Вот почему мы сейчас не можем ничего рассказать о том, как ветром поломало вертикальный руль цельноалюминиевого судна и как мама с Люсей, на двухкилометровой высоте, добравшись по стабилизатору до этого руля, обшили его временным чехлом из брезентовых палаток. Мама шила прямым стежком, а Люся через край. Капитану Койкину они по веревочке передавали иголки для вдевания ниток, и все вышло хорошо.
Вот почему мы умолчим пока и о замечательном подвиге Левы Гельман. Когда на дирижабле кончилась пресная вода, а опуститься для пополнения ее запасов он не мог из-за сильного ветра, экипаж «Купипа-01» спустил Леву на двухсотметровом канате вниз с ведерком, и, стремительно пролетая вдоль неизвестной реки в неведомой стране, Лева набрал два брезентовых ведерка великолепной чистой воды чуть-чуть желтоватого цвета. У нас нет данных, чтобы рассказать подробно об этом и о многом другом, еще более удивительном. Вот почему мы должны обратиться сразу к утру пятого дня.
Утром пятого дня, как только ребята встали, почистили зубы, умылись, сделали утреннюю зарядку и собирались пить какао, — дирижабль «Купип-01» вышел из облаков.
Все бросились к окнам. Внизу уносилась назад неведомая страна, лесистая, гористая, изобилующая реками и озерами.
— Летим над умеренным климатом! — сказал проницательный Койкин. — Придется одеться потеплей!
— А ты что же, капитанская твоя душа, сейчас только заметил, что стало прохладно? Хорош! Вон я ребят уже со вчерашнего утра одела. Устрицын, ненаглядный ребенок, застыл вчера как сосулечка! — нежно сказала мама.
Койкин напялил на себя свой добротный старый бушлат и, решительно подойдя к окну, взялся за ручку, чтобы открыть раму.
— Койкин, Койкин! — взвизгнула мама. — Ты что? С ума сошел? Ведь там же ураган! Буря! Циклон! Тайфун! Дети простудятся! Профессор! Профессор! Не позволяйте ему!
Но было уже поздно. Мощная койкинская рука настежь распахнула широкое окошко дирижабля. Ни малейшего дуновенья не донеслось оттуда. Мама с ужасом осторожно высунулась за раму. Абсолютная, недвижимая тишина поразила ее.
— Бабер! Профессор! Никакого циклона нет! Полная тишь! Смотрите сами. Не шелохнет. Можно спускаться.
Но профессор многих наук В. О. Бабер, подойдя к окну, покачал головой.
— Вы все еще глубоко ошибаетесь, дорогая мама. Вы страшно, вы роковым образом ошибаетесь. Нас попрежнему несет сильный ветер. Обратите внимание: моторы почти не работают, а страна под нами так и течет, так и течет к корме корабля… Мы неподвижны относительно воздуха! Позвольте! Погодите!.. — вдруг спохватился он и вцепился пальцами в раму окна. — Что такое? Койкин! Устрицын! Лева! Что за странность! Что это за местность? Куда нас принесло? Койкин! Передай командиру «Купипа-01» приказ — держаться как можно ближе к земле… Итти… как это у них называется?.. Ах, да, стригущим полетом! Необходимо узнать, что это за земля? Повидимому, мы прибываем в какую-то богатую и изобильную страну.
Койкин кинулся выполнить приказ, а все члены Купипа повисли в ряд на оконном бортике дирижабля. Почти тотчас же гондола дирижабля огласилась восторженными возгласами.
— Дядя Бабер! Дядя Бабер! — визжал Устрицын. — Смотри! Смотри!.. Вон озеро, озеро-то! Все просверлено какими-то дырками… весь лед… Вон озеро, а на озере остров, а на острове еще озеро, а на озере опять остров. Разве так бывает? И какие-то дяденьки что-то такое из него таскают… Вот еще!.. Еще!..
— Да, да, Устрицын! Ты прав… — ответил профессор, прижимая к глазам окуляры призматического морского бинокля. — Ты прав! Это замечательно! Рыбные ловли! Богатейшие рыбные ловли!
— Профессор! Профессор! — в тот же миг закричала мама. — Смотрите, на берегу какие здания! Это скотные дворы! Вот так дворы! Сколько же тут скота? Ай-ай-ай! Ой-ой-ой! Уй-уй-уй!
— Где, где, мама? Где? Да! Вы правы! Вы правы, достопочтенная товарищ мама. Здесь, повидимому, грандиозно и скотоводство.
— Лоси! Лоси! — вопил вне себя Лева Гельман. — Смотрите, сколько лосей! Они едят возле каких-то кормушек!
— Где лоси? — загремел, появляясь в каюте, капитан Койкин. — Батюшки! Бабер! Вели спускаться. Что за местность? Куда мы приехали? Это же рай для охотников. Целое охотничье хозяйство. Вон лисьи следы! Вижу лисьи следы справа по носу! Тетерки полетели! Охотник идет, стреляет! Бабер! Приказывай причаливать!..
Прошло пять, десять, двадцать минут полета, а неведомая страна развертывала под гондолой дирижабля «Купип-01» свои все новые и новые богатства. Местами на десятки и сотни километров тянулись необозримые леса. Широкие дороги были проложены по ним. Покрытые глубоким снегом, они спускались к берегам рек, а возле этих берегов громоздились бесконечные штабели досок, кряжей, бревен, окоренных гладеньких чурбанчиков. Казалось, тут заготовлено дров и дерева на весь мир, и Бабер, прижимая бинокль к слезящимся от напряженного вглядыванья глазам, шептал:
— Нет, нет, эта страна живет лесным хозяйством! Какое богатство! Какое неисчислимое богатство…
Потом перед глазами путников вдруг возникли горные уступы, изрытые щелями рудников, шахты с нагроможденными возле них грудами угля, другие шахты, от которых разбегались во все стороны узкоколейные дорожки, и вагонетки везли во все стороны тускло сияющие слитки какого-то белого, похожего на серебро вещества.
— Алюминий! — шептал Бабер. — Редкие металлы! Фарфоровая глина! Электростанции на реках! Каменный уголь! Что за страна! Что за удивительная, неслыханно богатая промышленная страна!.. Товарищи члены Купипа! Я в восторге!
Дирижабль опустил нос и плавно пошел на снижение. Прекрасные лесистые дали развертывались под ним, такие широкие, такие мягко изрытые речными и озерными долинами, такие суровые и великолепные, каких члены Купипа не видели нигде — ни возле северного полюса, ни на знойном архипелаге Устрицына. Мама как прижала носовой платок ко рту, так и стояла недвижимо, не в силах оторваться от восхитительной картины. Капитан Койкин рычал, как лев: на огромном пространстве замерзшего озера он усмотрел у берега целую эскадру новеньких белых теплоходов.
Из озера этого вытекала река. И вот на одной из ее излучин Устрицын заметил ряд маленьких, аккуратных построек. Белые, с красными черепичатыми крышами, они стояли у самого берега. Возле них, вдоль забора, неторопливо прогуливался часовой с винтовкой, а на другой стороне реки возвышался другой домик — серый, с зеленой, тоже черепичной крышей. За ним, уходя из глаз, тянулось до горизонта огромное, заваленное снегом болото.
— Дядя Бабер! — взвизгнул Устрицын. — А тут что добывают?
Мгновенно, по приказу профессора Бабера, дирижабль «Купип-01» развернулся на 180° и, с некоторым трудом выгребая против ветра, повис неподвижно над таинственными домиками. Часовой, подняв лицо кверху, любопытно смотрел снизу на застывший в сотне метров над ним воздушный корабль. В моторы были включены глушители купипской системы. Шум моторов утих. Привели в действие усовершенствованный электромегафон и электрическое ухо профессора Бабера.
— Я спрошу, я! — топал ногами капитан Койкин. — У кого голос-то? У меня! Я и без мегафона крикну — услышат.
И действительно, когда, став у приемника, он гаркнул во всю мощь своих капитанских легких на четырех наиболее распространенных языках мира одну и ту же фразу:
— Что здесь добы-ва-а-ю-у-у-у-т? — отголоски ее, подобно грому, раскатились надо всей страной. Часовой подумал, поднял голову, приставил руки рупором к губам… В следующий миг точно молния ударила в гондоле дирижабля «Купип-01».
— Perlen! Les perles! Pearrls! Же-ем-чуг! — ясно донеслось снизу тоже на всех самых распространенных мировых языках.
— Жемчуг? — подскочил на полметра вверх профессор Бабер. — Жемчуг? Здесь? Быть не может. А на том берегу что?
— Эй! Там, на земле-е! А на том берегу что-о? — снова грянул на тех же языках Койкин.
И, секунду спустя, снизу прилетел спокойный четырехязычный ответ:
— На том берегу? Он-даа-ат-ру!
«Купип-01» спешно шел на посадку. Общее ликованье царило в его гондоле, но профессор Бабер метался по ней, как тигр по клетке.
— Жемчуг и ондатры? Жемчуг и ондатры! — вскрикивал он, то снимая, то надевая очки. Не может быть… Где же это бывает? Что же это за страна? Что за удивительная, сказочная страна? Дайте мне секстан и хронометр. Необходимо определить нашу широту и долготу. Удивительно! Неслыханно! Потрясающе! Неправдоподобно! Жемчуг же — в тропиках! Ондатры — в Канаде… Ничего не понимаю! Решительно ничего! Па дю ту! Нихтс!
Наконец якорный канат, сброшенный с дирижабля, подхватили на земле. Воздушное судно остановилось. В тот же миг члены Купипа грянули дорогой их сердцам Купипский гимн: