Грегор даже думать не хотел о таком кошмаре: вся его семья здесь, в Подземье, в качестве пленников… Но как только Живоглот произнес это вслух — Грегор понял, что это не только возможно… Он понял, что скорее всего так и будет!
— Но я могу доверять тебе? — спросил он тихо.
— Даю тебе слово, — так же тихо ответил Живоглот.
— Слово крысы? — В голосе Грегора звучала горечь.
— Нет. Слово яростника. Я даю тебе слово как яростник яростнику. Я обещаю, что доставлю их домой, — во что бы то ни стало.
Пока Грегор пытался сообразить, какую ценность имеет слово яростника, — во дворце вдруг начали тревожно трубить в рог. Живоглот поднял голову и прислушался:
— Крысы напали на город с северной стороны — оттуда, где находятся сельскохозяйственные угодья.
Грегор растерялся. Значит, обратной дороги нет. И что теперь?
— Ну, что скажешь, Наземный? Мы договорились? — спросил Живоглот.
Выбора у Грегора не было.
— Да.
— Отлично. А теперь иди и найди себе какие-нибудь доспехи, — посоветовал Живоглот. — Увидимся на поле боя.
Грегор чувствовал себя ужасно. Тогда, в музее, он ясно осознал, что должен погибнуть, но все внутри него сопротивлялось этой мысли и он упорно гнал ее прочь. Несмотря ни на что ему удавалось погрузиться в настоящее и почти не думать о будущем — вернее, о том, что будущего у него нет. Другого способа продолжать жить и действовать не было. Но иногда… иногда, вот как сейчас, страшная правда вдруг всплывала из глубины сознания, и он оказывался с ней лицом к лицу. И все же ему не оставалось ничего другого, кроме как двигаться навстречу неминуемому — остановить время было не в его силах.
Идя по коридорам дворца, Грегор заметил на многих лицах отражение собственных чувств. Он знал, что регалианцам не нужно никаких пророчеств, — им и так известно, что очень велика вероятность каждому из них погибнуть в этой войне. У них тоже были семьи и друзья, о которых они волновались и которых надо было защищать. И от сознания того, что страшные мысли бродят в голове не только у него, Грегору стало чуть менее одиноко.
Он не представлял себе, где взять доспехи, о которых говорил Живоглот, но во дворце была комната, в которой хранилось оружие и боевые принадлежности, а потому он решил, что логично начать с нее. Войдя, он увидел, что в комнате полным-полно народу, — все готовились к бою. И хотя здесь стоял страшный шум и неразбериха, к Грегору тут же подошла пожилая подземная с сантиметром в руках.
— Тебе нужна защита, да? — спросила она, и Грегор кивнул. — Меня зовут Миравет. Я тебе помогу, — и очень быстро, практически молниеносно, обмерила его сантиметром. — Как ты дерешься? Только мечом? Правой рукой?
— Да, так. — Грегор подумал, как много нюансов у такого, казалось бы, простого дела.
— А что ты делаешь левой рукой? — спросила она.
— Ничего. Иногда приматываю сюда фонарик, чтобы видеть, — ответил Грегор, показывая на предплечье.
— И все? — Она выглядела слегка разочарованной, будто он отказался от какой-то очень выгодной сделки.
Затем стала выбирать ему нагрудный щит, крепящийся при помощи крючков, из кучи, что громоздилась на полу.
— Это крепится на груди, — сказала она и взяла выкованный из серебристого металла и отделанный перламутром щит.
Но когда Миравет стала застегивать на нем крючки, из-за спины Грегора раздался голос:
— Нет, Миравет, я хочу, чтобы он был весь в черном.
Грегору не надо было поворачиваться, чтобы понять, что сзади стоит Соловет. Он стиснул зубы — настолько ему не хотелось видеть ее снова.
— Почему же? — нахмурилась Миравет, и Грегор сразу проникся к ней симпатией за то, что она не бросилась выполнять приказ Соловет, не рассуждая.
— Чтобы он сливался со своим летящим и не был заметен в темноте, — объяснила Соловет.
— Но грызунам совершенно все равно, заметен ли он в темноте, — возразила Миравет, упрямо продолжая прилаживать щит, который выбрала.
— Грызунам все равно. А людям нет. Он должен символизировать собой силу и неприступность и внушать желание следовать за ним, — настаивала на своем Соловет.
— Как тебе угодно, — сдалась Миравет.
Она вернула блестящий щит обратно в кучу и выудила оттуда другой — из черного металла, инкрустированный кусочками черного эбонита. — Этот?
— Этот лучше, — кивнула Соловет.
Она молча стояла рядом и смотрела, как Миравет ищет для Грегора черные штаны и рубашку, а потом надевает на руки и ноги Грегора защиту — доспехи не были тяжелыми, и это хорошо, потому что ему не хотелось, чтобы что-то стесняло его движения.
Когда ему надели шлем, Грегор краем глаза увидел собственное отражение в зеркале: абсолютно черный, с ног до головы. В таком виде он будет драться с Мортосом, чья шерсть настолько белая, что слепит глаза. Если бы это было кино, — в таком виде Грегор явно был бы представителем «плохих». Но с другой стороны… с другой стороны — в этом черном цвете была особая мощь, и в глубине души Грегор не мог не признать, что выглядит ну просто очень круто.
Но Миравет, осмотрев его, покачала головой:
— Этой одеждой ты только подчеркиваешь его юность. У него недостаточно мужественное и жесткое выражение лица.
Грегор не был уверен, что понимает, о чем она — при чем здесь выражение лица?
— Ничего, у него появится нужное выражение, — сказала Соловет. — Пойдем со мной, Грегор.
Когда они покинули оружейную комнату, она добавила:
— Моя сестра отлично разбирается в амуниции, но не в людях.
Сестра?! Соловет. Миравет. Их имена созвучны, к тому же это объясняло, почему Миравет не боялась ей противоречить.
— Кстати, о сестрах, — продолжала Соловет. — Я слышала, вторая твоя сестра тоже к нам присоединилась. Напомни мне ее имя.
Они шли по большому залу — и вокруг никого не было. Грегор не мог проигнорировать ее вопрос.
— Ее зовут Лиззи, — промолвил он.
— И ты не против того, чтобы она здесь осталась? — спросила Соловет.
Вообще-то он против. И очень даже против! Но у него договор с Живоглотом.
— Нет, — мрачно произнес Грегор. — Она ведь этот… взломщик кодов.
— Это еще нужно посмотреть. Лично я не уверена, что это именно так и что Босоножка не располагает ключом к коду.
Некоторое время они шли в молчании, потом она заговорила опять:
— Наверно, с моей стороны было жестоко запирать тебя в карцере. Но ты воин нашей армии, и ты ослушался прямого приказа. А в армии только один командир, которому все безоговорочно подчиняются. Если нет — это уже не армия. Наступает хаос. Вот почему дисциплина так важна: если мы утратим дисциплину — мы потеряем все.
Грегор был с этим не согласен. Ему казалось, что главное — это четкий план действий и люди, которые готовы претворить его в жизнь.
— Как тебе кажется, ты способен следовать приказу? — спросила Соловет.
— Может быть. А может и нет, — ответил он. — Зависит от обстоятельств.
Если бы Соловет приказала ему, Грегору, создать секретное оружие в виде неизлечимой чумы — он бы точно не стал этого делать.
Но вслух он добавил:
— Кажется, я всегда выполняю приказы Живоглота.
— Что ж, давай посмотрим, можешь ли ты выполнять мои приказы, — произнесла Соловет.
Когда они вошли в Высокий зал, там уже поджидал их Аякс, летучая мышь Соловет. Грегор почти не знал его. Он был массивен и брутален, с шерстью цвета засохшей крови. Как-то Грегор спросил Ареса, что тот думает об Аяксе:
— Я с ним не общаюсь, — получил он ответ. — И почти никто не общается. Впрочем, как и со мной.
Так что никакого мнения об Аяксе у Грегора не было.
Грегор с Соловет вылетели из дворца, пролетели над стеной, которой заканчивался город, и направились на север, пролетая над сельскохозяйственными угодьями. Половина жителей Регалии была сейчас на полях, они лихорадочно собирали то, что там выросло.
— Это наша политика: когда грызуны подбираются так близко, мы собираем или уничтожаем все, что можно — мы не хотим оставлять им ни крошки наших пищевых запасов, — объяснила Соловет.
Угодья заканчивались еще одной стеной, не столь высокой, как те, что окружали город, но зато в ширину она была не меньше трех метров, а значит, представляла собой прекрасную площадку для размещения армии. Сейчас на стене разместились вооруженные люди, сидевшие на летучих мышах. В центре было оставлено пустое место — видимо, для тех, кто будет отдавать команды.
Когда Аякс приземлился, Грегор бросил взгляд на пещеру, что располагалась за этой стеной. Он неоднократно пролетал здесь, но прежде пещера была погружена в полную темноту, а сейчас, как и во время боя в Огненной земле, люди, готовясь к битве, разместили на ее стенах множество горящих факелов. В их мерцающем свете Грегор разглядел, что бой еще не начинался.
