Затем локатором нащупал мать и, так и не открывая глаз, следовал за ней, пока они не оказались под деревьями. Внезапно сова обрушилась на него — ее когти скользнули по перепонке крыла, чуть не проткнув его.
Теперь они летели низко, среди деревьев. Весь лес уже проснулся, птицы подняли ужасный шум. Шейд упорно продвигался сквозь замысловатое сплетение листвы, стараясь не отстать от матери. Наконец они вырвались на простор, и тут их снова настигла сова. Она камнем ринулась на них. Уворачиваясь от ее когтей, Шейд и его мать резко метнулись в сторону, потом обратно, помчались по направлению к могучим, узловатым ветвям Древесного Приюта и, проскользнув через узкое дупло, оказались в спасительной темноте.
Древесным Приютом называли огромный старый дуб с изрезанной морщинами корой и толстыми, искривленными, выпирающими из земли корнями. Сотни лет назад в него ударила молния — и дерево стало мертвым, окаменевшим. Сереброкрылы выдолбили полости в огромном стволе и ветвях и с тех пор использовали дуб в качестве детской колонии. Каждую весну самки прилетали сюда, чтобы дать жизнь новому поколению и вырастить его. Это было идеальное место для детской колонии. Правда, было довольно трудно находить хорошо скрытые входы и выходы, но зато ни птицы, ни животные не могли проникнуть внутрь.
Когда Шейд вместе со своей матерью ворвались в Приют, летучие мыши, устроившиеся вокруг входа, смотрели на них с ужасом. Снаружи в бешенстве кричала сова — снова и снова она бросалась на дерево, царапала его когтями, пока наконец не улетела прочь, тяжело взмахивая крыльями. Когда все успокоилось, на Шейда и его мать обрушился целый шквал вопросов: «Что случилось? Почему вы так поздно? Разве вы не слышали предрассветный хор? Как вам удалось ускользнуть от совы?»
Не обращая на них внимания, Ариэль сердито повернулась к Шейду:
— Ты ранен?
— По-моему, нет…
Она внимательно осмотрела его крылья, мягко и осторожно ощупала ребра и живот, чтобы удостовериться, что ничего не сломано, ничего не поранено. Затем она крепко прижала его к себе и долго не выпускала из объятий. Шейд почувствовал, что мать дрожит, но тут она оттолкнула его и сердито сказала:
— Зачем ты это сделал?
Шейд оглянулся. Он видел, что другие летучие мыши прислушиваются к их разговору, и кровь бросилась ему в голову. Он тихо пробормотал:
— Чинук… он рассказывал про сов… как его папа сражался с совой, и мне тоже захотелось сделать что-нибудь… — Он хотел было сказать «что-нибудь смелое», но мать перебила его:
— Это было ребячество, и очень опасное. — Ариэль даже не пыталась понизить голос. — Ты мог погибнуть. — Она легонько шлепнула его кончиком крыла, как делала всегда, когда хотела его наказать. — И Чинук вместе с тобой.
— Откуда ты знаешь про Чинука?
— Я наткнулась на него, когда искала тебя.
— Значит, это он тебе наябедничал, — усмехнулся Шейд.
— Да, к счастью для тебя. — Она внимательно посмотрела на него. — Из-за такой же глупости погиб твой отец.
Шейд на мгновение утратил дар речи.
— Он хотел увидеть солнце? — спросил он взволнованно.
Мать никогда не рассказывала об этом. Шейд знал только, что однажды прошлой весной, на исходе ночи, его отец, Кассел, оказался слишком далеко от дома, и его убила сова.
Ариэль печально кивнула.
— Да. Он все время говорил об этом. Он был очень любопытный — нет, скорее упрямый, он не хотел понять, что… — Внезапно она решительно сказала: — Но с тобой такого не должно случиться. Я не хочу за один год потерять и мужа, и сына. Я этого не выдержу.
— Но почему ты никогда не рассказывала мне об этом? — возмутился он.
— Я не хотела наводить тебя на эту мысль. Довольно и того, что ты потерял отца. — Она вздохнула, и взгляд ее смягчился. — Ты уверен, что с тобой все в порядке?
— А зачем он хотел увидеть солнце?
— Обещай мне, что больше этого не сделаешь.
— А отца ты просила обещать тебе это?
— Так ты обещаешь? — настаивала она.
— Это неправильно, — сказал Шейд, насупившись. — Я думаю, что это совы не позволяют нам увидеть солнце. По-твоему, это честно?
Ариэль снова сердито посмотрела на него и на мгновение закрыла глаза.
— Правильно, неправильно… И честность тут ни при чем. Таков порядок… — Она с досадой умолкла. — Я не собираюсь это обсуждать. Ты должен делать, как я велела, и все. Ты даже не понимаешь, какую беду мог навлечь на всех нас.
— Но почему, ведь мы удрали, мы…
Но ему не удалось закончить фразу — к ним медленно летел Меркурий, посланец старейшин колонии.
— С вами все в порядке? — спросил он, грациозно опустившись рядом.
— Да.
— Старейшины хотят побеседовать с вами. Вы в силах подняться на верхние уровни, или мне попросить их спуститься сюда?
— Нет, я могу лететь, — сказала Ариэль и повернулась к Шейду. — Жди меня здесь.
— Они велели привести твоего сына.
Шейд быстро взглянул на мать. В этот день он пережил уже много удивительного. И вот теперь ему предстоит впервые в жизни предстать перед старейшинами. Меркурий взмыл вверх, Ариэль с Шейдом последовали за ним. Шейд чувствовал на себе сотни любопытных взглядов, он был смущен, но в то же время ему было приятно это внимание. Обычно его никто не замечал. А теперь он оказался настолько важной персоной, что с ним хотят говорить старейшины. Он дерзко скользнул взглядом по заинтересованным лицам зрителей, расположившихся на своих насестах. Там был и Чинук рядом со своей матерью, Шейд самодовольно посмотрел на него, и тот отвел глаза.
— Нечего ухмыляться, — прошипела Ариэль. — Поторопись.
Они миновали многочисленные коридоры и поднялись почти на самый верх. Шейду стало не по себе: еще ни разу он не поднимался так высоко.
В конце коридора, тихо переговариваясь между собой, висели четверо старейшин колонии. Шейд и его мать опустились неподалеку от них. Меркурий подлетел к Фриде, что-то прошептал ей на ухо, а затем удалился в маленькую нишу в тени коридора, на случай если его позовут.
Аврора, Батшеба, Лукреция и Фрида — Шейд знал старейшин по именам, но видел их только издалека, и они внушали ему благоговейный трепет. Все они были старые и уже не могли иметь детенышей, и Шейду было непривычно видеть самок без малышей рядом. Фрида, старшая из всех, казалась Шейду самой загадочной. Ее возраст для всех оставался тайной, однако никто не помнил времени, когда не она возглавляла колонию сереброкрылов. Крылья у Фриды морщинистые, но гибкие и сильные, а острые когти крепкие, как корни старого дерева. По маминым рассказам Фрида по-прежнему оставалась беспощадным охотником. Шерсть вокруг ее морды была скорее серой, чем серебристой или черной, проплешины и потертости на теле говорили о ее возрасте, но Шейду нравилось думать, что большинство из них — боевые шрамы.
На левом предплечье Фриды было металлическое кольцо. Шейд спрашивал о нем мать, но она только качала головой и отвечала, что не знает, как оно оказалось у Фриды. Расспрашивать детенышей было бесполезно. Они делали какие-то ленивые предположения, но — и это всегда казалось Шейду непостижимым — не видели в кольце ничего удивительного и интересного.
— Я слышала, вы были на волосок от гибели, — сказала Фрида. — Но почему вы оказались снаружи так поздно, Ариэль? Что случилось?
— Я искала Шейда.
— Он потерялся? — спросила Батшеба, и ее грубый, резкий голос неприятно поразил Шейда.
— Нет, — ответила Ариэль. — Они с Чинуком совершили глупую выходку — хотели дождаться, когда взойдет солнце.
— А где Чинук? — спросила Фрида.
— Он в безопасности. У него хватило ума вернуться в Древесный Приют до восхода солнца.
Шейд насупился и с трудом сдержал готовые сорваться с языка слова. Хватило ума? Чинук струсил, он помчался прочь, как жалкий мотылек!
— А твой сын остался, — сказала Фрида, внимательно глядя на Шейда, в то время как тот упорно рассматривал пол.
— Да, я нашла его как раз вовремя. Сова поджидала его на дереве и уже была готова напасть.
— Но солнце взошло раньше, чем вы добрались до Приюта, — многозначительно заметила Батшеба.
— Да, — печально подтвердила Ариэль.
Среди старейшин воцарилось зловещее молчание. Когда Батшеба вновь заговорила, Шейд не поверил своим ушам:
— В таком случае ты должна была оставить своего сына сове.
— Я знаю, — сказала Ариэль.
Шейд смотрел на нее с ужасом. Как она может так говорить?
— Таков закон, — упорствовала Батшеба.
— Я знаю закон.
— Тогда почему ты его нарушила?
Шейд снова увидел в глазах матери гневный огонь.
— Я не была бы матерью, если бы поступила иначе.
Шейд почувствовал, как недавняя обида сменилась гордостью за мать и горячей любовью к ней. Батшеба хотела что-то возразить, но Фрида с тихим шелестом широко расправила крылья, и все умолкли.
