— Следует осознать в конце концов, что природа нулевого портала не зависит от эмоций проникающих в него особей, и….
Маленький курчавый дядька в старомодном пенсне вдруг вскочил:
— Нет, зависит! И непонимание этого фактора чревато многими срывами в программе…
Потом они оба посмотрели на нас. Высокий сказал:
— Привет, племя младое… Интересуетесь природой многомерных конфигураций?
— Ага! — находчиво отозвался Чибис. И потянул меня дальше.
Мы попали в коридор с уходящим вниз полом. По сторонам видны были в слабом свете лампочки приоткрытые двери. Мы наугад сунулись в левую. Там оказалась пустая комнатка с круглым люком посреди кирпичного пола. В люке видны были ступеньки винтовой лестницы.
— Спускаемся? — шепнул Чибис.
— Что-то боязно… — честно сказал я.
— Ага, — согласился он. — Зато интересно.
И мы стали спускаться. А, чтобы приглушить боязнь, я заметил на ходу:
— Сколько у Яныча посетителей, да? А сразу и незаметно…
— Много… Потому он и не страдает от бедности. Несмотря на кризис… Но у него в бизнесе нет ничего такого… нечестного.
— Прочему ты так уверен?
— Ну, ты же сам видишь, какой он!.. И однажды он сказал: «Всякие сделки с совестью сводят на нет чистоту экспериментов…»
— Чибис, каких экспериментов?
— Понятия не имею, — признался Чибис. И вдруг хихикнул: — Может, связанных с «нулевым порталом»?
— А это что?
Чибис опять сказал, что не имеет понятия. И добавил:
— Но ты же понимаешь, наверно, что Яныч — не простой владелец кафе.
Это я понимал. И не раз ломал голову: какие дела скрываются за обычным «кафешным» бизнесом Яныча? Что за люди собираются за дощатыми столами (и похоже, что порой засиживаются до утра)? Хотя, вроде бы, секретов в «Арцеулове» нет. Вон, даже двери нигде не запираются… Но с Чибисом про это мы до сих пор не говорили — будто оба стеснялись чего-то. Да и сейчас разговор оборвался. Потому что закончилась лестница.
Мы пришли в круглое помещение, посреди которого стоял большущий аквариум. В нем неподвижно висела среди водорослей метровая рыба с человечьими глазами на выпуклом лбу. Я как глянул в эти глаза, так отвернулся и больше не смотрел. Будто увидел что-то запретное.
У круглой стены стояли на железных треногах квадратные рамы с натянутой фольгой. Фольга тихонько позванивала, хотя мы на нее даже не дышали.
— Что это? — сказал я.
— Не знаю… Похоже, что какие-то фильтры…
— А что они фильтруют?
Чибис глянул на меня сбоку и сказал то ли всерьез, то ли слегка дурачась:
— Может, человеческие желания. Вредные отбрасывают, хорошие пропускают…
— Это чтобы птичка-колибри не забыла сесть на гаубицу?
— Ну да, — согласился Чибис уже вполне серьезно.
— А рогатка дергается? — вдруг вспомнил я.
— Чуть-чуть… — Чибис приподнял край футболки и потрогал кармашек с большой желтой пуговицей у пояса. Хотел вынуть рогатку, но та зацепилась за пуговицу. Чибис шепотом ругнулся: «Вот зараза…»
— Отрезал бы ты это украшение, — сказал я. — Оно ведь ни за чем не нужно… Или тетушка заругает?
— Лень возиться. А она нисколько не заругает. Ей-то что? Сказала недавно: «Можешь ходить, в чем хочешь…» А я в ответ: «Я в этом как раз и хочу, мне нравится…» Она только рукой махнула. Видать решила, что я неисправим…
Вышли в новый коридор. Там были разные двери, а между ними стояли ящики с китайскими наклейками.
Мы не стали больше соваться ни в одну дверь, а зашагали по коридору, и он привел нас к широкому выходу. И… вот ведь удивительное дело! За распахнутыми створками сиял солнцем знакомый двор! Казалось бы, должно открыться подземелье. Ведь мы недавно шли вниз по наклонному полу, потом спускались по вьющейся лестнице. И вдруг — снова на обычном уровне!..
— У меня, кажется, сдвиг по фазе, — сказал я.
— Вон Ли-Пун, — сказал Чибис. — Как бы не сделал нам «сдвиг», за то, что лазали куда не надо…
Ли-Пун приветливо помахал нам растопыренными пальцами. Он распоряжался у раскрытого фургона. Незнакомые грузчики укладывали на ручные тележки пестрые коробки и везли к дому. Мы подошли — не прятаться же теперь
— Как погуляли любопытные мальчики?
— сияя улыбкой, спросил Ли-Пун. — Что видели интересного? Небось, думали, что там сокровища Монте-Кристо и оружейные склады? А?
— Ничего мы такого не думали, — сумрачно сказал Чибис.
Ли-Пун продолжал улыбаться:
— Одна просьба, господа разведчики. Если вдруг увидите дверь с надписью «Компьютерная», ни при каких обстоятельствах не суйтесь туда… А если вы все-таки… хе-хе… «ни при каких обстоятельствах не сунетесь», не приближайтесь к сундуку и монитору. И Саньке-Соньке скажите, чтобы не приближались. И уж ни в коем случае ничего там не нажимайте. А то подымется такой трам-тарарам, что будет слышно в моем родном Шанхае…
Я понял, что с этой минуты буду жить с постоянным желанием «сунуться и нажать». И хмуро спросил:
— А почему там не заперто, если нельзя входить?
— Ва! — вскликнул Ли-Пун не с китайским, а с каким-то кавказским акцентом. — Какие запоры помогут от любопытных мальчиков!
Разговор оборвался, потому что подлетели к нам Саньчик и Соня. Ликующий Бумсель выписывал вокруг них эллипсы и восьмерки. Никелированные пряжки на джинсовых лямках разбрасывали сияющие вспышки. Сами братец и сестрица тоже сияли:
— Клим, Чибис! Вас дядя Ян зовет! Говорит, что сейчас куда-то поедем!
Ян Яныч сидел в своей комнатушке, которую гордо называл кабинетом (а мы с Чибисом — «конторкой»). Крутнулся к нам на вертящемся стуле. Лицо его было серьезным. Даже слегка смущенным.
— Есть предложение, господа компаньоны… Надо съездить на Андреевское озеро… Нынче дата смерти Леонида Васильича. По обычаю полагается запустить над озером его самолет. Такое вот ритуальное действо… В прошлом году мы запускали с Ли-Пуном, а нынче он занят, говорит: возьми ребят… Как вы смотрите на это?
Мы смотрели… нехорошо говорить, что с радостью, потому что дата печальная, но… проехаться до озера, увидеть в полете громадную модель!
Мы сдержанно сказали, что готовы катить хоть к Черному морю.
Машина у Яна Яныча была, прямо скажем, не как у крутого бизнесмена. Старенькая «пятерка», вроде той, что когда-то возила наше семейство. Но у нас она давно развалилась от ветхости и перегрузок, а эта выглядела еще бодрой. «Эвклид» был закреплен на багажнике — крылья сняты и примотаны вдоль фюзеляжа. У машины топтался Шарнирчик и канючил, что его опять «никуда не берут».
— Как в моторе копаться, так Шарнирчик. А как ехать — сразу фиг на солидоле…
— А кто работать будет у столов? — сказал Ян Яныч.
— Ди арбайт ист нихт вольф унд ин вальд нихт ферляуфен… — дерзким жестяным голосом сообщил Шарнирчик.
— Чего это он? — спросил я.
— Ругается на ломаном немецком, — разъяснил Ян Яныч. — Работа, мол, не волк. Нахватался у студентов с романо-германского факультета… Шут с тобой, садись, зануда ржавая…
— Сам такой… — Шарнирчик обрадовано полез на заднее сиденье. За ним влетел Бумсель. Цепляясь друг за дружку локтями и коленками полезли Соня и Саньчик. Мне и Чибису Ян Яныч сказал:
— В соответствие с незыблемыми постулатами автоинспекции на переднем сиденье могут ехать дети не моложе двенадцати лет. Дети, кто из вас не моложе?
Мы с Чибисом были оба «на тринадцатом году» и дернули жребий (травинки из кулака) — кому ехать впереди? Выпало мне.
Чибис, кажется, надулся.
— Если хочешь, садись вперед ты, — быстро предложил я.
— Еще чего… — Он, сопя, забрался в левую заднюю дверь. — Шарнир, убери свой шарнирный сустав, он мне прямо под ребро…
— Мы возьмем Бумселя на колени, будет просторнее, — примирительно сказала Соня. Бумсель взвыл от радости.
Поехали. Наша главная улица — длиннющая, но в конце концов она превратилась в загородное шоссе. На обочинах облетала черемуха и набухала сирень. Я подумал, что на обратном пути надо наломать букет…
