Юлия Иванова - Лунные часы (Сказка для взрослых пионерского возраста)

— Качалкиным, который так и не сумел раздобыть Тайну. Попадёт в какую-либо соответствующую сказку или пословицу про бедолагу или растяпу с благими намерениями — мало ли их народ насочинял! А может, новую сказку про него сложат. Вроде как про стойкого оловянного солдатика. И про его Василису, что ждала-не дождалась, да и выскочила за Змея-Горыныча…

— Не-ет! — снова заревела, вцепившись в меня Петрова, — Не пущу-у!

— Это всё сон, Петрова, — я безуспешно старался её отодрать от себя, — Просто нам снится одинаковый сон, это бывает в горах, может, маков нанюхались…Мальчиш отведёт тебя в палатку, утром проснёшься спокойненько…

— А тебя не-ет, — ревела Петрова, — Не хочу-у!

Тут длинный лунный луч коснулся короткого, послышался хрустский звук, будто льдина раскололась. Из образовавшейся под ногами чёрной дыры потянуло погребом.

— Ой, мамочки, — сказала Петрова и села на пол прямо на римское «три». «Потрясный сон», — уговаривал я себя, чтобы не дрожать. Лицо Мальчиша было совсем близко, и я подумал, что ему лет десять, не больше. Звезда на его будённовке была прострелена, на щеке запеклась струйка крови.

— Возьми, товарищ, это дудка-побудка, она зовёт в дорогу, не даёт порасти мхом. Слишком много вы привыкли спать, вот и Тайну проспали, а на Куличках останавливаться нельзя, понял? В случае чего — дуди во всю мочь, мёртвого подымет. Только учти — использовать её можно лишь трижды. И вот тебе часы — я их перевёл на час назад. Когда на них будет двенадцать, твоё время кончится. Прыгай! Будешь вниз лететь — старайся не дышать — там пыль веков…Скорее, пролом закрывается!

— Прощай, Мальчиш, — мы обнялись, — Прощай, Петрова! Петрова, ты где?

— Небось, спряталась со страху. Я о ней позабочусь, товарищ. Возвращайся с победой!

Чёрная дыра быстро сужалась. Я сделал ещё шаг, и тут меня втянуло в неё, будто в пылесос, завертело, закрутило…Потом я шлёпнулся на что-то мягкое, ничего не различая в тёмносерой мгле и стараясь не чихать, хоть в носу нестерпимо щекотало. Я боялся разбудить ребят, по-прежнему уверенный, что сейчас проснусь.

Но тут рядом кто-то несколько раз подряд чихнул. Так серийно, по-кошачьи, умела чихать только Петрова.

Пыль веков рассеялась, и в ней проступила перепуганная чумазая физиономия Петровой в ореоле всё той же утёсовской шляпы. Петрова прохныкала, что хотела просто поглядеть, что там, в дыре, и вообще думала, что спит, но её вдруг ка-ак туда втянуло, и теперь она хочет домой.

Но никаких «домой» вокруг уже и в помине не было. Какие-то холмы, звёзды над головой и гробовая тишина. Слышно только, как волшебные часы у меня на руке тикают. На которых каждая минута равна году…

Петрова сказала, что я должен её немедленно спасать, потому что она ведь не могла отпустить меня одного на какие-то кулички, поскольку обещала моей маме за мной присматривать, потому и прыгнула первой в дыру во времени. Короче, получалось, что Петрова ради меня совершила подвиг, а я должен воздать ей за это должные почести, побыстрей найти Тайну и вернуть Петрову в палатку. Потому что сказочное время тикает.

— «Пошли, пошли», — передразнил я, — Куда идти-то?

— Давай, куда глаза глядят.

Но глаза у меня глядели направо, а у Петровой — налево. Так мы и бродили, переругиваясь, туда-сюда. А вокруг всё те же ровненькие одинаковые холмы, одинаково крупные звёзды безо всяких созвездий, воздух неподвижный, ни ветерка, ни запаха. Трава слишком зелёная, песок слишком жёлтый, кроны деревьев сплошные — ни ветвей, ни листьев. Будто декорация в театре. Или у них в сказочном измерении так и полагается?

Шли мы, шли, совсем из сил выбились, а вокруг всё те же одинаковые холмы и нескончаемая ночь. Ни огонька, ни жилья, ни живой души. Ничего такого.

Петрова плюхнулась на холм и заревела. Девчонкам хорошо, я бы сам сейчас поревел.

— Алик, я поняла, — вдруг сказала Петрова, — Это и есть кулички, ну холмы эти дурацкие. Кулиги, кулички, означают «холмы» — я где-то читала. А раз мы у чёрта на куличках, значит, и он где-то тут должен быть…

Девчонки умеют реветь и думать одновременно. Петрова ревела и думала, как бы ухитриться спросить дорогу у того, кого даже поминать вслух запрещено, как ей объяснила одна верующая тётя. Только помянешь — жди беды.

— У настоящего хозяина во владениях должны быть указатели, — сказала Петрова, — И если хозяин куличков меня слышит, не мешало бы ему обратить внимание на эту бесхозяйственность.

Тут рядом кто-то хихикнул и мохнатая лапа с длиннющим указующим перстом простёрлась куда-то за горизонт. Однако пальцы-когти тут же сложились в фигу.

— Дурацкие шуточки, — передёрнула плечами Петрова. «Фига» разжалась, и мохнатый палец стал царапать прямо по небу, сшибая звёзды:

«Чем чёрт не шу…»

Всезнающая Петрова перекрестила надпись, которая мгновенно исчезла вместе с пальцем.

— Алик, гляди! Вон там!

Вдали за куличками замерцал огонёк.

— Алики в валенках, а я — Олег, — буркнул я. Не нравилось мне всё это.

Но ничего не оставалось, как идти на огонёк. Вскоре мы оказались перед вполне современным павильоном-стекляшкой с броской вывеской:

ФИРМА «У ЧЬЁЙ-ТО БАБУШКИ»

И пониже:

«всевидящей, всезнающей, всесильной и всемогущей»

— То, что надо, — обрадовалась Петрова, — «всевидящая, всезнающая»… Вот и спросим про Тайну.

— Балда, это ж его, рогатого, бабушка. «У чьёй-то бабушки» — ха! Это он нарочно переделал, чтоб не догадались.

Тут из салона вышла девушка с зелёными волосами, похожая на маму Сидорова из нашего класса. Вообще-то сидоровская мама — блондинка, но голову моет синими чернилами, из-за чего они становятся почему-то зелёными. Сидоровский папа ворчит, что это вызов общественному мнению и его из-за этих водорослей в загранкомандировку не пускают. А сидоровская мама отвечала, что у неё нет времени часами сидеть в парикмахерской вместо того, чтобы готовить семейству Сидоровых завтраки, обеды и ужины, что она от домашних забот поседела, но седой ходить не намерена, этого сидоровский папа не дождётся. Так что уж пусть потерпит её зелёную. А на его загранкомандировки ей плевать — там стриптиз да синтетика.

— Ой, кого я вижу! — заворковала зеленоволосая, — Петрову с Качалкиным! Пионерчики вы мои. Будьте готовы!

— Всегда готовы!отозвались мы хором, — Нам бы эту, как её…

— Чьёйтову бабушку? Так вот она, перед вами, просто хорошо сохранилась. Для этого надо никогда не есть, не спать и на всё плевать.

Бабушка сказала, что спрашивать нам её ни о чём не надо — она будет сразу отвечать, потому что всё про нас знает, всё видит и всё может. И если мы ей не верим, то, пожалуйста, исполнит в виде доказательства любое наше желание.

Только я собрался попросить её немедленно вернуть нам Тайну, как Петрова вдруг как ляпнет:

— Хочу быть красавицей.

Я зашипел, чтоб она не мучилась дурью, что она, конечно, не Василиса Прекрасная, но нос и глаза на месте, бывает в сто раз хуже, и вообще не во внешности дело, нечего про всякие глупости думать в сказочном измерении. Но Чьёйтова бабушка сказала, что Петрова права, что лишь в сказке можно из обыкновенной девчонки сделать красавицу, но в петровском заказе не хватает точности, потому что понятие красоты относительно. Одни находят красивыми светлые волосы, другие — тёмные, третьи — вообще бреются наголо. Одни специально худеют и отбеливаются, другие — загорают и кольца в носу носят. Вон даже классическая красота Венеры Милосской…

— Ну её, Венеру, сказала Петрова, — Она толстая и без рук. Хочу как Стакашкина из шестого «А».

Ничего не скажешь — Стакашкина из шестого «А» — настоящая красавица, это всем известно. Но я часто слышал, как Петрова говорила, что ей лично Стакашкина не капельки не нравится. Что она воображала, кривляка и всё такое.

А тут, откуда ни возьмись, появилась сама Стакашкина. Румяная, синеглазая и ужасно красивая. Почему-то тоже в утёсовской шляпе, которая, впрочем, ей даже шла.

— Привет, Стакашкина, — сказал я, — Только тебя здесь не хватало.

— Сам ты Стакашкина. Что, не узнал? Нельзя ли зеркальце?

— Дело в шляпе, — замурлыкала Чьёйтова бабушка, — И дело в шляпе, и тело в шляпе. Зеркало в студию!

Тут я понял — это она Петрову так здорово превратила, потому что самой Петровой нигде не было. Перед Петровой-Стакашкиной возникло целое зеркальное трюмо. Трёхстворчатое.