Разве заснешь тут? С самого сентября как с занозой живу. Начинал я тогда героем, все было понятно, казалось — стоит только пойти в лобовую атаку, и победа будет за мной Не пожалел ни времени, ни имущества, ни своего честного имени. И впустую. Уже октябрь кончается… Как ведь получилось? Я первый в нашем классе понял, что мир устроен не так уж красиво. Вовсе не вещи служат людям, а совсем наоборот — с утра до вечера мы на них работаем, тратим силы на то, чтобы им было хорошо. Включаем, выключаем, носим, лечим. Причем думаем, что это нам самим надо! Но можно бы и потерпеть, если б не было банды замечательных вещей, которые хочешь не хочешь, а полюбишь. Благодаря этой любви вещи мощнеют просто зверски и начинают упорядочивать людей, подчинять себе полностью. Любовь ведь и есть та пробивная энергия, которая позволяет им вселяться в нас. В натуре вселяются! Вытесняют все лишнее, ненужное — “хаотическое”, как они выражаются. И человек становится куклой на ниточках.
Это я понял в сентябре, когда вещички в моей квартире образовали ударную группу по имени Система и принялись за меня. Мне повезло, у них произошла осечка, и я начал борьбу с ними. Глупый был, зеленый. Но все-таки быстро разобрался, что бороться по-настоящему не смогу, пока не сломаю в себе любовь к ним. И у меня это получилось, отшил их. Тогда они взялись за родителей, за друзей…
Папа теперь каждую неделю как заведенный таскает забарахливший “видик” по всему городу к каким-то особым мастерам. И еще собирается покупать персональный компьютер, чтобы утешиться. С маманей тоже что-то творится. Началось с кожаного пальто, а сейчас, похоже, ее атакует уже весь гардероб… Алекс зашелся на электронной игре, которую я кокнул четвертого сентября, в день генерального сражения. Забрал у меня обломки и паяет их, не щадя себя и близких. Один раз пожарников вызывали. А чего рыпаться, если Алекс в электричестве ни бум-бум, не знает даже, зачем в игре нужен ток… Петя Жаров от тоски по моему магнитофону завел копилку и все денежки, предназначенные для завтраков, обедов и кино, опускает туда… Короче, обстановочка. Чем родителям помочь, если они про эту “любовь-энергию” и слушать не хотят? К врачу пытаются затащить… Наверное, не лучший выход я нашел, а что было делать! Решил просто-напросто разрушать драгоценное имущество. Думал, кому охота развалюху любить? Снес на помойку и забыл. Тем более выводить из строя вещи я действительно умею незаметно и быстро. Папа думал, что пошутил насчет “ломательского таланта”, а на самом деле попал прямо в точку… Зато, как начал я вырывать из других людей ту зловредную любовь, круша направо-налево, так и разгорелась война. До сих пор не затухает, хотя я давно уже перешел к глухой обороне. Вещи борются со мной по-своему. Они используют любую возможность, даже ломаются, чтобы подстроить мне несчастный случай. Укрощают, значит, разбушевавшуюся стихию. А стихия для них — это я.
Наверное, что-то важное я не улавливаю. Гроблю вещи, а они вселяются еще злее. Странно, никуда эта поганая любовь-энергия не девается. Кроме того, нападения на меня становятся все более гадские, как будто они наперед знают о каждом моем шаге. Правда, голова-то у меня пока варит, и кое-какие соображения на этот счет в ней появились.
Должен быть управляющий Центр. Уж я-то знаю, какая у вещей бюрократия. И у Системы, которая занимается упорядочиванием людей, наверняка бюрократии не меньше. Судя по газетам, нормальный Центр действует так: в урожайные годы забирает излишки, а в трудное время подкармливает слабаков. Почему у Системы не может такого быть? Когда есть лишняя любовь-энергия, она отдается в Центр. А когда энергии начинает не хватать, Центр тут как тут со своими запасами! То же самое и со слежкой за мной. Каждая вещь знает обо мне понемногу, и если эти сведения соберутся в одном месте, то они будут знать обо мне все. Ну что, грамотно рассуждаю?
Рассуждаю-то грамотно, а что делать дальше — непонятно. Ну, перестал я ломать вещи, и давно уже… Как теперь искать Центр? Кто подскажет?
Ровно полночь. Надо напрячься и заснуть. Кстати, в это время ко мне и являлся гость с чердака. Давненько дело было! Тогда Система только-только начала меня в оборот брать… Эх, инспектор, славно мы с тобой беседовали! Я ведь на следующий же день отправился на чердак — в твое “министерство”. А что толку, ничего там не нашел, кроме голубиного помета. Наврал ты мне, что ли? Или Чердак уже упразднили?.. В общем, Чердак в качестве Центра явно отпадает.
Да и времени искать совсем нет. Надо же хоть иногда уроки передирать! Училки-то небось торжественно поклялись мне “неудов” в четверти наставить. И родители по голове не погладят, в последнее время они совсем озверели. Вчера, кстати…
…— Кстати, Токарев, вчера тебе сильно попало? — Учительница физики оборвала пылкую речь в защиту электрических зарядов и взъерошила Саше волосы.— Конечно, это не по-товарищески, что я передала дневник твоим родителям… Уж теперь-то, наверное, ты за ум возьмешься!
И поплыла по проходу дальше, продолжив объяснения.
Смотрите-ка, Лялька извиняется,— прозудела в токаревский затылок сидящая сзади Лена Печкина.— Боится, что ли?
Просто стыдно стало, тоже ведь человек,— заступился Алекс, вечный друг Токарева и сосед Печкиной.
Саша счел своим долгом успокоить учительницу:
-Елена Аркадьевна, да вы не волнуйтесь насчет моих родителей! Они со мной нормально поговорили, я согласился всю жизнь за водкой бегать.
Класс ничего не понял, но мгновенно стих, прислушиваясь. Елена Аркадьевна устало опустилась на свободную парту.
— С твоими шутками, Токарев, только в цирке выступать. — Я не шучу,— оскорбился Токарев — За водкой,— значит, за водкой, подумаешь! А еще могу мусор подбирать…
Теперь класс шумно поприветствовал такие планы на будущее.
— Сашка, не ерунди! — больно пихнулась Марина Мерецкая, соседка по парте. И строго зыркнула сквозь стекляшки очков.— Охота в дурачках ходить?
Он замолк, разминая пострадавшее ребро. Впрочем, классный руководитель уже забыла о трудновоспитуемом ученике и о его странных родителях. Незаметно для себя она переключилась на особенности образования статических зарядов на одежде учащихся. Материал сверх программы всегда служил ей верным средством для устранения двусмысленных ситуации.
Саша собрался было продолжить с Алексом прерванную партию в “крестики-нолики”, но тут что-то тяжелое навалилось ему на ноги, угрожающе звякая. Он даже дернулся от неожиданности Однако сразу сообразил: это сидящий впереди Петя Жаров, мощно работая пятками, проталкивает под партой здоровенную сумку.
Тихо! Тащи на себя!
Зачем? — обалдело спросил Токарев.
Подвинешь Хлумову через проход. Скажи, что от меня. Деньги может в конце дня отдать. Ну, давай!
Что именно находится в сумке — Токарев отлично знал. Жаров сегодня учудил — притащился в школу с огромным количеством пустых бутылок. Донесся до него слушок, будто в классе можно их выгодно сдать. Для Пети, озабоченного накоплением средств на вожделенный магнитофон, это было очень кстати: стеклотары в доме поклонника пепси-колы всегда хватало. А поход в обычный пункт приема закончился для него сокрушительным поражением: приемщица забрала бутылки, но, чтобы отдать деньги, потребовала предъявить кого-нибудь из старших.
Саша глянул на сидящего через ряд Хлумова. Покупатель бутылок был откровенно занят. Молча общался с ребятами из разных концов класса, выкидывая им на пальцах то ли цифры, то ли знаки, и делал в блокноте какие-то пометки. Такая картина была вполне привычной, ее можно было наблюдать на всех уроках в течение последнего месяца. Саша видел нечто похожее по видеомагнитофону, когда тот еще работал,— там это называлось “биржей”. В хлумовскую “биржу”, помимо жестов, входили отрывистые фразы типа: “Егоров взял семь у пенса на Малой Балканской”. Или: “Возле углового дома на Будапештской обнаружил габаритный ресурс. Нужно три человека”.
Ты с ним чего… контачишь? — недоверчиво спросил Саша у Жарова.
А чего? Я тут поспрашивал насчет бутылок Все говорят: сдай Хлумову. А мне его на перемене не словить, пока я повернусь — он за дверь.
Алекс, который давно уже просовывал голову между Токаревым и Мерецкой, встрял в разговор:
Слушай, Токинг, если я твою игру починю, ты мне ее отдашь?
Я тебе давно уже ее отдал,— раздраженно отмахнулся Токарев.— Сколько можно повторять? Ковыряйся в этом хламе до посинения.
Мне тоже деньги очень нужны.— Алекс погрустнел.— Импортные детальки ужас сколько стоят… Петька, подарил бы ты мне половину бутылок, а?
Жаров нетерпеливо заерзал, глаза его забегали.
— Токинг, передавай скорее! А то опять не успеем!
Саша скрючился и стал тянуть сумку. Она не поддавалась, только предательски позвякивала. В этот момент живой рассказ учительницы оборвался. Причем на очень важном месте — законе сохранения заряда.
