Когда произошло Обрушение (каждый раз, произнося «Обрушение», Стас подмигивал Коле, и за это его почему-то хотелось ударить), пострадали в основном жилые, густонаселенные районы. Оно и понятно: дома давили на землю и люди каждый день ходили туда-сюда, стуча по ней каблуками. Однажды земля не выдержала и провалилась. Некоторые люди, жившие раньше в ушедших под землю городах, переехали в Москву. Но большая часть ушла жить в лес, который не рухнул и не пострадал. Их стали называть охотниками.
Охотники жили в деревянных домах, которые строили своими руками. Они питались тем, что росло в лесу, и иногда нападали на грузовые баржи, летавшие между континентами и островами. Их не трогали, до тех пор, пока они не сбили самолет Нижнего Мира, пролетавший над их лесом. Государственная Тайна оказалась под угрозой…
О-Эс стоял во главе полка, брошенного на борьбу с охотниками, и блестяще справился с задачей их истребления. Когда он вернулся героем, ему тут же разрешили завести сразу двух детей! Полковник был уверен, что у него родятся близнецы, но на свет появился только один сын, Игорь. Он почти тут же уехал на край, выполнять какое-то новое задание, и как-то забыл о том, что можно завести еще одного ребенка.
Вернулся он в Москву через два года, еще большим героем, и сразу решил напомнить начальству о том, что ему причитается еще одно дитя. Увы, необходимые бумаги за то время, что он служил, где-то потерялись, и второе разрешение у него отобрали.
Старший сын тем временем начал ходить и говорить, но эти подвиги почему-то не радовали О-Эс. Он вспоминал о том, чего лишился, и злился на сына – за то, что он появился на свет один, а без брата-близнеца.
Наконец, полковник решил завести второго ребенка тайком. Он, по долгу службы, умел хранить тайны и вообще врать. Так на свет появился запрещенный Стас. Он с самого детства походил на папу и вскоре стал любимчиком в семье. Игорь, которому было четыре, это почувствовал.
Первое столкновение между братьями произошло через два года после рождения Стаса. Игорь не ходил в воспитательные заведения для разрешенных детей, его всему обучали дома. Поэтому риска, что он расскажет кому-то о существовании брата, вроде бы, не было. И все же Игорь, осознав свою власть над Стасом и родителями, однажды закричал на прогулке:
– А у меня есть братик! Он прячется в шкафу!
О-Эс пришлось приложить немало усилий, чтобы замять инцидент. Он объявил Игоря «чутким» мальчиком с «чересчур живым» воображением. Проще говоря – сумасшедшим.
Игоря упрятали в специальный интернат для разрешенных детей. Полковник предупредил учителей, что ребенок может выдумывать себе невидимых друзей и даже невидимого братика, и просил быть с ним поласковей.
Пока Игорь восемь лет безвылазно торчал в интернате и копил злобу, Стас вовсю пользовался положением любимого сына. Он получал любые игрушки, вечерами играл с отцом и много ел. Есть, в отличие от многих детей, он полюбил с детства. Его, как и старшего брата, всему обучали дома, но к наукам он рвения не проявил. Зато ему нравились подвижные игры и тренировки в военном стиле, которые проводил с ним отец. Стас научился драться, умел отжаться на одной руке тридцать раз и мог, не запыхавшись, пробежать почти километр. Конечно, бегать ему приходилось в подвале, в специально оборудованном зале.
Полковник не мог нарадоваться успехам сына и подумывал о том, чтобы как-нибудь обманом достать разрешение для Стаса. Но тут случилось несколько катастроф одновременно.
Во-первых, О-Эс выгнали на пенсию. В Патрук – Войска Патрулирования Края – с каждым годом шло все меньше молодых парней. Армия становилась не нужна: во всем Верхнем Мире был мир.
Во-вторых, в интернате, где держали Игоря, сменился доктор. Пятнадцатилетний сын полковника прошел очередную проверку, был признан здоровым и отпущен на свободу – поскольку все экзамены он давно сдал. Игорь вернулся домой.
В-третьих, Стас, который тосковал по настоящей жизни, тайком выбрался на поверхность и устроил драку во дворе ближайшей школы для разрешенных детей. Милиция напала на след…
– И вот, прикиньте! – Стас вскочил и, размахивая руками, стал изображать в лицах последнюю часть истории; Запрещенные сидели, разинув рты. – Поднимаюсь я домой из спортзала, а там брательник мой. Я уже и забыл, какой он, только на фотках видел. Отец весь синий сидит, а Игорь на него орет и плюется. И говорит, что сейчас пойдет и меня заложит милиции! Ну я к нему подхожу и – р-раз такой! В живот! Что, говорю, не ожидал, гад? А он, хоть и старше, хлипкий такой, сразу сложился!.. Я ему еще так! А потом ногой…
Игорь не только сложился, но и загремел в больницу. Через неделю после драки он еще не пришел в себя, и врачи говорили, что он, может быть, никогда не будет снова говорить и ходить. Полковник, у которого теперь не осталось ни одного разрешенного сына, сорвался и накричал на Стаса. Тот собрал вещи и ушел из дома, но, не успев миновать и двух кварталов, попался милиции.
– Дальше вы все знаете. Я в тюрьме сидел, а потом меня выпустили за хорошее поведение!
Коля, уже знавший, что это не так, наклонился к Инге и спросил:
– И вы что, ему верите? Каждому слову?
– Конечно, нет, – серьезно ответила отличница. – Тут вообще все про себя врут! Но он хотя бы смешно это все рассказывает.
Коля вспомнил, как Стас изображал хруст костей, которые ломались при избиении брата, – и содрогнулся. Ему почему-то было ни капельки не смешно.
---
Он прожил с Запрещенными две недели, прежде чем впервые попытался сбежать. Это были две недели оцепенения, странного безразличия ко всему. Образ Олега никак не выходил у него из головы. Он представлял себе тело светловолосого мальчика на асфальте и людей, стоящих вокруг. И каждый раз, когда эта картина всплывала перед глазами, ему казалось, что он смотрит на Олега с собственного балкона. Что тело лежит не на дороге, забитой нервно сигналящими машинами, а под окном его дома. Может быть, он просто не знал, как выглядит с высоты улица, на которую упал Олег, и не мог ее мысленно увидеть. А может, ему просто хотелось стоять на своем балконе…
Нет, Коля почти не скучал по дому, по маме. Смерть друга будто лишила его всех чувств, даже тоски. Лишь иногда он ловил себя на мысли: если бы оказаться сейчас там, в Москве, стало бы легче. Он бы стоял и смотрел на пустой асфальт под окнами – и однажды образ друга стерся бы. Как будто Олега убрали с асфальта. Приехала «скорая» и увезла…
А здесь, наверху – он его не забудет. И это как бы хорошо. Должно быть хорошо. По крайней мере, когда в книжках пишут, что кто-то кого-то не забывает – это всегда звучит красиво и благородно.
Но вот он вспоминает Олега. Каждый день: когда чистит зубы украденной в магазине щеткой или идет за продуктами в компании Димы и Стаса. И ничего красивого в этом нет! Это больно, тоскливо и лучше бы ничего не было. Лучше бы все забыть.
Он пытался избавиться от этих мыслей, вспоминал, как хорошо жилось когда-то, в детстве. Но это не помогло. Наоборот, стало только хуже: ему начала сниться мама. Днем он переживал смерть друга, а по ночам видел ее. Сон был один и тот же, повторяющийся. Мама стояла у окна, вглядываясь в темное небо, и плакала. А откуда-то сверху на нее уже мчался горящий самолет, сбитый охотниками. Он все приближался, но никак не мог врезаться в дом. Коля сидел в кресле пилота и нажимал на тормоз, но педаль уходила в пол, и он продолжал лететь.
Утром, проснувшись, он пытался смеяться над глупым сном: мол, в самолетах нет педали тормоза. Но смех выходил жалким…
Чтобы не давать волю мрачным мыслям хотя бы днем, он стал больше времени проводить в компании Запрещенных. Самых младших из них. Он бы, конечно, предпочел общаться с Джексон, но та вечно исчезала куда-то, а когда возвращалась, не отлипала от Стаса.
В далеком-далеком детстве (года три назад) Коля мечтал о том, чтобы у него был маленький брат или даже сестра. Вот бы ему тогда оказаться в Верхнем Мире! Он бы с радостью возился с двадцатью детьми, а то и с тридцатью. А теперь, после того, как он повзрослел, дети его утомляли и злили. Но возиться с ними в любом случае было лучше, чем лежать на кровати в пустой комнате и вспоминать, как убили Олега…
Он все-таки научил детей играть в «картошку», выдумав новые правила вместо забытых. А еще в «вышибалы». Три или четыре дня Запрещенным было весело, но потом они снова вернулись к ненавистному бумселю. Коля пытался было рассказать им о Нижнем Мире, о том, какой он хороший. Но только любознательная Инга слушала его истории с удовольствием. Остальные дети начинали скучать и просили лучше покатать их на спине. Он злился, однако катал.
Так или иначе, младшие вскоре привязались к нему и стали ходить за Колей по пятам. Он пробовал их отгонять, но однажды заметил, как Джексон улыбается, когда видит его в окружении детей. Это придало ему сил, однако ненадолго.
