в наказание — на час больше работы и лишение ужина для обеих.
Иомир снова закашлялась, и Тракарна грустно посмотрела на девочку, искренне огорчённая этим проявлением низкой неблагодарности.
— Ты сегодня всё время перебиваешь, Иомир, — мягко промолвила она, приближаясь к девочке.
Иомир попыталась подавить кашель и чуть не задохнулась.
— Что ж, останешься без завтрака, — добавила Тракарна с лёгким вздохом разочарования.
Потом наставница повернулась и приказала двоим из старших ребят, Крешо и Морону, раздать всем по яблоку и по горсти каши. Порцию Иомир они могли разделить между собой. Крешо и Морон радостно переглянулись. После завтрака мальчики должны были отвести детей в поле косить последнюю траву, а потом проследить за сбором дров. Иомир смогла удержать слёзы до ухода Гиен и только потом разрыдалась. Дети высыпали на свежий воздух и выстроились в очередь, все, кроме Роби, которая задержалась в спальне, и Иомир, забившейся в угол и тихо всхлипывающей.
Роби подумала о съеденном яйце. Сегодня голод ей уже не грозил.
Она взглянула на маленькую Иомир, отчаянно плакавшую спрятав лицо в ладошки.
Роби, отойдя подальше в тень, достала из потайного кармана яйцо куропатки и быстро очистила его от земли, после чего подошла к малышке и всунула яйцо Иомир в руки.
— Не переставай плакать! — шёпотом приказала она. — И съешь его вместе со скорлупой, чтоб никаких следов не осталось.
Потом Роби встала в очередь за яблоками. Ей досталось самое сморщенное и гнилое и каши ещё меньше, чем обычно, но пока Роби ела, она слышала, как плач Иомир становился всё веселей и фальшивей. Этот день обещал быть хорошим.
Дракон потребовал перечитать сказку о Гороховой принцессе с самого начала. Вне сомнений, он уже знал историю наизусть. Новорождённую принцессу потеряли во время потопа на гороховом поле, и девочку вырастила злая крестьянка; таким образом, когда королева встретилась с девушкой, то не узнала родную дочь. На этом месте следовало остановиться и дать дракону время выплакать все слёзы, только после этого можно было продолжать. На том месте, где принцесса, думая, что она бедная, говорит плохому принцу, что не желает его богатств, нужно было сделать ещё одну паузу, чтобы дракон оросил слезами лежащий на полу ковёр из розовых лепестков. Пик счастья наступал в момент признания: Гороховая принцесса и королева-мать бросались друг другу в объятия — от слёз не только розовые лепестки, но и бабочки промокали насквозь. Конец. Молчание.
Счастливый и опустошённый, дракон засыпал. От его умиротворённого храпа равномерно, как морские волны, поднимались лепестки и бабочки.
«Драконы имеют сто пятьдесят шесть позвонков, двадцать четыре пары рёбер, четыре лёгких, два сердца. Между горлом и щитовидной железой находятся у них воспламенительные гланды, содержащие глюкозиоалкогольконвертазис, вещество, обладающее свойством превращать глюкозиум в алкоголь. Когда любовозможная эмоция поднимает температуру дракона, алкоголь воспламеняется, и выдох его сопровождается пламенем массивным. Ингаляции воды, смешанной с настоем свежих цветов аконитуса белоустого, наперстянки пурпуровой и арники горной, уменьшают выделение огня, которое неконтролируемо у новорождённого дракона.
о малы должны быть дозы, коли переборщить — будут они ядовиты и смертельны. Также ингаляция простой…»
Текст о простой ингаляции, которой можно потушить дракона, был попорчен плесенью и утерян при расклеивании свитка. Да и сама по себе информация казалась ненужной. Его дракон никакого пламени, ни малейшей искорки, не выплёвывал: может, огонь из пасти — правило, имеющее исключения.
«Ежели вдыхать мяту перечную, дыхание улучшить можно».
Посадить, что ли, немного перечной мяты? Одну плантацию или две, а может, даже три.
«Также душа дракона — чистый огонь. Их смелость ни с чем не сравнима, великодушие не имеет подобного себе, знание их огромно, как море, мудрость обнимает небо; единственное, что может сравниться с бесконечностью их разума, — их безмерная любовь к свободе и к полёту».
Йоршкрунскваркльорнерстринк был настолько обескуражен, что ещё раз перечитал название: да, рукопись была о драконах. Боязнь сквозняков, как ему казалось, не очень соответствовала несравнимой смелости. Интеллект морских размеров не совсем сочетался со слезами о судьбе потерянных принцесс, не говоря уж о забывании своего собственного имени.
Действительно, у всех правил есть исключения.
«Имеется одно лишь слово, способное описать дракона: ВЕЛИКОЛЕПИЕ».
Ладно, у каждого может быть своё мнение. Наверное, автор этого текста был почитателем жалоб и любителем кишечных бурчаний.
Или же то, что написано в книгах по драконологии, относилось ко всем драконам, кроме известного Йоршу.
Наверняка раньше в библиотеке были и другие учебники по драконологии, и дракон уничтожил их, опасаясь, чтобы его, так сказать, ненормальность не выплыла наружу.
Может, когда он был ребёнком, то есть детёнышем, ну, в общем, когда он был недавно родившимся, другие дракончики дразнили его за то, что он предпочитал сказки о потерянных принцессах хороводам над вулканами и игре в прятки между туч и молний.
Эльф растрогался. Наверное, это ужасно — быть вечно ноющим неудачником в мире великолепных гениев и смельчаков.
Следующую страницу книги он расклеил с меньшим успехом, чем предыдущую: во многих местах записи стёрлись и стали нечитаемыми.
«Все драконы в конце жизни откладывают яйцо».
Он был не слишком силён в древних рунах третьей династии. Йорш прочитал это место три раза, пока не удостоверился. Все драконы в конце жизни откладывают яйцо. Все? И вообще, драконы какого рода — мужского или женского? А его дракон? Он всегда был уверен, что мужского.
«Подобно неким из рыб морских, драконы рождаются рода мужского и лишь потом становятся матерями».
Интересно! Жаль только, что не давалось ни научного, ни простонародного названия данных рыб: непозволительная недостаточность для учебника.
«Высиживание длится тринадцать лет, три месяца, восемь дней, а иногда и девять».
Тринадцать лет на высиживание?! Плюс три месяца и восемь с половиной дней?!
«Во время высиживания теряет дракон огонь свой и смелость, желание летать и страсть к свободе. В ту пору утопает всё в непреодолимом желании тёплого места, где можно в покое находиться.
Дракон постепенно теряет свои знания. Сначала из его головы исчезает математика, потом геометрия, астрономия, астрология, предсказология, история, биология и искусство ловить бабочек: всё поглощается бесконечностью.
