— Тогда почему ты его нарушила?
Шейд снова увидел в глазах матери гневный огонь.
— Я не была бы матерью, если бы поступила иначе.
Шейд почувствовал, как недавняя обида сменилась гордостью за мать и горячей любовью к ней. Батшеба хотела что-то возразить, но Фрида с тихим шелестом широко расправила крылья, и все умолкли.
— Мы знаем, что случилось весной, Ариэль. Помним, как мужественно ты перенесла потерю Кассела. И ты права. То, что ты сделала, — естественно. Но закон есть закон, хотя он и жесток.
— Все мы скорбим о смерти Кассела, — раздраженно вмешалась Батшеба. — Но Ариэль не единственная, кто потеряла мужа. Со многими это случалось. Ты говоришь, что закон жесток, Фрида, но он защищает нас. Защищает от опасности не только днем, но и ночью. Если соблюдать его, можно избежать многих смертей. — Она снова сурово посмотрела на Ариэль. — Ты поступила эгоистично, ты всех нас подвергла опасности.
Фрида вздохнула:
— К сожалению, это правда.
— Это, конечно, ужасно, — холодно продолжала Батшеба, — но если бы ты оставила своего сына совам, они забрали бы его, и тем дело и кончилось. А сейчас они будут требовать возмездия.
Ариэль кивнула.
— Да. Я знаю, это моя вина, — смиренно сказала она.
— Нет! — выпалил Шейд, прежде чем понял, что делает. Покорность в голосе матери была ему отвратительна. Он не понимал, почему она мирится с тем, что Батшеба унижает ее. Как она смеет так говорить с его матерью! Все смотрели на Шейда, и он растерялся.
— Это моя вина, — поспешно сказал он. — Это я хотел посмотреть на солнце и подговорил Чинука, а солнце вставало так медленно… Но я не понимаю, почему совы обиделись. Мне очень жаль, что я причинил всем столько беспокойства, но я ничего не знал про закон; и мне кажется, что это жестоко и нечестно, как сказала Фрида.
В воцарившемся молчании Шейду впервые в жизни ужасно захотелось стать еще меньше, чем он был, только чтобы его никто не видел.
— Ты явно избаловала своего мальчишку, — сказала Батшеба Ариэли ледяным тоном, — он дерзкий и упрямый. Разве ты не говорила ему, как опасно солнце?
— Оно не превратило меня в пепел, — пробормотал Шейд.
— Что? — спросила Батшеба.
— И не ослепило меня, — еще тише сказал Шейд. — Солнце. Все это просто выдумки.
— Довольно, Шейд, — оборвала его Ариэль и обратилась к Батшебе: — Я накажу его.
Та лишь равнодушно фыркнула:
— Вряд ли этим удовлетворятся совы.
— Не будем беспокоиться о том, чего еще не случилось, — строго сказала Фрида. — Мальчик сделал только то, о чем мечтали многие из вас, — но уже забыли об этом. Да, он еще мал и глуп, но не спешите осуждать его. Спасибо, Ариэль. Идите отдыхать.
Она снова скользнула по Шейду острым взглядом, и ему почудился в нем странный блеск. Одно мгновение он смотрел в темные глаза старой летучей мыши, прежде чем неловко поклонился, бормоча слова прощания.
К тому времени, как Шейд и его мать покинули старейшин, почти все летучие мыши уже спали, свешиваясь со своих насестов.
— Приведи себя в порядок, — велела мать Шейду, когда они устроились на своем месте.
Шейд стал вылизывать пыль и песчинки со своих крыльев. Ему казалось, что происшествие с совой было давным-давно, но он снова и снова вызывал в памяти бесшумные взмахи ее могучих крыльев, резкий свист воздуха, рассекаемого когтями.
— Здорово мы от нее удрали, правда? — сказал он.
— Да, — коротко ответила мать.
— Я и правда видел солнце, ты же знаешь.
Она кивнула.
— Тебе неинтересно?
— Нет.
— Ты все еще сердишься на меня?
— Нет. Но я не хочу, чтобы ты был таким, как твой отец.
— Этого и не будет, — Шейд скорчил гримасу. — Он ведь был очень большой, правда?
— Да. Он был очень крупной летучей мышью. Но и ты можешь стать таким же большим.
— Могу, — уныло согласился он. Потом, оторвавшись от умывания, спросил: — Мам, а летучая мышь может убить сову?
— Нет, — ответила Ариэль. — Никогда.
— Верно, — печально произнес Шейд. — Они слишком большие. Летучей мыши с совой никак не справиться.
— Забудь о том, что сказал Чинук.
— Угу.
— Смотри, вот здесь еще грязь. — Она подвинулась ближе и когтями принялась осторожно вычищать грязь из шерсти на его спине.
— Я могу сам, — сказал Шейд, но только ради приличия.
Пока мать вычесывала его шерсть, он расслабил больное плечо и затих. Его охватило чудесное чувство, он ощущал безопасность, тепло, счастье и хотел, чтобы это длилось вечно. Но когда он закрыл глаза, то увидел, как всходит солнце, ослепительную полоску света, которая запечатлелась на обратной стороне его век.
Шейд старался сожалеть о содеянном, но это было нелегко, особенно когда оказалось, что он стал знаменитостью, по крайней мере среди детенышей. Уже на следующий вечер Осрик, Пенумбра, Яра и некоторые другие потребовали, чтобы он рассказал о приключении с совой. Шейд был настолько счастлив их вниманием что, хотя и старался быть правдивым, невольно приукрасил рассказ. Чинук держался в стороне, Джарод тоже. Но Шейд знал, что и они его слушают.
Он недолго наслаждался своей славой, так как вскоре все летучие мыши отправились на ночную охоту, а Шейд в качестве наказания должен был оставаться дома вместе со старыми и больными летучими мышами. Только на один час около полуночи Шейду разрешалось выйти наружу, чтобы поесть. И даже тогда рядом была Ариэль, и он не мог улететь далеко от Приюта. Но, поскольку Шейд знал, что через две ночи они покинут Древесный Приют и отправятся в путешествие, наказание не очень его огорчало.
Шейд не собирался терять это время впустую: он тренировался летать и приземляться. Пользуясь только локатором, атаковал кусочки мха на стенках ствола, представляя, что это бабочки-медведицы, и «убивал» их. И все время думал. О солнце и о совах. О своем отце, который тоже хотел увидеть солнце.
Раньше он часто приставал к матери с вопросами о Касселе, как тот выглядел, на кого был похож. Теперь же, когда он узнал, как именно погиб отец, он почувствовал невидимые нити, протянувшиеся между ними.
Шейд отдыхал после очередного головокружительного трюка, когда почувствовал дуновение воздуха и увидел Фриду.
— Расскажи мне о солнце, — сказала она, усаживаясь рядом.
У Шейда язык словно прилип к гортани. Старейшая летучая мышь колонии спокойно смотрела на него своими острыми глазами. Ее крылья заскрипели, когда она обхватила ими свое тело, и Шейд почуял исходящий от нее слабый затхлый запах — он подумал, что, наверное, это запах старости. Но она улыбнулась ему, около глаз собрались добрые морщинки, и Шейд немного успокоился.
— Ну, я видел его… — начал он неуверенно, но потом приободрился и рассказал Фриде все, что запомнил. Это было немного, но рассказ получился ярким, живым и правдивым. Фрида слушала очень внимательно, время от времени кивая головой.
— Вы тоже его видели, правда? — повинуясь неожиданному порыву, спросил Шейд.
— Да, я тоже видела. Много лет назад.
— Оно круглое, да? Как луна?
— Да, но гораздо больше.
Шейд от изумления замотал головой. Он даже представить себе не мог, каким ярким может быть такой большой шар.
— Когда я была моложе, многие из нас хотели увидеть солнце. Некоторые даже готовы были умереть ради этого. Не то что сейчас. Теперь это никого не волнует. Они могут соглашаться, что закон несправедлив, но не желают бороться, чтобы изменить его. Как Батшеба. Что ж, может, они правы. Вспомни о своем отце, подумай, что чуть было не случилось с тобой и Ариэль.
— Как получилось, что нам не разрешается смотреть на солнце? Откуда взялся такой закон?
— Мы — изгнанные существа, Шейд, уже миллионы лет.
— Изгнанные?
— Наказанные изгнанием.
— За что? Что мы сделали?
— Будет лучше, если ты увидишь это сам. Пойдем со мной.
Накануне Шейд поднимался на верхние уровни Древесного Приюта, а в этот раз Фрида провела его в самые глубины дерева. Они, кружась, летели вниз вдоль ствола, и Шейд снова поразился его огромным размерам. Шейд и Фрида спускались все ниже и ниже, пока наконец не оказались на покрытом мхом дне. Здесь было очень холодно, чувствовался сильный запах древесины и почвы. Он-то думал, что обследовал каждый дюйм Древесного Приюта, все коридоры и закоулки, но никогда не обращал внимания на этот узкий изгибающийся проход в узловатой древесине, по которому Фриде приходилось продвигаться на четвереньках.
Шейд следовал за ней. Они спускались все ниже, и Шейд подумал, что теперь они находятся глубоко под землей.
— Мы пришли, — наконец сказала Фрида, и Шейд радостно раскрыл крылья и влетел в большую пещеру вслед за ней. От каменных стен исходил такой холод, что Шейд снова вспомнил о зиме. Он услышал шум ветра, но, когда прислушался внимательно, понял, что это голоса летучих мышей.