— Ну вот… — прошептал мальчик и опустил руки.
Перечитал еще раз. Нет Черемховска… Зато есть ненужные Лисьи Норы.
Ненужные? А что, если…
Сейчас около одиннадцати. Анна Яковлевна раньше полуночи не ложится. Его–то укладывала в десять, а сама…
Мальчик медленно, будто пудовую, снял трубку. В наушнике по–пчелиному загудело… Ох как неохота звонить… Не то что неохота, а просто стыдно. После всего, что было!
Ну а зачем тогда опускаешь пятнадчик? Лучше иди лови машину!
«Опустив монету, наберите цифру «один» и ждите прерывистого сигнала… Затем наберите код нужного Вам города и номер абонента…»
— Алло? Я слушаю…
Мальчик вздрогнул — голос будто рядом.
— Алло! Кто это?
Тогда он сипло сказал:
— Это я…
— Ты? — Она узнала сразу. — Откуда?.. О господи, что случилось?
— Да ничего такого, — ответил он с неожиданной, противной себе самому развязностью. — Такая штука. Пароход целые сутки полз как черепаха, ну я и сошел в Вехе. Думал, покачу на автобусе. А его нету, и я застрял… Вы не могли бы позвонить домой, чтобы там паники не было?
— Постой… Я могу, да, но… Ничего не понимаю. Какая Веха?
— Ну, деревня такая, пристань… Только сейчас я в Белых Камнях.
— А почему ты говоришь «сутки»? Ты уехал сегодня вечером!
— Я?!
— Господи, что с тобой? Откуда ты звонишь? Ты здоров?
«Стоп! — сказал себе мальчик. — Стоп… Ну–ка держись».
Еще немного, и он — одинокий, затерянный на ночной дороге — отдался бы панике. С плачем бы кинулся в будку диспетчера: «Что со мной? Какой сегодня день?! Я ничего не понимаю!» Но усилием всех своих мальчишечьих нервов он снова скрутил страх. И это было как порог. За порогом он стал спокойнее. Тверже. «Потом разберешься, — приказал он себе. — А пока делай вид».
— Разве сегодня не третье число?
— Пока еще второе… Ты где?!
С деревянным смехом он сказал:
— Я заснул в каюте, и, наверно, мне показалось, что прошли целые сутки… Теперь ясно, почему нет автобуса. Он ходит по средам, а сегодня вторник… Ничего, доберусь.
— С ума сойти… Где ты там? Ты один?
— Да не один я. Здесь большой вокзал, буфет работает. И даже телевизор… И автобус уже скоро…
— Ты говоришь неправду, — устало сказала она.
— Правду… Не в этом дело.
— Боже мой, а в чем еще?
— Анна Яковлевна, вы меня извините, ладно?.. За все, что… ну, в общем, за то, что я такой был…
Она помолчала. Мальчик ясно представил, как левой рукой она держит трубку, а правой трет висок.
— Ох как глупо у нас вышло… — наконец сказала Анна Яковлевна. — Это я сама… Ты не сердись на меня. Ты… славный.
«Вот этого я и боялся…» Мальчик даже зажмурился.
— Нет, это я виноват, — выдавил он.
— Может быть, ты вернешься? А? — жалобно спросила она.
— Нет… Может, потом. А сейчас другая дорога…
— Да какая дорога? Среди ночи!.. Вот что! — Голос Анны Яковлевны обрел знакомую твердость. — Сиди на автовокзале в этих Белых Камнях. Я звоню папе. Он звонит Валерию Матвеевичу, и они на его машине едут за тобой.
— И дают мне нахлобучку.
— Заслуженную.
— Нет уж… Лучше поголосую на обочине.
— Я тебе поголосую! Делай, что велят… Кстати, почему ты сам не позвонил в Черемховск?
— Да нету с ним линии! С вами есть, а…
«Гу–у, гу–у, гу–у», — басовито запели прерывистые сигналы. И вдруг стало очень тихо. И в этой прозрачной тишине голос девушки–телефонистки произнес:
— Кому там нужен Черемховск? Тебе, мальчик?
— Ага… — растерянно сказал он.
— Набери ноль восемьдесят шесть.
— Да его в списке нет!
— Набери, набери.
— У меня и денег больше нет…
Разговаривая с Анной Яковлевной, он сам не заметил, как высадил в щель все пятнадчики.
— Набери без денег…
И «гу–у, гу–у, гу–у…».
Что это? Опять огонек удачи на дороге? Попробовать?
Несмелыми пальцами он покрутил диск. Тонко пело, позванивало, потрескивало в трубке. Потом пошли долгие гудки. Ох, какие долгие… И вдруг щелкнуло, сердитый голосок прокричал:
— Квартира Находкиных! Вам кого?!
— Майка!
— Павлик! Это ты?!
— Май–ка… — выдохнул он с ощущением, будто уже дома. — Это я. Ты чего не спишь? Позови папу.
— А папа и ма… тетя Зоя пошли в кино. На девять часов. И все их нет и нет… — Она всхлипнула.
— Перестань… Ты что, одна?
— Одна…
— Они спятили? Почему одну оставили?!
— Я сама осталась, потому что большая. Обещала спать…
— Ох ты, горюшко, — не сдержался Павлик. — Не спится птахе?
Она заревела.
— Ну–ка, перестань! — Павлик Находкин сразу стал строгим братом. — Ты вот что…
— Я боюсь…
— Я понимаю. Ты вот что: возьми этот страх и прогони. Скажи: «Пошел вон из меня!» Пусть сидит отдельно, где–нибудь на дворе…
— Ты мне зубы не заговаривай, — сказала Майка сквозь слезы, но уже бодрее. — Все куда–то исчезли, а я тут пропадай пропадом…
— А ты не пропадай! Папа и… они скоро придут!
— Лучше ты приходи скорее! Ты с автостанции звонишь? Уже приехал? Тетя Аня сегодня днем звонила, что ты на пароходе уплыл домой!
— Сегодня звонила?
— Ну да! Ты где?
— Майка! Пароход — это ведь долго! Я еще еду!
— Не морочь мне голову, — сказала она упрямо — Павлик знал этот капризно–твердый тон, тут уж Майку не переубедишь. — Ты приехал и по телефону валяешь дурака. Немедленно домой!
— Да Майка же…
— Сию же минуту! — опять заплакала она. — Сию же минуту чтобы ты был дома!
Он увидел, как она, растрепанная, с расплетенными косами, в мятой рубашонке, стоит у телефона и, глотая слезы, топает голой пяткой: «Сию же минуту!»
И желание немедленно оказаться дома резануло Павлика Находкина нестерпимо. Ворваться в комнату, прижать Майку, вытереть ей, глупой, мокрые щеки… Закостенев с прижатой к щеке трубкой, он в то же время всеми нервами, всей душой метнулся к себе — на Онежскую улицу, к трехэтажному угловому дому.
…И на миг показалось даже, что он в Черемховске.
Телефонная будка — такая же, как рядом с городским автовокзалом. Все такое же — аппарат, лампочка, даже извилистая щель на боковом стекле. И так же красные искры дрожат на изломах трещины — будто от горящей рекламы: «Пользуйтесь услугами Межгоравтотранспорта». А на самом деле откуда? Хвостовые сигналы машин? Так много? Колонна идет, что ли?
Вывернув шею, Павлик глянул через стеклянную дверь…
«Пользуйтесь услугами… ежгоравтотранспорта!» Буква «М», как всегда, не горит…
— Сию же минуту марш домой! — плакала в трубке Майка.
Павлик, обмерев, постоял секунду. Медленно повесил трубку. Вскрикнул и двумя ладонями толкнул дверь.
Тепло было в городе Черемховске. Безветренно. Пахло нагретым за день асфальтом, подсыхающими тополями, бензином и садовым шиповником с ближнего газона…
Этого не может быть!
Но сознание Павлика, защищаясь от непосильного чуда, уже подбросило спасительную выдумку. Будто была попутная «Волга» с добрым пожилым пассажиром и молчаливым водителем. И она, эта машина, в шуршании колес и свисте встречного воздуха стремительно донесла полусонного мальчишку от Белых Камней до Черемховска. Павлик даже ясно представил эту «Волгу» — с ковровым сиденьем, с мурлыкающим магнитофоном и пляшущим игрушечным лягушонком на ветровом стекле…
Павлик метнулся глазами к часам на вокзальной башне. Если он ехал на машине, то времени сейчас не меньше полуночи. Но ветки растущего за дорогой тополя заслоняли циферблат.
А под тополем, в круге света от ближнего фонаря, сидели на рюкзаках студенты. Негромко звенела гитара, напомнив песню об Угличе.
Павлик шагнул в сторону, чтобы все–таки взглянуть на часы. Но тут же стало не до них: шурша и приседая на рессорах, подкатил к остановке — рядом с будкой! — желтый городской автобус. И Павлик понял, что через десять минут он может оказаться у себя на Онежской!
Он бросился через тротуар, вскочил в заднюю дверь.
Часто дыша, встал он у тумбочки со стеклянной кассой, зашарил по карманам. И вспомнил — все деньги опустил в телефон. В кармане лишь пуговица от парусиновой куртки… Ну и пусть. Пассажиров мало, никто не смотрит на мальчишку. А контролеры в такую пору не ходят…
Плафоны мигнули, автобус поехал. Павлик опустился на заднее сиденье, положил на колени сумку. Привалился к упругой спинке. Спокойствие сошло на него, словно кто–то провел по лицу и плечам прохладными ладонями.
Пуговицу он все еще держал в ладони. Обтянутая парусиной, она была тяжелая, — наверно, металлическая внутри.
С левой стороны, у железной петельки, парусина была стянута нитками. Нитки разошлись. Кромки материи лохматились и распускались. Павлик потянул кончик. Нитка выдернулась, и края парусины раскрылись, как бутон. Павлик увидел черную изнанку пуговицы с мелкими буквами по кругу. Он не стал разбирать их, стряхнул клочок материи, перевернул пуговицу.
