— Здравствуйте, мисс. На рейс до Парижа есть свободные места? Только в бизнес-классе? Окей. Прошу забронировать одно место на имя Антонио Монтазио. Совершенно верно, синьорина, как сыр. Нет, я заплачу наличными. И вам того же.
До начала регистрации еще пять часов. Вполне хватит, чтобы подготовиться.
— Где Змей хранит деньги?
— В ящике с инструментами, там двойное дно, — торопливо ответил Сорри.
— А документы?
— Не знаю. Наверное, в спальне.
— Ладно, разберемся. Извини, рот я тебе опять заклею. Мы же не хотим неприятностей?
Рыбак позволил заклеить себе рот, после чего Иван Иванович надел ему на голову полиэтиленовый пакет и тоже плотно перемотал скотчем. Не дожидаясь, пока отчаянно мычащий Сорри умрет, Мезальянц вышел из комнаты и отправился на поиски денег.
Несмотря на то что мастерская не процветала, в потайном отделении ящика для инструментов хранилось два свертка по тысяче долларов «грантами» и «франклинами». В спальне, помимо международного паспорта Змея, обнаружилось еще полторы. А вот гардероб разочаровал — Змей носил одежду на пару размеров меньше, и Мезальянц выглядел в ней по меньшей мере странно, если не сказать — смешно. Ладно, хоть обувь подходила и носки.
А вот близнецы, кажется, были одного с ним размера. Иван Иванович вернулся в их комнату. Сорри лежал на полу, боком. Но избавиться от пут ему не удалось, равно как и от пакета. Сердце не билось, грудь не поднималась, пакет, запотевший изнутри добела, облепил голову и уже не раздувался от судорожного дыхания. В шкафу нашлись рубашки и джинсы, а также несколько пиджаков и галстуков. Все — ни разу не надеванное. Зачем Лэйла все это покупала для совершенно чужих уродов? Западная благотворительность умиляла. Что же, спасибо Лэйле и Змею за эту одежду и вообще за гостеприимство. Милые люди. Аж тошнит.
Стул с трупом рыбака Мезальянц убрал в шкаф. Наскоро сотворив иллюзию порядка, Иван Иванович уединился в будуаре Лэйлы, чтобы добиться хоть какого-то внешнего сходства с лицом в паспорте.
— Парни, вы что, дрались? — Лэйла не верила своим глазам.
Нос у Юси распух, да и губы продолжали кровоточить.
Мы отмахнулись от этого вопроса и сходу заявили, что Мезальянца на борту нет. Все стали вспоминать, когда видели его в последний раз, и по всему выходило, что с момента посадки Иван Иванович никому на глаза не попадался.
— Слился, подлец, — восхитился Боря.
— Зачем? — спросил Глеб.
— Ну, может, он решил Тоху грабануть.
— А куда ему с острова деваться?
— Окунись в алебастр. Мне-то откуда знать?
— А если не знаешь, чего городишь?
— Каким ты занудой стал, — обиделся Грузин. — Слова не скажи.
Татарин хотел возразить, но подумал и решил не обострять.
Викса, подергав меня за рукав, спросила:
— А Ивана Ивановича акула не съела?
— Подавится, — ответил я. — Скорей всего, он не поехал с нами. Пошутил.
Прямо убил бы этого шутника.
Однако никто, кроме экипажа «Ярославца», судьбой исчезнувшего пассажира не беспокоился. Даже Лэйла со Змеем увлеклись подготовкой к спуску аквалангистов. Ныряли астроном Алекс, мисс Тедди и Джон Солсбери, высокий такой красавец, как его представил Змей — «друг семьи», который постоянно говорил по телефону с компаньонами, заказчиками и поставщиками как минимум на трех языках, но при этом не терял нити разговора, идущего на палубе, и широко улыбался. Глядя на этих беспечных людей, мы и сами успокоились, тем более что Змей вовсю названивал на домашний телефон Сорри. Мы надеялись, что все решится с минуты на минуту.
Но время шло, расхитители гробниц совершали погружение за погружением, солнце стремительно двигалось по небосводу, а связи все не было, и Юся с каждой минутой все больше и больше нервничал. Он не мог объяснить причину беспокойства, но когда закончились несколько часов бесплодных поисков древнего клада и мы уже плыли обратно, в Юсю словно бес вселился.
— Нельзя! Нельзя! — кричал он.
— Чего нельзя? — пытался я успокоить брата, но он так дергался и метался, будто собирался наконец оторвать свою половину и упрыгать прочь на одной ноге.
Капитаны с Виксой, Змей с Лэйлой и расхитители гробниц носились по палубе, поднося то воду в стакане, то какие-то лекарства, то сласти, лишь бы вернуть Юсе прежнее расположение духа. Тщетно. Юся ревел, размазывал слезы по щекам, и просил идти пешком.
— Морская болезнь, может? — предположил Грузин.
— Еще скажи — медвежья, — ответил Глеб. — Мы почти неделю на катере провели, никакой болезни у него не было.
— Окунись-ка в алебастр, молод ты еще меня учить, — строго посмотрел на моториста Боря. — Он сначала дурачком был, а у них морской болезни не бывает.
Глеб поджал губы, закатил глаза и покачал головой — дескать, с какими людьми приходится иметь дело.
Змей уже оставил попытки дозвониться до Сорри, хотя, по возвращении на яхту узнав об исчезновении Мезальянца, каждые пять минут набирал номер друга. Увы, дома у рыбака никто трубку не снимал, но в этом как раз ничего удивительного не было — его семья отправилась в соседнюю деревню, к родичам. Оператор тоже не обрадовал, сообщив, что номер недоступен. Вид у Змея был совершенно отсутствующий. А вот Лэйла, обратно, пыталась помочь Юсе: гладила его по голове, старалась успокоить, обещала, что все будет хорошо, но он, захлебываясь рыданиями, говорил, что нельзя оставаться на яхте ни минуты.
— А что, тут есть дорога? — на всякий случай спросил я у Змея.
— Дорога есть, но там сейчас ни одной машины — видел сам, что дороги развезло.
— Я думал, что плохие дороги только в России.
— На острове строить дороги нерентабельно. Народу меньше ста тысяч, почти все владеют катерами или лодками и живут в основном на побережье. Только Паликир с Колонией связаны приличной бетонкой, да еще в аэропорт дорога из города неплохая, вот и все.
— А долго пешком до деревни?
— Часов пять, не меньше. Ты что, всерьез собираешься идти пешком? — недоверчиво и даже с опаской спросил Змей.
Я представил, как мы пять часов месим грязь, переваливаясь на наших культяпках. Интересно, далеко ли мы уйдем? Конечно, можно забиться с Юсей в трюм, запереться и даже заткнуть ему рот тряпкой, чтобы не раздражал общественность. Потакать капризам брата не хотелось: один раз уступишь, а потом всю жизнь уступать придется. Но и выносить эту истерику не было сил, проще выброситься за борт.
А ведь это мысль! Я не сомневался, что истерика Юси имеет под собой основание, хотя и не понимал пока, какое. Объяснять всем, что на яхте находиться опасно, — мартышкин труд. Юся, конечно, забавный зверек, но народ здесь был прагматичный, пешком топать до дома из-за мифической угрозы не согласятся, а уговаривать, похоже, времени совсем не оставалось.
— Ты готов искупаться? — спросил я у Юси.
— Купаться? — спросила Лэйла. — Зачем купаться?
— Потому что всех сейчас смоет, — объяснил я. — Боря, Глеб, Викса! Быстро все на правый борт.
Для всех прочих мощная волна, пришедшая, откуда ни возьмись, из темноты океана, оказалась полной неожиданностью. Она ударила в левый борт, развернула и понесла яхту прямо на берег.
Женщины подняли визг, мужчины заругались, но практически каждый бросился ближе к борту, чтобы, в случае чего, прыгнуть в воду и спастись.
На наше счастье, здесь было мелководье, и одной волны было достаточно, чтобы прочно посадить судно на мель, да еще и положить на бок. Все мы оказались в воде и, волей-неволей, вынуждены были плыть к берегу.
Мы с Юсей плавать не умели, поэтому нас тащил Глеб.
Решено, думал я. Доберемся до дома — отдам подлому Мезальянцу фигурки, пускай делает что хочет и проваливает на все четыре стороны. И пускай сам разбирается со своими начальниками.
Только петуха не отдадим. Потому что с нынешним Юсей было не в пример легче. Мы останемся здесь, в Микронезии, будем купаться в прибое, есть хот-доги и копаться в двигателях. С нашей интуицией мы все моторы починим…
В это время рвануло, да так, что яхта даже подпрыгнула. Падала она, уже развалившись на куски, пылающие оранжево-черным дизельным огнем. Женщины вновь закричали, и мужчины в очередной раз на всех языках помянули матерей. После яркой вспышки стало ужасно темно, и, пока глаза не привыкли, мы плыли практически вслепую. К черту, нафиг! Сдаю этот металлолом, причем не Мезальянцу, который наверняка знал, что яхта взорвется (не он ли ее заминировал?), а местному правительству. Пускай сами управляют стихиями и людьми, а я пас.
На сушу мы выползли, наверное, через полчаса после того, как убрались с обреченной яхты. Поливал дождь, бушевал океан, выталкивая нас из себя уже естественными волнами, а не той, которую я направил, чтобы перевернуть яхту.
