Ферапонт
1
Винька проснулся в блиндаже от запаха папиросного дыма. Запах сочился в щели рогожного полога. В них же сочился свет солнечного утра.
Винька откинул отсыревшие рогожи и высунул голову. Ночью прошел последний дождик, и теперь блестела трава.
Пониже Винькиного жилища была скамейка (он сам вкопал там два полешка и прибил к ним доску). На скамейке сидел Ферапонт. Сидел среди мокрой травы и глины, на грязной доске, ничуть не заботясь о своих светлых брючках и лакированых башмачках. И курил.
Он обернулся. Они с Винькой встретились глазами. Ферапонт небрежно сказал:
– Ну, чего смотришь? Иди, посиди рядышком.
Винька поддернул трусы и, ежась, вылез в прохладу. Спустился, независимо сел на другой конец лавочки. Солнце сразу пригрело плечи.
Из брючного кармана Ферапонт вынул блестящий портсигар. Со щелчком откинул крышку.
– Хочешь?
Винька помотал головой.
– Небось, еще и не пробовал? – сказал Ферапонт. Без насмешки, скорее добродушно.
– Пробовал. В лагере. Там все пробовали. Противно сделалось, я больше не стал… – Винька чувствовал, что честная независимость сейчас уместнее хвастовства.
Ферапонт покивал, защелкнул портсигар.
– Ну и правильно. И не привыкай.
Взрослые манеры его не вязались с тонким квакающим голоском. Винька чуть усмехнулся:
– А сам-то зачем привык?
Ферапонт не обиделся, не огрызнулся. Выпустил из губ дымок.
– Должна же быть в жизни хоть какая-то радость.
Винька подумал и осторожно спросил:
– А у тебя… что ли, больше ни каких?
Ферапонт бросил вниз окурок и сплюнул. Попал на брючину, сорвал лопух, вытер. И смотрел перед собой.
Винька пожалел о своем вопросе. О глупом. Из романа “Патент АВ” он и так знал, что у лилипутов радостей в жизни нет. Ни у бедных, ни у богатых. Даже лилипут– миллионер, который мог купить все на свете, готов был отдать до последнего цента, чтобы стать нормальным человеком… И стал! Благодаря чудесному лекарству. Но это фантастика. А чем утешить настоящего карлика (который, к тому же, явно не миллионер, хотя и не бережет дорогие брюки)?
Винька проговорил нерешительно:
– А когда выступаешь, это разве не радость? Тебе же аплодируют. Бывает же это… артистический успех. – И подумал: “Сейчас, наверно, опять плюнет. И обругает”.
Но Ферапонт лишь потер ладошками взрослые щеки (а локти поставил на колени). И объяснил:
– Аплодируют за то, что ростом им по колено… Какой я артист! Это Рудольф… воображает себя знаменитостью. А я у него на подхвате. Давно бы ушел, кабы знать, куда…
– А что? Он… плохой? – несмело поинтересовался Винька.
– Да ну его в… – Ферапонт четко сказал, куда именно “ну” иллюзиониста Циммеркнабе, встал и не оглядываясь начал подниматься к дому.
А Винька посидел еще с полминуты и решительно сбежал вниз, к Туринке. Там он вдоль кустов добрался до бочаги, окунулся. Вода с утра была холодноватая. Винька попрыгал на мостках, вытряс из ушей воду и пошел к “хуторку”.
Бабушка ходила между грядок. Винька лег пузом на изгородь.
– Баба Саша, здрасте! Кудрявая еще спит?
– Да что ты, Вин ю шка! Раным рано опять ушли с мамой в поликлинику. От ленинградского доктора письмо пришло, торопит. Скоро поедут… Велел он все анализы готовить и ходить побольше, ножку разрабатывать.
– Тогда пусть, когда вернется, ко мне зайдет! А то все только я да я к ней… Я ей блиндаж покажу!
После завтрака Винька сбегал к себе на улицу Короленко. Помог Рите и Рае окончательно расчистить кухню и большую комнату – они готовили квартиру к побелке. За этой самоотверженной работой застала Виньку мама, она пришла на обед. Мама принесла покупку: новое изобретение для хозяек – керогаз. Это такая штука вроде маленькой печки на керосиновом горючем. Гораздо мощнее обычных медлительных керосинок и безопаснее гудящих примусов, которые иногда (по слухам) взрываются…
На этом серебристом, похожем на большую кастрюлю с ножками керогазе мама сварила вермишелевый суп и пожарила картошку: для Виньки, для Раи и Риты и для себя. Они пообедали прямо на полу, на расстеленных газетах, потому что все столы были задвинуты “в тартарар ы ”. И это было чудесно – почти как в экспедиции.
Когда Винька вернулся в “таверну”, Людмила шумно хлопала развешенные на перилах половики. Ей помогала Кудрявая.
– Я уж давно тебя тут жду, – сказала она без упрека.
– Дела ремонтные… – вздохнул Винька.
Он для вида тоже поколотил палкой по сплетенному из тряпиц коврику и потащил Кудрявую в блиндаж.
Кудрявая Винькино жилье одобрила, только сказала, что надо бы прибраться.
Они прибрались. Потом сели на топчаны друг против друга и поболтали о том, о сем. Винька рассказал о новых квартирантах. Поэтому Кудрявая не удивилась, когда они, поднявшись на двор, увидели там Ферапонта.
Ферапонт байковой тряпочкой полировал свои туфельки. Брюки на нем были другие, чистые, а гладкая прическа блестела.
– Здор о во, – небрежно сказал Винька.
– Привет, привет, – отозвался Ферапонт своим квакающим голоском. Поднял голову и уставился выжидающе.
– Это Валя, – сказал ему Винька. – Она во-он там живет, – и мотнул головой в сторону “хуторка”. А Кудрявой объяснил (будто до той минуты не говорил ей о лилипуте ни слова): – Это Ферапонт. Он артист. Ас-си-стент ил-лю-зи-о-ниста… – Выговорить это стоило труда.
Кудрявая – она молодчина! – не показала ни капельки любопытства к маленьким размерам артиста.
– Вы, значит, фокусы показываете, да?
– Всякое, – доброжелательно откликнулся Ферапонт. – И фокусы тоже…
– А “Ферапонт” это настоящее имя? Или специальное, для артиста?
– Ты думаешь, псевдоним? Нет, это по правде… – Ферапонт махнул еще раз по башмачкам и выпрямился. – Прошу прощения, уважаемая публика, пора на работу.
– А вы где выступаете? – вежливо поинтересовалась Кудрявая.
– Где придется. Мы народ бродячий. Нынче гастроли в Летнем театре на рынке. Но сейчас не представление, а репетиция. Готовим новый аттракцион.
– Какой? – проявил любопытство и Винька.
– “Человек-невидимка”.
– Ух ты!
– Вот так! Приходите на выступление, уважаемые, не пожалеете! – возгласил Ферапонт, будто кукольный зазывала у входа в театр Карабаса Барабаса. И застучал башмачками к калитке.
Кудрявая сказала, что пора домой. Винька пошел с ней. Они помогли бабушке окучить на двух грядках картошку. Потом сходили к бочаге, искупались (там опять никого не было, кроме стрекоз). Затем Винька вернулся в “таверну” и уселся с телескопом на крыше.
За тополями шипели и двигались паровозы. Винька стал думать о Глебке. О том, что все-таки есть, наверно, какая-то заоблачная страна, где сейчас живет Глебка. Светлая. И Глебке там хорошо… И потом они, может быть встретятся… Было грустновато, но не страшно. Раньше Винька боялся думать о смерти, а теперь – не очень.
Потом Винька увидел в трубу, как по переулку шагает к калитке перевернутый вниз головой Ферапонт. Его обезьянье личико было неулыбчивым.
Винька по лестнице спустился на доски. Встретил Ферапонта у крыльца. Сказал пренебрежительно:
– Тоже мне приглашальщик. “Приходите на представление!” Спросил бы: “А деньги у вас есть на билеты?” Мог бы и провести по знакомству-то…
Ферапонт ответил с превосходством взрослого, который не обижается на пацана:
– Я предусмотрел. Будет для тебя контрамарка.
– Тогда и для Кудрявой1
– Для кого?
– Ну… для Валентины. С которой я тебя познакомил.
– А! Конечно! Для нее тем более…
– Почему “тем более”? – слегка возревновал Винька.
– Убогие должны помогать друг другу.
– Никакая она не убогая!
– Хромая же, – сказал Ферапонт грустно и необидно.
Винька все равно обиделся.
– Не знаешь, а говоришь! Ей скоро операцию сделают! И все будет нормально!
– Ну и ладно тогда, – покладисто отозвался Ферапонт. – Раз нормально, тогда конечно… А мне вот никакая операция не поможет. Длиннее не стану, хоть тракторами растягивай.
Винька виновато примолк. Затоптался босыми ногами на щелястых досках. А Ферапонт достал из кармана тенниски два бумажных квадратика.
– Держи.
Бумажки были обычные, из клетчатого тетрадного листа, но на них – размашистая непонятная роспись и круглая печать с блеклым словом “Госфилармония”.
Винька затоптался сильнее и пробормотал “спасибо”.
– На здоровье… Это завтра в два часа. Приходите пораньше, сядете ближе. Места не нумерованные…
2
В длинном доме над оврагом все комнаты – кроме крайней, где жила Людмила с семейством – были проходные. Чтобы не беспокоить других жильцов, Винька обычно пользовался окном: прыг – и у себя в комнате! Снова прыг – и на дворе! Но сегодня он ради любопытства прошел дом насквозь. Как там устроились квартиранты-артисты?
